Икс или игрек? - Кристи Агата (читать книги полные txt) 📗

6

Таппенс подошла к воротам «Сан-Суси» без двадцати минут два. Она свернула с подъездной аллеи, прошла по саду и вошла в пансион через открытую садовую дверь гостиной. Из глубины дома доносились запахи ирландского жаркого [47], звон посуды и приглушенные голоса. В «Сан-Суси» были заняты ответственным делом – обедали.

Таппенс выждала за дверью гостиной, пока горничная Марта не прошла через холл в столовую, а тогда, сняв туфли, взбежала на второй этаж. Зайдя на минуту к себе, она сунула ноги в мягкие фетровые тапочки, вышла на площадку и проскользнула в комнату миссис Переньи.

Оказавшись внутри, Таппенс огляделась. Ей было противно. Малоприятное занятие – лезть в чужую жизнь. Совсем непростительное, если миссис Перенья на самом деле – просто миссис Перенья.

Таппенс нетерпеливо, по-собачьи встряхнулась, как, бывало, когда-то в молодости. Война же идет. Чего тут раздумывать?

Она подошла к туалетному столику. Быстро и ловко просмотрела содержимое ящиков. Занялась высоким бюро. Здесь один ящик оказался заперт. Это уже кое-что. Томми получил в свое распоряжение некоторые специальные инструменты вместе с инструкцией по их применению. От него все это досталось и Таппенс. Два-три ловких поворота кисти, и ящик открылся.

Внутри оказались: шкатулка с деньгами, сумма – двадцать фунтов бумажками и еще сколько-то серебром; коробочка с драгоценностями; и пачки разных бумаг. Они-то и представляли для Таппенс главный интерес. Она стала их проглядывать, быстро, по диагонали, – приходилось торопиться. Читать подряд не было времени.

Закладные на «Сан-Суси», банковский счет, письма. Время летит. Таппенс перебирала письма, отчаянно напрягая внимание: не мелькнет ли что-нибудь подозрительное, похожее на шифр?

Два письма от «друга из Италии», с многословными рассуждениями, как будто бы вполне невинные. Но так ли это на самом деле? Письмо от некоего Саймона Мортимера из Лондона, деловое, формальное, почти не содержащее информации, – непонятно, почему его хранят. Может быть, мистер Мортимер в действительности – кто-то другой? Нижнее в стопке письмо подписано: Пат. Выцветшие чернила. Пишу тебе последний раз, Эйлин, моя любимая...

Нет, только не это! Этого письма Таппенс читать не станет! Она сложила его, подсунула вниз, но вдруг, встрепенувшись, едва успела задвинуть ящик – запереть уже некогда, – и когда дверь открылась и на пороге появилась миссис Перенья, миссис Бленкенсоп рассеянно перебирала флаконы на умывальнике.

Миссис Бленкенсоп повернула навстречу хозяйке глупую, испуганную физиономию.

– Ах, миссис Перенья, ради бога, простите меня! Я возвратилась из Лондона со страшной головной болью, мне необходимо принять аспирину и лечь, но мой аспирин куда-то запропастился, и я подумала, вы не рассердитесь, я знаю, что у вас он есть, вы на днях предлагали таблетку мисс Минтон.

Миссис Перенья ринулась в комнату. Она с явным неудовольствием в голосе ответила непрошеной гостье:

– Разумеется, миссис Бленкенсоп, какой может быть разговор. Почему вы не обратились прямо ко мне?

– Да, конечно, на самом деле надо было попросить у вас, я знаю, но вы все сидели за столом, а я ужасно не люблю, вы понимаете, привлекать к себе общее внимание...

Миссис Перенья, чуть ли не оттолкнув Таппенс, схватила с умывальника пузырек с таблетками.

– Сколько вам? – довольно нелюбезно спросила она.

Миссис Бленкенсоп решила взять три. В сопровождении миссис Переньи она возвратилась к себе и не стала отказываться, когда та предложила ей грелку к ногам.

Уже в дверях миссис Перенья сделала последний выстрел:

– У вас ведь есть свой аспирин, миссис Бленкенсоп. Я видела.

Таппенс поспешно ответила:

– Ах да! Конечно. Я знаю, что он где-то тут есть. Но, так глупо с моей стороны, когда понадобилось, я ну никак не могла вспомнить, где он.

Миссис Перенья, обнажив в улыбке крупные белые зубы, пожелала ей хорошенько отдохнуть до чая и удалилась. Таппенс облегченно вздохнула, но еще некоторое время лежала, замерев, – на случай если та вдруг спохватится и вернется. Заподозрила ли хозяйка что-нибудь? Какие у нее большие белые зубы – чтобы съесть тебя, дорогая [48]. Таппенс всегда вспоминала эти слова при виде ее зубов. И руки тоже – какие у миссис Переньи большие, страшные руки.

