Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

Я выдал военную тайну не сразу, а в несколько этапов, но даже на последнем из них не успел осознать этого – тогда как быстрый ум моей спутницы мгновенно фиксировал все мои случайные обмолвки, складывая из них общую картину.

Сперва Эна со всей горестной страстью, почти со слезами, заговорила о том, что вся воинская мощь союзнических армий оказалась бессильна перед немцами, остановившись перед стальной линией их окопов как перед неодолимой преградой. Я возразил, что роль неодолимой преграды играют скорее уж стальные линии наших окопов: ведь это немцы пытались захватить Европу – а теперь их напор все же сдерживается.

– Но Франция, но Бельгия – неужели они никогда, НИКОГДА не будут избавлены от бошей?! – воскликнула Эна. – Мы так и останемся по нашу сторону этих ощетинившихся сталью траншей, сдерживая германских варваров, не давая им завоевать окружающий мир, но за это позволяя творить все что угодно на уже захваченных ими землях? Десять французских департаментов сейчас лежат под их пятой! О Джек, мой дорогой Джек, во имя всего святого, дай мне хоть крохотную надежду поверить, что это не навсегда! Иначе мое сердце не вынесет этой муки! Я всегда любила Англию и англичан, но я другая, иная, чем вы! Англичане бесстрастны, Джек, англичане могут перенести такие потери. Но мы, французы, чью землю сейчас рвут на части – мы не в силах, не вправе хранить подобную же стойкость! Мы ощущаем себя так, будто на части рвутся наши собственные тела, нервы, души! Отсутствие вестей убивает нас! Скажите мне, Джек, есть ли у нас хоть тень надежды?! А впрочем – простите меня, дорогой: конечно, с моей стороны глупо задавать вам такие вопросы. Я знаю, что вас только что перевели в Военное министерство, вы там еще не успели продвинуться по службе – и, конечно же, высшее начальство не делится с вами стратегическими планами…

– Ну, так уж случилось, что у меня есть для вас добрая весть, – сказал я. – Не терзайте себя: вскоре грядут перемены.

– «Вскоре»! Для англичан это, я уже знаю, означает и год, и больше…

– Нет-нет, гораздо меньше.

– Месяц?!

– Еще меньше, любимая.

Мисс Гарни, вне себя от волнения, до боли стиснула мне руку:

– О Джек, любимый мой! Если бы вы только знали, какой камень сейчас упал с моей души! Меньше месяца… Я буду считать каждый день, час, минуту! И, если через неделю я еще не сойду с ума от нетерпения…

– Господь с вами, Эна! Ладно, знайте: вам, похоже, не придется ждать и недели.

– Это лучшая весть, которую я когда-либо слышала в жизни! Но скажите мне, Джек, дорогой, – продолжила Эна своим чарующим голосом, – кто начнет это наступление, которому суждено освободить Францию? Только одно слово, Джек – и я больше не буду надоедать вам такими вопросами! Это будут наши, Джек – храбрые французские солдаты? Или ваши – отважные «томми»? [42] Кто из них удостоится этой чести?

– И те, и другие, – улыбнулся я.

– Замечательно! – вскричала она. – Как наяву вижу это: британцы с французами, в одном строю – наступление, конечно, начнется там, где фронты соприкасаются, – бесстрашно устремляются в атаку и…

– Гм… Не совсем так… – я покачал головой.

– Ох, простите меня, Джек. Вам, конечно, это смешно слышать. Ну будьте снисходительны ко мне: ведь женщины, всем известно, не разбираются в военном деле!

– Да нет, что вы, в каком-то смысле вы все очень правильно описали, – поспешил возразить я. – Но масштабы современной войны таковы, что если мы начнем наступление под Верденом, а французы за сотни миль оттуда – например, в долине Ипра, то это тоже будет являться совместной операцией…

– Ах, я снова вижу это будто наяву! – от восторга Эна захлопала в ладоши. – Два одновременных удара с разных направлений – и боши не смогут догадаться, на какой участок фронта им надо посылать подкрепления!

– Вы – чудо, дорогая! Именно так! Основной удар – под Верденом, отвлекающий – возле Ипра, и…

Я вдруг замолчал. Какой-то смутный холод сомнения окутал мою душу. Помню, как, мгновенно покрывшись ледяным потом, я сделал шаг назад и бросил на мою возлюбленную такой взгляд, будто видел ее впервые.

