Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр
К этому времени у меня было в руках сообщение парижской полиции о том, что маркиз де Варенн находится сейчас в своем имении в Бретани. Кроме того, выяснилось, что человек, с которым встречались самозваный маркиз и итальянец Кучини, не кто иной, как сын повара графов В. Д., золоторотец, известный под кличкой Васька Косой.
— Васька Косой! — вырвалось у меня. — Предположенный убийца графа!
— Я ведь знаю, что вам уже известно это имя, — спокойно ответил Воронин, хотя глаза его засверкали. — Поздравляю вас, вы не теряли даром времени. Но это меня тем более радует, что раз вы предполагаете в Ваське Косом убийцу графа В. Д., то вы согласитесь, что свиданья маркиза с этим человеком — вполне достаточная причина для ареста.
— Но что же означает ваше вчерашнее приключение? — спросил я.
— Неужели вам теперь не ясно? — спросил Воронин. — Мы шли по следам маркиза, когда он вышел из квартиры Кучини и отправился на свидание с Косым. Только дичь перехитрила охотников.
Когда мы пришли в ресторан Еремеева, там, в одном из кабинетов, уже ждал нас граф Николай Дмитриевич, вызванный телеграммой, в которой маркиз так умело злоупотребил моим именем.
С помощью ловко подстроенного сходства верхнего платья, я принял за маркиза Николая Дмитриевича в то время, когда он, наскучив ждать меня, намеревался уже уходить. Маркиз и Косой, как я узнал сейчас же после обнаружения ошибки, прекрасно успели переговорить в кабинете и скрыться кружным путем: они выпрыгнули в окно и ушли через двор соседнего дома.
Это был чрезвычайно ловкий прием; маркиз, очевидно, прекрасно знал, что за ним следят, и таким способом успел повидаться с Косым, несмотря на все принятые меры.
Он не рассчитал только одного: вся эта мистификация сделала то, что я решился арестовать его, лишь только он выйдет на улицу. С таким человеком нельзя медлить; скомпрометировать себя — он никогда не скомпрометирует.
Признаюсь, я сидел, убежденный доводами Воронина. Роль человека, называвшего себя маркизом Альфредом де Варенном, во всем этом запутанном деле казалась действительно чрезвычайно подозрительной.
Однако Сашка, по-видимому, не был еще совсем убежден и пытался проверить путем сопоставления некоторых подробностей, не является ли Воронин жертвой буйной фантазии его не в меру усердных агентов.
Но не успели они поспорить и десяти минут, как лакей доложил, что Байдулин просит разрешения видеть Сергея Лукича.
Воронин поспешно встал, извинился и вышел в кабинет. Через минуту он возвратился и сказал:
— Господа, если желаете присутствовать при снятии показания, пожалуйте. Маркиз де Варенн арестован.
Мы были уже подготовлены к этому известию, но все-таки остолбенели: арест был произведен слишком неожиданно.
Все же допрос обещал быть интересным, и Сашка быстро выразил согласие.
Когда мы вошли в кабинет, там уже стоял, в непринужденной позе, маркиз де Варенн, пощипывая свою изящную эспаньолку; с обеих сторон и сзади, около него стояли три агента.
— Но какому праву вы арестовали гражданина французской республики? — громко спросил де Варенн, сверкая своими жгучими глазами, едва мы переступили порог. — Я буду жаловаться посланнику. Вы за это дорого заплатите…
— Потрудитесь отвечать на вопросы! — равнодушно произнес Воронин, садясь за письменный стол.
Мы стали поодаль.
— Ваше имя?
— Жюль Леру, — ответил, сдерживаясь, маркиз.
— Так что вы теперь уже не маркиз де Варенн? — насмешливо спросил Сергей Лукич.
— Какой маркиз де Варенн? — сердито и скороговоркой ответил допрашиваемый. — Никакого маркиза я не знаю и знать не хочу. Я свободный человек, и арестовать меня вы не имеете права!
— Не ожидал с вашей стороны такой манеры защищаться, — спокойно продолжал Воронин. — Ваше занятие?
— Свободный художник, — буркнул маркиз.
— Когда и где вы познакомились с графом Николаем Дмитриевичем В. Д.?
