Расплата кровью - Джордж Элизабет (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
– Не… видел…
— Что? – нетерпеливо переспросил Линли. – Не видел что?
Хейверс наклонилась вперед:
– Кого? Гоуван, кого!
С огромным усилием глаза паренька нашли ее. Но он ничего больше не сказал. Его тело еще раз содрогнулось и замерло.
Линли увидел, что, сам того не замечая, крепко сжал рубашку Гоувана в отчаянной попытке вдохнуть жизнь в его изуродованное тело. Теперь он отпустил ее, позволив – теперь уже трупу – снова лечь на ступеньку, и почувствовал, как его охватило ощущение яростного бессилия. Оно зародилось, как вопль, возникший глубоко внутри мышц, тканей и органов, вопль, рвущийся наружу. Он подумал о непрожитой жизни – и последующих поколениях, бессердечно уничтоженных в одном пареньке, который сделал… Но что? За какое преступление он заплатил? За какое случайное замечание? За какой случайно узнанный факт?
У него защипало в глазах, сердце болезненно колотилось, и он решил позволить себе на минуту раслабиться, не прислушиваться к словам сержанта Хейверс. Ее голос прерывался от боли и жалости:
– Он вытащил эту проклятую штуку! Боже мой, инспектор, должно быть, он ее вытащил!
Линли увидел, что она снова идет к стоявшему в углу бойлеру. Опускается на колени, не обращая внимания на то, что пол залит водой. В руке у нее обрывок полотенца; обернув им ладонь, она что-то поднимает из лужи… Это был кухонный нож, тот самый нож, который Линли видел в руках кухарки всего несколько часов назад.
8
В судомойне было чересчур тесно, поэтому инспектор Макаскин лихорадочно мерил шагами кухню. Его левая рука на ходу скользила вдоль стоявшего в центре стола; пальцы правой руки он грыз с ожесточенной сосредоточенностью. Его взгляд метался с окон, которые безучастно являли ему его собственное отражение, на закрытую дверь, ведущую в столовую. Оттуда доносился громкий плач женщины и полный ненависти голос мужчины: родители Гоувана Килбрайда из Хиллвью-фарм, встретившись с Линли, не слишком с ним церемонились, охваченные первым гневом своего горя.
Этажом выше, над ними, за закрытыми и охраняемыми дверями подозреваемые ждали вызова полиции. Снова, подумал Макаскин. Он громко выругался, терзаясь угрызениями совести: не предложи он выпустить всех из библиотеки ради ужина, Гоуван Килбрайд вполне мог остаться в живых.
Макаскин как раз развернулся, когда дверь в судомойню открылась и оттуда вышли медицинский эксперт из Стрэтклайда и Сент-Джеймс. Он торопливо к ним подошел. За их плечами он увидел двух других криминалистов, все еще отчаянно пытавшихся собрать улики, не уничтоженные водой и паром.
– Задета правая ветвь легочной артерии – мое предварительное заключение. Посмотрим, что покажет вскрытие, – пробормотал эксперт Макаскину, снимая перчатки и засовывая их в карман пиджака.
Макаскин вопрошающе посмотрел на Сент-джеймса.
– Возможно, тот же убийца. – Сент-Джеймс кивнул. – Правша. Нанесен всего один удар, как в тот раз…
– Мужчина или женщина?
Сент-Джеймс, задумавшись, вздохнул:
– Полагаю, что мужчина. Но я не стал бы исключать и женщину.
– Но для подобного удара требуется значительная сила!
– Или выброс значительной дозы адреналина в кровь. Такое могла сделать и женщина, если ее довести.
– Довести?
– Слепая ярость, паника, страх.
Макаскин слишком сильно прикусил кожу на пальце и почувствовал вкус крови.
– Но кто? Кто? — риторически вопрошал он.
Отперев дверь в комнату Роберта Гэбриэла, Линли увидел, что тот сидит словно узник в одиночной камере. Он выбрал самый неудобный стул и сидел на нем, весь сгорбившись, оперевшись локтями о колени, а его наманикюренные пальцы вяло болтались.
