Лучше умереть! - де Монтепен Ксавье (книги бесплатно без .txt) 📗
— Вы, сударыня, конечно же, приехали отругать меня за то, что я не присмотрел ничего нового для вашей галереи…
— Успокойтесь, Я здесь вовсе не для этого. Просто хочу вас попросить об одной услуге. Дело в том, что каждый год я что-нибудь дарю отцу на день рождения… день рождения у него через два месяца. Ну как — уже догадались?
— Думаю, да. В этом году вы хотите подарить господину Арману свой портрет. Так?
— Совершенно верно; и очень надеюсь, что вы согласитесь помочь мне.
— Разумеется! Причем с удовольствием… Вы желаете портрет в полный рост?
— Да, если это вас устроит…
— А каких размеров?
— В этом я полагаюсь на ваш вкус.
— Такой размер вам подойдет? — сиросил Этьен, подходя к картине, над которой как раз работал; на ней был изображен арест Жанны в доме священника.
Несколько секунд Мэри, словно завороженная, всматривалась в картину. Потом вдруг вздрогнула.
— О, до чего же странно: такое ощущение, будто лицо этой женщины, окруженной жандармами, мне знакомо.
— Она напоминает вам кого-то из ваших знакомых?
— Да, и сходство просто поразительное.
— Ваша знакомая уже немолода?
— Наоборот, очень молода. Ей двадцать один, самое большее — двадцать два года. Она моя портниха, работает у госпожи Огюстин.
— И как ее зовут?
— Люси… А вы что, знакомы с ней?
— Нет, по-моему, не знаком. А где она живет?
— Набережная Бурбонов, 9.
— Определенно я ее не знаю.
При этом Этьен подумал: «Та девушка, которую любит Люсьен Лабру, тоже живет на набережной Бурбонов и зовут ее Люси…»
Вслух же он произнес:
— Подобные совпадения нередко случаются. Значит, вас устроит портрет таких размеров?
— Да, пожалуйста! И когда мы начнем?
— Послезавтра, если пожелаете…
— Договорились; я приду в два часа дня. А теперь убегаю… я и так уже помешала вам работать.
— Ничего подобного!… Останьтесь еще хоть на пару минут, поболтаем немножко…
— С удовольствием!
— Вам нравится в Париже?
— Здесь совсем неплохо, но я представляла себе этот великолепный город более веселым… оживленным…
— И вы жалеете, что уехали из Америки?
— Не то чтобы жалею; просто иногда скучаю по ее необъятному небу, роскошной природе…
— Хотя вы сами, сударыня, родились в Америке, ваш отец, кажется, не американец? — продолжал Этьен свой допрос, ловко замаскированный под светскую беседу.
— Он француз… уроженец Бургундии. Мой дед по материнской линии, Джеймс Мортимер, обнаружив в нем необычайные способности, сделал его своим компаньоном и отдал за него замуж свою дочь.
— Ваш дедушка был знаменитым изобретателем?
— О! Да, сударь. Им с отцом люди обязаны многими замечательными изобретениями; они создали, к примеру, « Тихоню» — это бесшумная швейная машина, а еще — последнюю модель гильошировальной машины.
Этьен вздрогнул.
— Последнюю модель гильошировальной машины… — в задумчивости повторил он.
— Говорят, это просто шедевр техники. Она принесла нам много-много миллионов.
— Господин Арман долго жил в Америке?
— Почти двадцать два года. В Нью-Йорк он приехал, кажется, в 1861 году.
— Да, чтобы составить такое колоссальное состояние, ему, наверное, немало пришлось поработать.
— Дедушка уже тогда был очень богат…
— В Америке стоящий изобретатель, как правило, довольно быстро становится богатым. Вы, может быть, еще вернетесь туда?
— Не думаю.
— Почему?
Мэри почувствовала, что краснеет. И тем не менее сказала:
— Отец не хочет больше уезжать из родной страны, к тому же здесь теперь сосредоточены все его деловые интересы.
— Это так, но все же обстоятельства могут измениться; к примеру, вы соберетесь замуж.
— Что вы! — воскликнула Мэри. — Я никогда не выйду замуж за американца.
— Вам нравятся французы?
— Очень. К тому же по отцу я — француженка.
