Крайняя маза - Белов Руслан (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Пришлось нести тушку на место. Расплачиваясь, Смирнов подумал: "Вот ведь дурак! Вспомнил, что морозильник забит, а чем забит, не прочувствовал! Вот совок! У меня же триста пятьдесят тысяч!"
Сунув пакет с купленными продуктами первой попавшейся бабушке, Смирнов вышел из магазина и быстрым шагом направился домой за долларами. Пройдя сотню метров, остановился, неожиданно пораженный бетонной детерминированностью ближайшего своего будущего:
"Возьму денег, пойду в кабак, напьюсь, потом окажусь в казино, потом зацеплю пару длинноногих девушек и всю ночь заставлю их отрабатывать баксы. И утром в голове будет боль, в животе будет тошно, а там ниже, будет неудовлетворенность по поводу использования презервативов.
Нет, никуда не пойду. Лучше куплю еды получше, поем, посижу за компьютером, а вечером поднимусь к Ма... нет, позвоню Юлии".
Взяв из морозильника тысячу долларов, Смирнов разменял несколько сотен в ближайшем обменном пункте, набрал деликатесов, дорогого вина (три бутылки) и пошел домой. По дороге зашел в комиссионный магазин и купил писаную маслом картину – прекрасный пейзаж с березками – за три тысячи рублей (несколько месяцев он обливался перед ним слюной).
Оставив покупки дома, поехал в ГУМ приодеться. Долго примерял костюмы, рубашки, туфли. Когда примерял галстук, понял, что покупать ничего не следует. Увидев его в костюме за тысячу баксов, соседи и коллеги по работе начнут говорить. И тогда есть шанс, что Паша "вылезет" из могилы.
"Нет, сначала надо сменить квартиру. Сменить квартиру? На триста тысяч? И что у тебя останется? Ничего. Триста тысяч... Этого хватит только на то, чтобы пятнадцать лет не работать. Не работать старшим научным сотрудником, а сидеть безвылазно в своей однокомнатной халупе и накрапывать приключенческие романы, подкрепляя силы куриными окорочками и дешевым портвейном.
Права Юлька. Чтобы быть на плаву, никаких трехсот тысяч не хватит, чтобы быть на плаву, надо вкалывать, надо общаться с Борисами Михайловичами и Стылыми, чтобы быть на плаву, надо убивать по одной целой и двум десятым Паш в полугодие..."
Расстроившись открывшейся истине, Смирнов зашел в первый попавшийся ресторан, заказал еды, вина и принялся есть, пить и думать о тропических островах, на которых не надо покупать костюмов и квартир, на которых можно лежать и любоваться океаном, лежать и любоваться, пока очаровательная островитянка не опустит тебе на живот гроздь сладкого росистого винограда.
Очаровательная островитянка появилась на десерт в виде дорогой проститутки. Мягко улыбнувшись: "Вы позволите?", женщина села напротив.
"Двадцать пять – двадцать семь, – начал раскладывать ее Смирнов по полочкам, – холеная, безупречная конституция, ГИТИС, нет, МГИМО, папаша – доктор филологических наук, личные портной и массажистка, отточенная техника, уважающая себя профессионалка, работающая под интеллектуалами. "Миф о Сизифе" Камю, Залкинд и "Контрабас", любительница Кафки ("Для чего вы делаете вид, что вы настоящие?"), Аристотель, как экстраверт, тысяча долларов за ночь, не считая премиальных. И самое главное – даст без презерватива, почувствует, что чист, как слеза. Ну, что? Вперед?"
"Ты совсем оборзел, – скрипнул внутренний голос. – Ладно, Мария Ивановна, куда не шло! Получилось по обстоятельствам, по-житейски, можно сказать. Ну а зачем тебе эта сучка? Это же кобра, ты, что, не видишь? Ты же для нее – тупой банкомат, тупой банкомат с противным пенисом, не больше. Лучше уж с Машей еще раз встретиться. Купил бы ей подарочек, пеньюар голубенький, я на второй линии видел, и пошел вечерком. Все не эта блядь".
