Круг обреченных - Лаврентьева Ирина (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Так Алексей Васильевич думал первые три-четыре дня пребывания в отцовском доме. А затем начинало тянуть обратно, в свое начальничье кресло, к делам своим тяжким. Опять же деньги-то кто зарабатывать будет? Пушкин? А деньжищ только на доченьку Иришку уходило немерено. Не говоря уж о собственной супруге, которая гонялась за ушедшей молодостью с остервенением борзой, спущенной за зайцем. Дура баба.
Как увидит по телику какую-нибудь диву эстрадную в своих годах, так прямо заходится вся: чего это, мол, я так же похудеть не могу? Жрать надо меньше, вот чего. Нет, жрать она здорова. А ты, Лешенька, заплати то за гербалайф, то за «кремлевские таблетки», то за тайские снадобья. А потом еще за наряды от каких-то, там кутюр, которые должны ее излишества телесные закамуфлировать. Закамуфлируешь, как же. А потом дай денег на поездку к дочери на два-три месяца. Но это была почти единственная, пусть и внушительная статья расходов, против которой Зверев не возражал. Баба с возу — кобыле легче.
Мысли полковника были прерваны звонком белого телефонного аппарата.
Этот номер прямой связи, минуя секретаря, знали немногие. Алексей Васильевич решил, что звонит начальник ГУВД. Правильно, семь часов вечера — вернулся с совещания, самое время головную боль у подчиненных вызывать.
Однако звонил не генерал, а районный прокурор Свиридов:
— Алексей Васильевич? Приветствую вас. Вернулись? Как отдохнули?
— Без замечаний, — довольным голосом пророкотал Зверев. — Категорически приветствую! Что новенького?
— Как сказать? Ничего такого уж особо нового нет. По сравнению с приключениями генерального у нас тут вообще тишь да гладь.
Зверев хмыкнул.
— Но одна неприятность все же имеется. В шестьдесят шестом детсаду массовые заболевания. Есть смертный случай. Умерла одна из воспитательниц.
— А вы при чем?
— Вот пытаемся определить, при чем мы или нет. Со слов персонала их там отравили всех. Якобы в супе ампула какая-то была.
— Какая ампула? С чем?
— Это и неизвестно. Ни супа, ни ампулы не осталось. И повариха исчезла.
Ищем, но пока безрезультатно.
— Вот как? Что-то мне мои бойцы ничего об этом не докладывали.
— Этим делом мы занимаемся.
— Это что же, теракт? — пошутил Алексей Васильевич. — Повариха, часом, не из чеченок?
— Абсолютно русская. А вот дружок у нее — неизвестно кто. Меня тут муж покойной достал уже — найдите, мол, этого парня. У нас ведь в стране теперь каждый если не врач, то следователь. Начитаются детективов, боевиков насмотрятся — и давай версии выстраивать. Вот у молодого вдовца есть версия, что ампулу дружок поварихин принес. Парень, похоже, малость тронулся. Однако, поскольку он и фотографию этого самого дружка принес, следует все же информацию отработать. Сотрудницы детсада дают показания, что поварихин дружок не то спецназовец, не то омоновец. Для женщин это одно и то же, вот и разберись с ними. Фамилии никто не знает. Я фотографией пока не занимался. Ждал твоего возвращения. Сейчас пришлю к тебе следователя с этим снимком. Глянь, вдруг опознаешь. Чушь, конечно, но все-таки…
Через полчаса следователь районной прокуратуры положил перед Зверевым любительский снимок. Среди принаряженных девушек сиял белозубой улыбкой коренастый крепыш. Глянув на фото, Зверев мгновенно вспотел.
— Три стакана чая выпил, аж пот прошиб, — объяснил полковник молодому следователю.
Повертев карточку в руках, полковник решительно произнес:
— Нет, это не наш боец. Не было у нас такого. У меня память на лица хорошая. А вообще оставь-ка мне эту фотографию, я еще уточню, — небрежно добавил он.
Едва за прокурорским работником закрылась дверь, Алексей Васильевич взялся за трубку спутникового телефона:
— Але, Олег? Где Грибов? Неделя, как сменился? Понятно. Ладно, отбой.
Еще позвоню. Он опять пощелкал кнопками:
— Степаныч? Немедленно разыщи Грибова. Слетай к нему домой. Если там пусто, подними досье, отработай всех его друзей-подружек. Из-под земли достань!