— Не так давно, когда я имел удовольствие встретиться с вами в доме моего друга Жоржа Дарье, вы высказали одну идею относительно Люсьена Лабру… весьма, надо сказать, похвальную.
Мэри опять почувствовала, что краснеет, и, запинаясь, смущенно пояснила:
— Но ведь это же вполне естественно! По-моему, протянуть руку помощи тому, кто ничего не имеет, — первейший долг тех, у кого все есть…
— А господин Арман, обдумав вашу идею, согласился?
— По-моему, папа уже предложил господину Лабру стать его компаньоном.
— Значит, он решил последовать вашему совету?… В таком случае, его можно только поздравить: Люсьен — незаурядного ума и великий труженик.
— И я очень надеюсь, что в конце концов он согласится принять папино предложение…
Тут Этьен Кастель вдруг понял, что творится в душе несчастной девушки.
— Как, вы уже уходите? — спросил он, увидев, что она поднялась.
— Да, но послезавтра я опять приду…
Проводив госпожу Арман, художник вновь опустился на стул перед картиной, над которой работал перед ее приходом.
— Странное дело, выходит, Люси похожа на Жанну Фортье! — прошептал он. — И ей двадцать два года, а выросла она в приюте…
На следующее утро Овид Соливо прибыл в Жуаньи. Он остановился в гостинице «Аист» и заказал роскошный обед. Воздавая должное как еде, так и напиткам, он обдумывал план дальнейших действий.
«Проблема номер один — отыскать кормилицу, если она еще жива… А это означает, что нужно искать совершенно неизвестную особу, не имея при этом никакой отправной точки, ни малейшей наводки, ни единой зацепки… Вот незадача, я даже фамилии ее не знаю! Впрочем, не имеет значения: в таком городишке все друг друга знают. Хоть и прошло двадцать с лишним лет, все равно какие-нибудь следы дочери Жанны Фортье обязательно отыщутся…»
Будучи бургундцем, Овид знал, что в Бургундии некоторые женщины зарабатывают на жизнь тем, что берут на воспитание восемь-десять совсем маленьких детишек; они не кормят их грудью, а используют для этой цели козье молоко и рожок, поэтому в Париже их прозвали некормя-щими кормилицами. Он попросил дать адрес одной из них, и тут же к ней отправился; она жила на самой окраине.
Госпожа Нуаре оказалась женщиной лет сорока; приняла она гостя не слишком любезно. Желая как-то смягчить ситуацию, Овид сказал:
— Я хотел бы только кое-что у вас узнать.
— И что же вам нужно?
— Вы давно живете в здешних краях?
— Двадцать семь лет… Мне сейчас сорок один. А когда отец с матерью купили этот дом, было четырнадцать; теперь дом мой.
— А давно вы начали брать детишек на воспитание?
— Их еще мать брала. Я ей помогала. А когда мать умерла, сама стала их брать.
— Значит, вы, наверное, знаете всех кормилиц в Жуаньи и окрестностях?
— Конечно! Когда этим карапузам нужно делать прививки, мы, знаете, поневоле встречаемся…
— А приходилось ли вам когда-нибудь слышать о некоей Жанне Фортье?
Госпожа Нуаре задумалась.
— Жанна Фортье… Жанна Фортье… — повторяла она. — А кто она такая?
— Вдова.
— Ну! Вдов у нас тут пруд пруди! Давно это было?
— Двадцать один год назад.
— Боже милосердный! Двадцать один год! Это какую ж память нужно иметь, чтобы через двадцать с лишним лет все помнить! Да у меня тут за двадцать один год сотни три карапузов перебывало. И чтоб я еще имена их родителей помнила!… Если вам ничего, кроме имени, неизвестно, вряд ли я смогу вам чем-то помочь.
— Известно мне и кое-что другое… Вдову Фортье двадцать один год назад судили за тройное преступление: кражу, поджог и убийство.
— Силы небесные! Вот мерзавка! Ее на гильотину отправили?
— Приговорили к пожизненному заключению, а здесь, в Жуаньи, воспитывалась тогда ее дочь, ей было несколько месяцев от роду.
— Постойте-ка, постойте! Эту женщину судили за поджог, кражу и убийство… Да… об этом тогда много разговоров было…
— А не помните ли вы, у кого именно воспитывалась ее дочь?
