Колокола Бесетра - Сименон Жорж (книги без сокращений .txt) 📗
— Добрый день, — бросает она в сторону его кресла.
Колет никогда не зовет его отцом или тем более папой. В детстве она упрямо считала его чужим, подогреваемая теткой, которая не выносила Могра. И тем не менее она обращается к нему на «ты».
— Я не помешаю?
Она смотрит на него против света, потому что он сидит перед окном, и, лишь усевшись на стул напротив, имеет возможность разглядеть его лицо.
Другие — Одуар, Бессон, Клабо, м-ль Бланш, — словом, все, кто заходил к нему в палату, старались не показать вида, что заметили, как он изменился. Колет первая высказывает свое удивление:
— А ты похудел… А я только вчера, совершенно случайно, узнала от доктора Либо, что ты здесь…
Она держится более раскованно, чем когда навещает его в редакции. В голову Могра закрадывается скверная мысль: а что если для его дочери это своего рода реванш — видеть, что он еще более беспомощен, чем она?
— Ты очень намучился?
— Нет, это хвороба не слишком болезненная.
Они разговаривают как чужие, хотя и обращаются друг к другу на «ты». Им всегда было нечего сказать друг другу, а может, просто не удавалось. Она смотрит на него внимательнее обычного и не столько как на нелюбимого отца, сколько как на нового для себя человека.
— За тобой хорошо ухаживают? По мнению моего шефа, профессор Одуар лучший невропатолог Франции и попасть к нему в больницу — большая удача.
Она осматривает убогую комнатенку с облупившимися стенами, видавшее виды кресло, на котором он сидит.
— Обстановка, наверно, для тебя непривычная…
И тут же начинает подтрунивать над собой:
— Я знаю, к больным не принято приходить с пустыми руками.
Посетительницы, которых я видела в коридорах, несли апельсины, виноград, конфеты… Но я не очень-то представляю себя входящей к тебе со сластями.
Постепенно Колет становится менее некрасивой. Лицо у нее все такое же заурядное, но теперь, когда от него уже не ждешь блеска молодости, оно кажется приятнее. Почему она так редко улыбается?
Проследив за взглядом отца, она смотрит на двор, на стариков в серо-голубой больничной одежде, которые опять сидят на скамейках или неспешно прогуливаются.
— Это заставляет меня вспомнить о нашей маленькой клинике. Конечно, никакого сравнения и быть не может… У нас все очень скромно, ведь и дотации мы получаем крошечные.
Могра тоже смотрит на дочь внимательнее обычного.
— Теперь ты понимаешь, почему я так увлечена своей работой? Представь, что вместо этих стариков — дети, которые и пожить-то не успели…
Ну еще бы! Уже давно Могра с большим подозрением относится к мужчинам и женщинам, которые жертвуют собой. Еще в Фекане он испытывал инстинктивную неприязнь к деятелям из благотворительного общества для детей и подростков, куда ходил одно лето.
Он не любит всяких там апостолов, дам — патронесссловом, всех, кто крутится вокруг благотворительных организаций. И подозревает, что все они занимаются самолюбованием, считая себя лучше других.
Неужели и Колет такая же? Раньше Могра так и думал. Он даже был убежден, что она только ради того, чтобы его пристыдить, поселилась в унылом предместье. Ему казалось, что он угадал ход ее мыслей: «Я могла бы брать у отца денег сколько захочу, окружить себя роскошью, одеваться у дорогих портных, бывать там же, где бывает он, и там за мною стали бы ухаживать, потому что я его дочь. Но я отказываюсь от всего этого».
Колет заметила на подоконнике трубку и пачку табака.
— Ты снова стал курить?
— Попробовал…
— Ну и какое ощущение?
— Странное…
— Ты уже начал делать упражнения для восстановления двигательных функций?
Оказывается, она в курсе. Впрочем, она занимается детьми с отклонениями в развитии, среди них могут быть и парализованные.
В конечном счете визит прошел хорошо. Разговор не оставил в нем ни малейшего следа. Колет просидела более четверти часа, но Могра уже начисто забыл, о чем они говорили. Но оба посматривали друг на друга не без любопытства.