— Не имел удовольствия! — уже совсем злобно выкрикнул арестованный.
— Почему же вы сейчас, прежде чем быть арестованным, вышли из его дома?
— Я вышел из магазина Яковлева на Каменноостровском проспекте.
— Я бы вам советовал не лгать и не запираться, — тем же равнодушным тоном заметил Воронин.
— Вы не смеете меня оскорблять! — взорвался, как бомба, француз. — Я с вами не желаю разговаривать! Я вам не скажу больше ни одного слова! Я требую немедленного свидания с посланником!
Он сдержал свое слово, и на все остальные вопросы отвечал молчанием или фразой: «Я требую свидания с посланником».
— Вряд ли посланник поможет вам, — произнес, наконец, Воронин, провозившись еще понапрасну с четверть часа. — А пока что, я вынужден вас подвергнуть задержанию.
Несмотря на энергичные протесты, агенты быстро увели его из кабинета.
— Вот ведь каналья! — сказал Сергей Лукич, когда мы остались втроем. — Чего он думает добиться этим враньем? Что вы, господа, собираетесь уходить? — прибавил он, видя, что мы взялись за шляпы.
— Куда теперь? На Каменноостровский? Поедем вместе; мне надо уговорить графа помириться с совершившимся фактом.
Обсуждая нелепое запирательство маркиза, мы и не заметили, как добрались до особняка на Каменноостровском.
— Дома граф? — спросил Воронин у казачка. — Доложите.
Казачок молча открыл дверь в кабинет, и мы вошли.
— Здравствуйте, Николай Дмитриевич, — приветствовал я графа.
— Здравствуйте, — ответил мне его собеседник, которого я сначала не заметил, так как в кабинете от спущенных гардин царствовал полумрак.
Я пристально взглянул в его сторону и чуть не вскрикнул: передо мой стоял собственной персоной маркиз де Варенн.
До сих пор я не могу забыть того чувства удивления, недоверия к собственным глазам, наконец, ужаса, которое овладело мной при виде маркиза, которого мы оставили только что перед отправлением в камеру одиночного заключения.
Я стоял столбом, не будучи в состоянии открыть рот, точно передо мной внезапно появилось привидение.
К счастью, Воронин быстро овладел собой и, чтобы сказать хоть что-нибудь, спросил:
— Что у вас нового?
Но маркиз молчал, точно не слышал вопроса.
— Мало хорошего, — с усилием произнес, наконец, Николай Дмитриевич. — Нины Александровны не стало…
В голосе Николая Дмитриевича слышалось бесконечное горе. Но в этот момент, несмотря на всю симпатию, которую возбуждала во мне личность этого благородного человека, я сидел, как на иголках. Мне — да, по-видимому, Сашке и Воронину не менее моего — страшно хотелось поскорее уйти, встряхнуться, сообразить, что может значить этот кошмар.
Не помню, под каким предлогом, — надо думать, чрезвычайно неудачным, — я, наконец, ушел из кабинета и очутился наверху, у себя в комнате.
Спустя несколько минут ко мне вошел Сашка, а за ним и Сергей Лукич.
Бледный, злой, Воронин долго шагал по комнате из угла в угол. За полчаса мы не обменялись ни одним словом.
Наконец, кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — крикнул Сашка.
Появился казачок и передал Воронину письмо.
— Я так и знал! — воскликнул Сергей Лукич, вскрыв конверт и пробежав глазами записку. — Дело ясно. Но от этого все-таки не легче.
— Что же все это значило? — быстро спросил я, оживленный мыслью, что Воронин понимает невероятное происшествие с маркизом де Варенном.
Я не ошибся. Воронин передал мне записку и сказал:
— Смотрите сами; это уже ответ на мое письмо: Байдулин пишет, что арестант никуда не уходил и находится сейчас в камере.
— Это значит, что де Варены действует не один, а стоит во главе целой шайки. Это сущий дьявол. Он предвидел, что после ночного происшествия у Еремеева я решусь его арестовать, несмотря на горячее противодействие графа. У него оказался двойник, свободный французский гражданин, непорочный, как новорожденный голубь. Это дьявольская хитрость. Все предвидеть и на все иметь под руками заранее обдуманную, великолепную защиту.
