Багдадская встреча - Кристи Агата (книги без сокращений txt) 📗

– Годится, – одобрил Эдвард. – Смотри все время в пол, особенно при мужчинах.

Затем к ним вышла сама француженка, тоже одетая монахиней. Эдвард проводил их к большому автомобилю, за рулем которого теперь сидел рослый смуглый мужчина в европейском платье.

– Дальше все зависит от тебя, Виктория. Выполняй в точности то, что тебе будет сказано, – произнес Эдвард с металлом в голосе.

– А ты разве не едешь, Эдвард? – жалобно спросила Виктория.

Он улыбнулся.

– Мы увидимся через три дня, – сказал он. И с прежней вкрадчивостью тихо добавил: – Не подведи меня, дорогая. Только тебе одной под силу это дело. Я тебя люблю, Виктория. Не рискну при людях поцеловать монахиню – но хотел бы.

Виктория по-монашески скромно опустила глаза, выполняя полученные наставления, – но в действительности просто пряча взыгравшую ярость.

«Ну Иуда!» – мысленно выругалась она.

А вслух все так же любовно произнесла:

– Я, похоже, и вправду твоя христианская раба.

– Ну и умница, – сказал Эдвард. – И не волнуйся. Документы у тебя в полном порядке, на сирийской границе все пройдет без сучка и задоринки. Кстати, твое церковное имя – сестра Мария. Все бумаги у сестры Терезы, которая тебя сопровождает, и она будет распоряжаться, а ты только смотри все выполняй – не то, я честно тебя предупреждаю, быть беде.

Он отошел от дверцы, приветливо помахал рукой, и автомобиль тронулся.

Виктория откинулась на спинку сиденья и принялась обдумывать, как вести себя дальше. Можно, проезжая через Багдад или на сирийском пограничном пропускном пункте, поднять шум, закричать: «Спасите!», заявить, что ее увозят насильно, против ее воли, – словом, так или иначе выразить протест не откладывая.

К чему это приведет? Ясно, что всего вероятнее – к гибели Виктории Джонс. Виктория заметила, как сестра Тереза деловито спрятала в рукаве маленький пистолет. Ей не дадут возможности высказаться.

А можно подождать до Дамаска. И выразить протест там. Вероятно, исход будет тот же. Или ее слова опровергнут с помощью показаний шофера и монахини-спутницы. Предъявят документы, что она психически больна.

Самое правильное – принять их план и выполнить все, как они требуют. Вернуться в Багдад под именем Анны Шееле и сыграть роль Анны Шееле до конца. Потому что тогда, напоследок, неизбежно наступит мгновенье, когда она очутится вне их власти, и Эдвард утратит контроль над ее действиями и словами. Если поддерживать в Эдварде уверенность, что она пойдет ради него на все, то в конце концов она окажется одна, когда надо будет встать перед делегатами конференции и предъявить подложные документы, – и Эдварда там не будет. Что может ей помешать тогда заявить: «Я – не Анна Шееле, а эти бумаги ложные и сфабрикованные»?

Как это Эдвард не предусмотрел такую опасность? Вот уж действительно тщеславие – слепящая сила. И ахиллесова пята. [132] Надо еще иметь в виду, что Эдварду и его дружкам для выполнения их замысла без Анны Шееле никак не обойтись. Подыскать другую девушку, похожую на Анну Шееле – чтобы даже шрам был в том же месте, – не так-то просто. Виктория вспомнила, что у Дюбоска в «Лионском почтовом» был шрам над бровью, а также искривленный мизинец, одно от рождения, другое – результат несчастного случая. Такие совпадения бывают, надо думать, крайне редко. Нет, эти «сверхчеловеки» нуждаются в маленькой секретарше Виктории Джонс, а не она в них. И поэтому они у нее в руках.

Автомобиль переехал через мост. Виктория с нежностью смотрела на воды Тигра. Впереди пылилось широкое шоссе. Пальцы Виктории начали перебирать деревянные четки. Тихий стук их успокаивал.

В конце концов, умиротворенно подумала Виктория, я ведь христианка, а для христианки, по-моему, в сто раз лучше быть мученицей, чем царем Вавилонским, – это я к тому, что, похоже, мне придется принять мученическую смерть. Хорошо хоть, что не во рву со львами, [133] львы – это уж очень неприятно.