— Думаю, мне не следует засиживаться. Жена навещает тебя каждый день?
Не потому ли Колет все время оборачивалась на дверь? Боялась столкнуться лицом к лицу с Линой, с которой они незнакомы? Могра ответил вопросом на вопрос:
— Как поживает твоя мать?
— Судя по последним сведениям, неплохо. Я получила открытку из Ливана, где у них тоже были гастроли. Они с успехом объездили весь Ближний Восток.
К самому главному их разговор даже не приблизился. В конце концов Колет встала.
— Я зайду на будущей неделе, можно?
— Ну разумеется.
Она не поцеловала его, даже не пожала руку. Могра следил, как дочь идет к двери. Вернулась м-ль Бланш, но ненадолго: через несколько минут ее кто-то позвал. День женских визитов!
— Вас там спрашивает дама… Элен Порталь… Пригласить?
Почему бы и нет? Наверное, нужно уже начинать привыкать к приему посетителей. Она входит, улыбающаяся и хорошенькая: в свои сорок пять она выглядит привлекательнее, чем была в двадцать. Снимает перчатку и жмет ему руку.
— Здравствуйте, Рене.
В редакции она называет его шефом. Они давно уже не любовники. Элен вышла замуж за адвоката, гораздо моложе ее, в которого страстно влюблена.
— Имейте в виду: я пришла сюда с разрешения профессора Бессона.
На протяжении нескольких лет они проводили почти каждую ночь в самой что ни на есть интимной близости, но никогда не называли друг друга на «ты».
Это началось году в тридцать шестом, когда он вел парижскую страничку в газете — позже стал ее главным редактором, а после войны газета перестала существовать. Элен Порталь только что сдала экзамен на бакалавра. Она всегда сияла, не могла ни минуты посидеть спокойно, и ей можно было доверить любое интервью.
Мужчины-репортеры ей завидовали и обвиняли в том, что она, пользуясь своим обаянием, могла разговорить даже самых завзятых упрямцев.
Он влюбился в нее далеко не сразу, не сразу стал относиться к ней не просто как к коллеге и приятельнице. Однажды вечером, когда после напряженного дня в редакции они ужинали в каком-то ресторанчике, он вместо того чтобы, как обычно, распрощаться, пробормотал:
— Неужели снова расставаться?
— Это зависит от вас.
— То есть?
— От того, что у вас в голове. Если вы готовы не придавать этому значения и на следующее утро обо всем забыть, тогда можно и не расставаться. Ну а если нет, мой милый Рене…
Он занимал тогда квартиру на бульваре Бон-Нувель, у заставы Сен-Дени, это было его четвертое жилье в Париже. Элен вышла оттуда в восемь утра.
Она стала бывать там часто, поскольку ее условие было соблюдено и связь ни на что не повлияла. В редакции, в типографии, на общих вечеринках отношения оставались прежними.
Война их сблизила еще сильнее, так как вместе с несколькими сотрудниками они уехали сперва в Клермон-Ферран, а потом в Лион. Жили беспокойно и тесно.
Квартир не хватало, и какое-то время Элен жила вместе с ним. По матери она была еврейкой, и он за нее тревожился.
— Что мешает вам выйти за меня замуж?
— Ничто не мешает, Рене… Просто, если я когда-нибудь и выйду замуж…
Она не договорила, боясь его обидеть. Но он понял: «Я вас не люблю».
Так оно и было. Слишком хорошо она его знала. Даже у самых знаменитых или высокопоставленных людей она всегда умеет найти слабую струнку, благодаря чему и славится как грозная журналистка.
Интересно, в каком свете Элен его видит? Она согласилась разделить с ним постель, но не жизнь. Когда Могра продвинулся по служебной лестнице вверх, она стала вместо него вести парижскую страничку, а после освобождения последовала за ним в новую газету, которую ему поручили создать.
А через несколько месяцев Элен влюбилась. Об этом было известно всем вокруг, однако никто не знал, в кого. Могра тоже заметил, что она изменилась: стала нервной, агрессивной, часто разражалась рыданиями.
Потом, никого не предупредив, на месяц исчезла, и многие ее дела так и остались незаконченными.