К присутствию миссис Бленкенсоп у себя в комнате она, кажется, отнеслась вполне спокойно. Но позже, когда она обнаружит, что ящик в бюро отперт, не возникнут ли у нее подозрения? Или она подумает, что сама забыла его запереть по рассеянности? С кем не случается. Удалось ли Таппенс сложить бумаги в том же порядке, как они лежали? Но если миссис Перенья и заметит, что кто-то в них рылся, разве не естественнее ей будет подумать на кого-нибудь из прислуги? А если ее подозрения все же падут на миссис Бленкенсоп, она, вернее всего, решит, что дамочка проявила непомерное любопытство. Бывают, как знала Таппенс по собственному опыту, люди, которые не способны удержаться и норовят все разнюхать и подсмотреть.

Но, с другой стороны, если миссис Перенья и есть немецкий агент Игрек, тогда она будет опасаться контршпионажа. Были ли в ее поведении хоть какие-то признаки настороженности? Она держалась как будто бы вполне естественно – вот только это язвительное замечание под занавес насчет своего аспирина.

И тут Таппенс вдруг села на кровати. Она вспомнила, что ее аспирин вместе с йодом и мятными лепешками лежит у нее в ящике письменного стола, куда она сунула все это хозяйство с глаз долой, когда только устраивалась в этой комнате.

Похоже, не она одна в «Сан-Суси» роется в чужих вещах. Миссис Перенья ее в этом опередила.

Глава 7

1

На следующий день в Лондон уехала миссис Спрот. В ответ на ее робкие намеки несколько обитателей «Сан-Суси» немедленно вызвались в порядке очереди присматривать за Бетти.

Когда миссис Спрот, с последними наставлениями дочери вести себя очень-очень хорошо, покинула пансион, Бетти сразу же прилепилась к Таппенс, которая взяла на себя утреннее дежурство.

– Иглать, – заявила Бетти. – Плятки.

Она с каждым днем говорила все лучше и к тому же усвоила один верный прием: склонив набок головку и награждая собеседника обворожительной улыбкой, она заключала просьбы волшебным словом «позалуста».

Таппенс думала выйти с ней на прогулку, но лил дождь, поэтому они вдвоем отправились в номер Спротов, и Бетти сразу подошла к комоду, где хранились ее игрушки.

– Будем прятать Бонзо? – спросила Таппенс.

Но Бетти уже передумала и потребовала, чтобы ей почитали.

Таппенс вытянула с конца книжной полки довольно потрепанную книжку. И сразу же была остановлена воплем Бетти:

– Нет, низзя! Похой!.. Гадкий!

Таппенс с недоумением перевела взгляд с девочки на книжку. Это был «Джек Хорнер» [49] с цветными иллюстрациями.

– Разве Джек – плохой мальчик? – спросила Таппенс. – Оттого что выковырнул сливу?

– Похой, – убежденно повторила Бетти. И с нечеловеческим усилием: – Гр-р-рязный.

Она выхватила книжку у Таппенс из рук и засунула обратно на прежнее место, а с другого конца полки вытащила точно такую же и, сияя, объявила:

– Чистый, рахоший Дже-кор-р-нер!

Оказалось, что потрепанные, испачканные книги у Бетти изымались и заменялись новыми экземплярами того же самого издания. Таппенс усмехнулась. «Гигиеническая мамаша» эта миссис Спрот, из тех, что панически боятся микробов и недоброкачественной пищи и следят, чтобы ребенок не потянул в рот нечистую игрушку.

Таппенс, выросшая в деревне, среди непринужденной обстановки в доме приходского священника, относилась к такому сверхгигиеническому чистоплюйству с изрядной долей презрения и своих детей воспитала, как она шутила, «иммунизированными против грязи». Однако тут она покорно раскрыла новенького «Джека Хорнера» и стала читать девочке, сопровождая текст пояснениями. Бетти тоже лепетала: «Вот Джек – вот слива – в пироге!» – и тыкала в картинки липким пальчиком, явно обрекая и эту книжку на скорое изгнание из своего гигиенического обихода. Потом они прочли «Гуси, гуси, гусики» и «Жила-была старушка в дырявом башмаке», а потом Бетти прятала книжки одну за другой, а Таппенс их долго-долго искала, к вящему ликованию малышки. За этими занятиями часы утреннего дежурства пролетели быстро.