Марки королевы Виктории - Мейтланд Барри (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
– Женам? – сказал Брен, нахмурившись.
– Ну, вы наверняка знаете об этом больше меня. – Келлер невесело рассмеялся. – Как-никак это вы коп.
– Кэти?
Кэти повернулась на голос. Брок говорил негромко, но внушительно.
– Мне удалось подключить доктора Мехту к медицинскому исследованию головы. В связи с этим я сейчас же возвращаюсь в Лондон. Будьте любезны поставить об этом в известность Брена.
Кэти кивнула.
– Я помогу уладить дела с Марианной, – сказала она. – А потом хочу перемолвиться словом с Салли Мэлони, если, конечно, мне удастся ее найти.
– Мэлони?
– Она долгое время была экономкой Старлинга и уволилась лишь пару лет назад. Перед началом операции он попросил меня связаться с ней в случае, если что-нибудь пойдет не так. Возможно, она знает кое-что о Еве.
– Да… – Брок ненадолго задумался, сведя на переносице брови. – Я ее помню. Думаю, это неплохая идея. Знаете что? Разбирайтесь с Марианной, а часа через два заезжайте за мной в морг. Если вы к тому времени найдете Салли, я поеду к ней с вами. Мне тоже хочется с ней пообщаться.
– Может, привезти ее в управление?
– Нет. – Брок устало потер ладонями лицо. – Давайте взглянем на нее в ее привычной среде обитания, не предупреждая заранее о своем визите.
К тому времени, когда Брок добрался до центрального района Лондона, темные грозовые тучи заволокли полнеба. Подразделение судебно-медицинской экспертизы примыкало к офису коронера и зданию суда. При входе Броку пришлось остановиться у поста безопасности и ждать, когда придет доктор Мехта и проводит его в здание. Когда возникала необходимость проведения сложной или срочной аутопсии, Брок первым делом вспоминал о Сандипе Мехте. Вот и теперь Броку, несмотря на воскресный день, удалось без особых сложностей заручиться согласием маленького индийца. Это был юркий, с большими восточными глазами человечек, обладавший профессионально извращенным чувством юмора. Он проявил свои выдающиеся таланты в области исследования человеческих останков еще в те годы, когда учился на медицинском факультете Бомбейского университета. На званых обедах он имел обыкновение говорить, что медицина стала бы лучшим в мире занятием, если бы не имела дела с живыми пациентами, и именно отсутствие таковых заставило его выбрать в качестве сферы деятельности патологию. Он пользовался подобным способом успокаивать соседей по обеденному столу, когда они, приступая к главному блюду, узнавали, чем он занимается. Истина, однако, заключалась в том, что подобно тому, как объект исследования биографа всегда остается для него полным жизни, объекты исследования доктора Мехты также рассматривались им как живые существа. Правда, для него вся их жизнь ужималась и сосредоточивалась в последнем миге их земного существования.
Сандип Мехта провел Брока через барьер, рассуждая о невозможности достижения исчерпывающего результата на основании исследования только одного, пусть даже главного, органа.
– Вы должны постараться и найти мне что-нибудь еще, Брок! В противном случае мои выводы могут показаться вам разочаровывающими. Прошу, однако, заметить, – продолжал он, когда они ждали лифта, – что это начинает все больше входить в моду, поэтому я, так и быть, вас прощаю.
– Что вы имеете в виду?
Двери лифта раздвинулись, и первое, что услышал изумленный лифтер, когда они вступили в кабинку, был громкий возглас доктора Мехты:
– Обезглавливание!
– Действительно?
– О да! Вы что – в кино не ходите или газет не читаете? Сейчас, кажется, это практикуют буквально все, хотя не могу не признать, что это будет первая отрезанная голова на моем хирургическом столе. И я приношу вам за это свои отдельные благодарности. У меня, как вы, наверное, знаете, существует на этот счет одна занимательная теория…
– Это меня не удивляет, Сандип, – сухо сказал Брок.
– Да бросьте вы хмуриться… Моя теория заключается в том, что обезглавливание симптоматично и служит для выражения бытующих в обществе настроений относительно скорого краха существующего социального порядка. Вспомните о французской революции! Тогда головы скатывались с плеч повсюду!