Через двое суток Звереву поступил телефонный звонок с одной из конспиративных квартир.
— Грибов здесь, — коротко проинформировала трубка.
Зверев тотчас же покинул кабинет, сообщив секретарше, что нынче уже не вернется.
— Машину подавать? — спросила Вера Григорьевна.
— Не надо, голубушка. Пешком пройдусь. Голова что-то болит. Давление, видно…
Двери квартиры невзрачной пятиэтажки открыл мужчина лет под пятьдесят с крупным мясистым носом.
В комнате, прикованный наручниками к батарее, сидел на полу Мишаня. Над парнем явно поработали, причем работали знатоки своего дела — следов побоев на лице не наблюдалось. Работу профессионалов выдавал также затравленный взгляд Мишани. Он все кособочился на правый бок и держался свободной рукой за печень.
— Взяли его на квартире у дружка. Водяру они там пили. Я ребятишек своих отпустил пока, чтобы не мешали разговору, — доложил носатый.
— А где дружок?
— А его больше нет, — улыбнулся докладчик. Протрезвевший от боли и страха Мишаня с ужасом смотрел на Зверева.
— Ну что, милый, рассказывай, — зловеще проговорил Алексей Васильевич.
— Что рассказывать?
— Все, козел, рассказывай. Это ты детсад отравил?
Мишаня молчал. Носатый резко ударил парня в пах, затем по почкам.
Грибов взвыл.
— Рассказывай, придурок! А то на куски порежем, — процедил Зверев.
— Алексей Васильевич, я не нарочно! Я нечаянно!
— Откуда ампула?
— Я… Я с Батыром в музейный корпус ходил, сопровождал его. И… и взял какую-то ампулу.
— Украл, что ли? Ты соображаешь… — взревел полковник.
— Я нечаянно!
— Украл нечаянно?
— Я… У меня соседка — старая грымза, все живет и живет. А у нее комната — двадцать шесть метров. Куда ей? А мы с матерью в пятнадцатиметровой вдвоем. Я жениться хочу. А куда я бабу приведу? А эта сука старая все живет и живет… Мамашу терроризирует. А меня по две недели дома не бывает. Я и заступиться не могу. А мамаша говорит: чтоб она сдохла, соседка то есть. Мамаша плачет, баба моя все про детишек… Замуж, мол, хочу, детишек хочу… А какие детишки? Там и трахаться-то негде на пятнадцати метрах. В прошлый раз иосле вахты вернулся, мамаша с приступом сердечным — соседка ее б… назвала. Мать мою! Я не знаю, что на меня нашло… Только я подумал: подсыплю ей заразы, соседке то есть. Кому она нужна, старая грымза? А я жизнь свою устрою…
— Ты, считай, смерть свою устроил, — процедил Зверев.
— Не убивайте, Алексей Васильевич! Христом Богом прошу!
— Не вой! Как ампула в детский сад попала?
— Так баба моя там и работает. Повариха. А я две недели на вахте. Две недели без бабы, Алексей Васильевич! Вот и дернул сразу к ней. Ампула в кармане куртки была. И вывалилась, видно.
— Ты что несешь, е… хренов? — заорал Зверев. — Что ты несешь? Ты понимаешь, что ты натворил? Если бы ампулу нашли, ты понимаешь? Где она вообще, баба твоя? Ты знаешь, что она пропала?
— Я не знаю. Я испугался.
— Я тебя, козла, кастрирую сейчас собственноручно! Чтобы ты по бабам больше не шлялся!
— Не на-адо! Лучше убейте! — взвыл Мишаня.
— Так. Бабу свою чтоб нашел, понял? Сам найдешь и сам уберешь!
— Я все сделаю, только не убивайте!
— Телефон есть?
— У кого?
— У бабы твоей!!!
— Ага, — торопливо кивнул Мишаня.
— С кем она живет?
— С матерью.
— Звони.
Носатый извлек из кармана трубку сотового:
— Какой номер?
Парень, заикаясь, еле выговорил номер. Носатый пощелкал кнопками, сунул трубку к Мишаниному уху.
— Утри сопли и говори спокойно! — рявкнул Зверев.
— Але, Галина Афанасьевна? — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как обычно, заговорил Грибов.
— Мишка, ты, что ли? — закричал в ответ взволнованный женский голос.
Закричал так громко, что в комнате было слышно каждое слово.
— Я. А Катюха дома?
— Какое дома! Нет ее! Пропала. Постой, ты откуда звонишь-то?