Глава 23

1

Огромный «скаймастер» описал в воздухе широкую дугу и четко приземлился. Мягко прокатившись по летной дорожке, он остановился в положенном месте. Пассажиров пригласили на выход. Их разделили на две группы: тех, кто летит дальше в Басру, и тех, кому здесь предстояла пересадка для следования в Багдад. Последних было всего четверо: богатый иракский коммерсант, молодой английский врач и две женщины. Всем им полагалось пройти контроль и ответить на вопросы. Первой подошла темноволосая дама со встрепанной прической, криво повязанным платочком и с усталым бледным лицом.

– Миссис Понсфут Джонс? Гражданство – британское. Так. Цель – едете к мужу. Адрес в Багдаде? Какая у вас при себе наличность?

И так далее. Потом ее место заняла вторая женщина.

– Грете Харден. Так. Гражданство? Датчанка. Из Лондона. Цель приезда? На работу массажисткой в клинике. Багдадский адрес? Наличность?..

Грете Харден была худенькая блондинка в темных очках. На верхней губе – не очень ловко запудренный шрамик. Одета аккуратно, но довольно бедно.

Отвечала по-французски, с запинками. Иногда просила повторить вопрос.

Им объявили, что самолет на Багдад будет во второй половине дня. А пока их отвезут в гостиницу, где они смогут отдохнуть и пообедать.

Грете Харден сидела у себя в номере на кровати, когда в дверь постучали. Она открыла – за дверью оказалась высокая молодая брюнетка в форме стюардессы.

– Мисс Харден? Прошу извинения, будьте добры, пройдите со мной в представительство БЗА. Требуется кое-что уточнить с вашим билетом. Сюда, пожалуйста.

Грете Харден пошла за ней по коридору. Остановились перед дверью с табличкой, на которой золотыми буквами значилось: «Британские заграничные авиалинии».

Стюардесса распахнула дверь, пропустила ее вперед, а сама закрыла дверь снаружи и быстро отцепила табличку.

Не успела Грете Харден перешагнуть через порог, как двое мужчин, прятавшиеся за дверью, набросили ей на голову какую-то ткань и заткнули в рот кляп. Один закатал ей рукав, достал шприц и сделал укол.

Через две или три минуты тело ее безжизненно обмякло.

Молодой врач жизнерадостно сказал:

– Ну-с, этого ей хватит часов на шесть. Дальше давайте вы. Действуйте.

И кивнул двум другим людям, находившимся в комнате. Это были монахини, неподвижно сидевшие у окна. Мужчины вышли. Старшая монахиня подошла к Грете Харден и стала снимать одежду с ее беспомощного тела. Младшая, немного дрожа, сняла свою серую рясу. Вскоре Грете Харден в монашеском одеянии лежала распростертая на кровати. А молодая монахиня переоделась в одежду Грете Харден.

Теперь старшая монахиня занялась белокурыми волосами подруги. Поглядывая на приставленную к зеркалу фотографию, она расчесала их, убрала со лба назад и уложила локонами на шею.

Потом отступила на шаг и сказала по-французски:

– Поразительно, как прическа преображает человека. Очки наденьте. У вас глаза чересчур синие. Вот так, чудесно.

В дверь легонько постучали, мужчины вошли обратно. Оба ухмылялись.

– Грете Харден – это точно Анна Шееле, – объявил один. – В чемодане лежат документы, хитро припрятанные между страницами датского пособия по лечебному массажу. Ну, а теперь, мисс Харден, – он насмешливо поклонился Виктории, – окажите мне честь пообедать со мной.

Виктория вышла вслед за ним из комнаты, и они пошли по коридору. Вторая пассажирка диктовала у стойки текст телеграммы.

– Нет, – говорила она, – Понсфут, пэ, профессор Понсфут Джонс. Буду сегодня отеле Тио долетела благополучно.

Виктория оглянулась на нее с интересом. Выходит, это супруга профессора, едет к мужу. Что она прилетела на неделю раньше, чем ожидалось, нисколько Викторию не удивило, профессор Понсфут Джонс все время повторял, что, к сожалению, куда-то задевал женино письмо, но почти совершенно уверен, что она прилетает двадцать шестого.