– Понятненько…
– У меня дома в кабинете есть одна гравюра, приобретенная год назад в антикварном магазине в Инвернессе. На ней изображен весьма плотного сложения жизнерадостный мужчина, одетый в камзол, парик и короткие, до колен, панталоны. Он беседует с художником и что-то объясняет ему. Это портрет Саймона, лорда Ловата, о чем свидетельствует подпись. Далее сказано: «Взято из жизни и гравировано в технике офорта Уильямом Хогартом. Опубликовано в соответствии с парламентским актом 25 августа 1746 года».
– Похоже, я потерял нить, Сандип, – сказал Брок. Они вышли из лифта и двинулись по длинному и пустому подземному коридору.
– Ловат был вождем горцев. Во время шотландского восстания 1745 года он был захвачен англичанами и препровожден в Тауэр, где Хогарт и набросал его портрет, перед тем как его вывели во двор и обезглавили. Ловат был последним человеком, обезглавленным в Англии по приговору королевского суда.
– Я по-прежнему не улавливаю…
– Это обезглавливание точно совпадает по времени с Актом об унии, а в соответствии с ним образовалось Соединенное Королевство! А нынешняя склонность к обезглавливанию является отражением общеизвестного факта, что ваше драгоценное Соединенное Королевство разваливается на части! – радостно вскричал доктор Мехта, после чего открыл дверь и вошел в большой анатомический зал.
– Очень убедительно, Сандип, – пробормотал Брок и подумал, что индус по обыкновению переврал все исторические даты и факты, подгоняя их под свою очередную курьезную теорию. Потом он надел халат и перчатки и другую защитную одежду, предложенную ему ассистенткой. – Я буду иметь это в виду как возможный мотив. Без сомнения, адвокаты за это ухватятся.
– Значит, у вас уже есть подозреваемый?
– Нет, в сущности… Разве что любовник или муж…
– О Господи! – Мехта в разочаровании закатил глаза к потолку. – Всегда любовник или муж…
Брок проследовал за ним через облицованную пластиком дверь в большую, ярко освещенную комнату.
В анатомическом зале выстроились в два длинных ряда шестнадцать секционных столов. Рядом с ними стояли низенькие металлические столики и раковины. Завтра, в понедельник, который считался самым загруженным днем в этом подразделении, на всех этих секционных столах будут лежать трупы, но сегодня оказался занят только один. Покоившаяся посередине большого анатомического стола голова Евы имела патетический вид и казалась всеми забытой, никому не нужной вещью.
Мехта представил Брока своей ассистентке Энни – молодой женщине с густыми волосами до плеч. Энни одарила Брока короткой зубастой улыбкой и продолжила приготовления к исследованию, выкладывая на рабочую поверхность стола хирургические инструменты и металлические ванночки и кюветы для образцов. Она работала с Мехтой давно и к его трепу уже привыкла.
– Мы ждем результаты анализов на СПИД и гепатит С, которые должны получить в ближайшее время, – сказал Мехта.
И действительно, в дверях появилась женщина в белом халате и помахала ему. Энни наблюдала, как патологоанатом просматривал полученные из лаборатории бумаги. Наконец он, кивнув, что-то спросил у женщины и повернулся к Броку:
– Все чисто.
Энни уже интерпретировала результаты анализов, сообразуясь с языком жестов своего шефа, и надела перчатки, белую маску и пластиковые очки. Потом она подошла к столу, взяла голову Евы своими розовыми, затянутыми в пластиковые перчатки руками и повернула ее так, что лицо запрокинулось к потолку. Мехта направился к противоположному концу стола, натягивая перчатки и жестом предлагая Броку к нему присоединиться.
– Между прочим, мне действительно нужно для правильного исследования кое-что еще помимо головы, – сказал Мехта, обращаясь к Броку. – Взгляните: линия отделения головы от туловища проходит по шее очень высоко, в связи с чем мы лишились сразу и подъязычной кости, и щитовидного хряща, которые, если бы мы обнаружили на них повреждения, могли указывать на попытку удушения руками. Я хотел бы привлечь ваше внимание к одному обстоятельству, о котором вы тоже наверняка размышляли. Мне думается, голову доставили в таком виде именно для того, чтобы мы имели возможность удостовериться в смерти жертвы, но не смогли при этом установить кое-что другое.