– Эна, я сказал вам слишком много! – воскликнул я. – Вы же никому это не расскажете, даже лучшим друзьям, правда? Вам можно в таких вопросах доверять? Я, должно быть, обезумел…

И тут я увидел, какую боль причинили ей мои слова. Я усомнился в ней всего лишь на миг – но и это было жестоким, горьким, непереносимым оскорблением.

– Я лучше позволю вырвать себе язык, Джек, – произнесла мисс Гарни, – чем обмолвлюсь кому-либо хоть словом из того, что вы мне сказали.

В ее голосе прозвучало такое скорбное, но несгибаемое достоинство, что глубину моего раскаяния трудно представить. Я понял, что нет в мире человека, которому можно верить больше, чем Эне, а недавний холод сомнения сейчас виделся мне постыднейшим из чувств. И много раньше, чем мы дошли до дома сквайра на окраине Радчерча, я полностью вытеснил это чувство из сознания. Так что остаток пути мы просто радовались встрече и строили планы на будущее.

В доме я не задержался. Одно из поручений, полученных мной в Лондоне, требовало навестить полковника Уоррена, чье подразделение было размещено в палаточном лагере неподалеку от Радчерча, под деревушкой Педли-Вудроу. Туда я и отправился немедленно. А вернувшись примерно через два часа, увидел у дверей усадьбы мотоцикл Эны. Горничная сказала мне, что мисс Гарни только что поднялась в свои комнаты, чтобы переодеться к отъезду, а грум, по ее просьбе, вывел из сарая «эту ужасную машину» и заправил ее бак.

Значит, Эна собиралась куда-то уехать – одна, не дождавшись меня из военного лагеря, после столь мучительной разлуки и бурной встречи?! Тут явно что-то было неладно; осознав это, я решил безотлагательно переговорить с ней.

В усадьбе Меррифильда мисс Гарни было отведено две комнаты. Дверь первой из них, находившейся на нижнем этаже и представлявшей собой нечто вроде гостиной, не была закрыта. Решив дождаться Эну там, я вошел. Теперь она никак не смогла бы пройти мимо меня, избежав разговора.

Мебели в этой гостиной было немного, но у окна стоял небольшой письменный столик-секретер. За ним я и расположился.

У меня и в мыслях не было просматривать бумаги Эны, однако вышло так, что мой взгляд случайно скользнул по лежащей на столешнице промокашке. На ней четко отпечаталось имя: «Хьюберт Вардин». Я сразу же узнал быстрый, четкий почерк моей возлюбленной. Очевидно, она только что подготовила к отправке почтовый конверт: чуть ниже имени я разобрал пометку S.W. [43] и, по-видимому, название улицы – хотя его из-за расплывшихся чернил прочитать уже не удалось.

Итак, виделась ли она с этим человеком, нет ли – но в переписке с ним состояла. Я сразу же вспомнил лицо на потертой фотографии: в этот миг оно показалось мне не мрачным, а омерзительно похотливым. Моя любимая лгала мне в глаза, потому что все-таки это немыслимо – переписываться с человеком, не будучи знакомой с ним лично…

Не собираюсь оправдывать свое поведение. Но поставьте себя на мое место. Внесите дополнительно в условия задачи мою пылкую ревность, и до этого момента подогревавшуюся немало. Что бы вы сделали?Полагаю, то же, что и я. Думаю даже, что ни один мужчина в мире не поступил бы иначе.

Кипящая волна ярости захлестнула меня. Я схватился за выдвижной ящик письменного стола. Он был заперт, но я этого попросту не заметил: думаю, окажись это железный сейф – и тому бы не устоять. В одно мгновение ящик был не просто взломан, но буквально вырван из пазов, так что от столика полетели куски дерева.

Моему глазу предстало много самых разных бумаг, но поверх них лежало письмо. Вот оно, это тайное послание, спрятанное от меня под замок! Не колеблясь ни минуты, я вскрыл его. Постыдное деяние, скажете вы? Опять-таки не буду спорить. Но когда человек ослеплен жгучей ревностью, он не всегда может контролировать себя… Я должен был узнать, верна ли мне женщина, которую я любил больше жизни. А цена этого узнавания в тот миг ничего для меня не значила!