Линли приходилось видеть Гэбриэла на сцене, особенно памятным был «Гамлет» четыре сезона назад. Но теперь, увидев его крупным планом, он просто не узнавал того актера, который увлекал публику в глубины истерзанной души принца Датского. Несмотря на то что ему было лишь немного за сорок, Гэбриэл успел сильно сдать. Под глазами образовались мешки, а жировые отложения уже плотно угнездились вокруг его талии. Волосы были хорошо подстрижены и идеально уложены, но, невзирая на гель который должен был удержать их в модной прическе, они казались жидковатыми и какими-то неестественными, словно он их подкрасил. На макушке волос едва хватало на то, чтобы прикрыть лысинку, маленькую, но неуклонно растущую. Предпочитавший молодежный стиль, Гэбриэл носил брюки и рубашки такой расцветки и из таких тканей, которые были уместны летом в Майами-Бич, но никак не зимой в Шотландии. Они были нелепы, они выдавали раздерганность в человеке, от которого ожидаешь уверенности в себе и непринужденности.
Линли кивком направил Хейверс ко второму стулу, а сам остался стоять. Он выбрал место рядом с роскошным, из твердой древесины комодом: оттуда он мог беспрепятственно разглядывать лицо Гэбриэла.
– Расскажите мне о Гоуване, – сказал он. Сержант зашуршала страницами своего блокнота.
– Всегда думал, что моя мать разговаривает как полицейский, – устало отозвался Гэбриэл. – Вижу, что не ошибся. – Он потер шею, словно хотел размять затекшие мышцы, затем выпрямился и взял с ночного столика дорожный будильник – Его дал мне мой сын. Нелепая вещица. Он уже не в состоянии правильно показывать время, но я не могу выбросить его на помойку. Я бы назвал это родительской преданностью. А моя мама назвала бы это чувством вины.
— Сегодня днем у вас вышла ссора в библиотеке.
Гэбриэл насмешливо фыркнул:
– Да. Кажется, Гоуван решил, что я насладился кое-какими прелестями Мэри Агнес. Ему это не очень понравилось.
– А вы насладились?
– Господи. Теперь вы говорите как моя бывшая жена.
– Возможно. Но вы уходите от ответа на мой вопрос.
– Я поболтал с ней немного, – бросил Гэбриэл. – Только и всего.
– Когда это было?
– Не помню. Вчера. Вскоре после моего приезда. Я распаковывал вещи, а она постучала в дверь, якобы принесла мне полотенца, в которых я не нуждался. Ну и осталась поболтать, достаточно долго, чтобы выяснить, есть ли у меня знакомые среди актеров, которые стоят первыми в ее списке, в смысле матримониальных перспектив. – Гэбриэл воинственно подождал, а когда дополнительных вопросов не последовало, сказал: – Хорошо, хорошо. Может, я немного погладил ей плечико или что-нибудь еще. Или поцеловал. Не помню.
– Может быть, погладили? И не помните, целовали или нет?
– Я не обратил внимания, инспектор, я же не знал, что мне придется отчитываться за каждую секунду, проведенную здесь, перед лондонской полицией.
– Вы говорите так, словно прикосновения и поцелуи – это нечто вроде молотка невропатолога, которым он бьет по коленной чашечке, – заметил с бесстрастной учтивостью Линли. – Что же должно было произойти, чтобы вы соизволили это запомнить? Совращение по полной программе? Попытка изнасилования?
– Ладно! Она сама была весьма не против! И я не убивал этого парнишку. Было бы из-за чего…
– А что все-таки было?
У Гэбриэла достало совести, чтобы изобразить смущение.
– Боже мой, ну, чуть прижал ее. Может, залез под юбку. Я не укладывал эту девушку в постель.
– По крайней мере не тогда.
– Вообще не укладывал! Спросите у нее! Она скажет вам то же самое. – Он прижал пальцы к вискам, будто хотел унять боль. Его лицо, все в синяках от схватки с Гоуваном, казалось изнуренным. – Послушайте, я не знал, что Гоуван положил глаз на эту девчонку. Я тогда даже его не видел. Не подозревал о его существовании. Я-то подумал, что у нее никого нет. И, клянусь Богом, она даже не противилась. Да с чего бы ей, если она так увлеклась, так старалась сполна насладиться…
В голосе актера прозвучала гордость, свойственная тем мужчинам, которые просто не могут не обсуждать свои сексуальные победы. Не важно, что их подвиги выглядят порой ребячески наивными, главное – удовлетворить некую смутную потребность покрасоваться. Линли стало интересно, что же вдохновило на откровения Гэбриэла. Тоже исключительно желание покрасоваться?