– У меня три приятеля, – сказал Смирнов, неторопливо отпив глоток вина.
– Как интересно!
– И волкодав, – криво усмехнулся Смирнов.
– Вы это серьезно? – недоверчиво сузила глаза любительница Кафки.
– А вы случайно не из Моршанска практикантка?
– Две тысячи.
– Идет. Я позвоню вам через час или неделю. Вот задаток.
Смирнов кинул на стол пятьсот долларов.
"Плебей", – сморщилась внутренне любительница Кафки, меняя деньги на визитку.
Визитку Смирнов взял. Он чувствовал, что в происходящем все имеет значение. И эта визитка, и любительница Кафки, у которого, кажется, никогда не было женщин (поэтому, наверное, эта кобра и любит его). Ему нравилось, что она взяла деньги, он знал – они для нее, честной профессионалки из хорошей семьи, как карточный долг для настоящего мужчины. И что она не сможет чувствовать себя свободной, пока он не приведет к ней своего волкодава.
Купив голубенький пеньюар (внутренний голос привел его в нужный отдел и он, испытывая неведомое ранее удовольствие, долго выбирал среди немыслимого количества расцветок и фасонов), Смирнов поехал домой.
У подъезда в уволенном кем-то кресле сидела Рая. По ее глазам Евгений Александрович понял: уборщица знает о его романе с Марьей Ивановной. И знает кое-что еще. Неприятное и весьма злободневное.
– Ну, рассказывай, какие у нас в подъезде новости... – нахмурился Смирнов, приготовившись к худшему.
– Кажется, наша Мария Ивановна выходит замуж. Утром к ней на шикарной серебряной "шкоде" заезжал очень видный человек с букетом роз по сто пятьдесят рублей за штуку. Через полтора часа они уехали. Вышли из подъезда в обнимочку. Она его Васечкой милым называла, до самой машины отлипнуть не могла. А у этого Васечки рука на ейной заднице, а она ею, этой задницей, туда-сюда, как будто ладонь его полировала. Приехала полчаса назад, хмельная и довольная, как патефон.
– Я рад за нее, – дрогнул голос Смирнова.
Через пять минут, сидя на кухне, он внимательно рассматривал визитку любительницы Кафки:
Графиня, рабыня, мальчишка и повелительница
Элеонора Кирилловна Понятовская
Мы найдем друг друга
в старинном особняке на Остоженке.
Восточный, римский и мавританский стили на выбор.
Все ваши пожелания будут учтены с искренней радостью!
Представив себя в голубом тюрбане с огромным фальшивым рубином вместо кокарды, Смирнов покачал головой и начал давить на кнопки телефона. Через минуту он говорил Юлии, что лезет от тоски по ней на стену и не знает, как проживет оставшиеся дни.
Выслушав его и сказав, что также скучает, Юлия сообщила, что ее брата Владислава собираются уволить по совершенно надуманной причине – за опоздание на тридцать минут, – и что Борис Михайлович рекомендовал ей задержаться еще на недельку, дабы она как следует отдохнула перед ждущими ее великими делами по кардинальному переустройству компании.
– Ну и что ты думаешь делать? – спросил Смирнов, подумав, как было бы классно, если бы Борис Михайлович вместе с Владиславом Остроградским уволил бы и его сестру.
– Приеду, как обещала. И устрою ему маленькое Ватерлоо. Я пришла к выводу, что фирму надо делить, тем более, что она состоит из двух юридически самостоятельных отделений.
– Ему это не понравиться. И он подключит свою крышу. И тебя просто-напросто устранят.
– Не устранят. У меня тоже есть крыша.
– Судя по всему, она съехала.
– Кончай свои ля-ля! Знаешь, у меня руки чешутся. Я уже все продумала. И даже кое с кем переговорила.
– Ну-ну... – протянул Смирнов, весь чернея. Он явственно увидел мертвенно-бледную Юлию, лежащую в черном гробу с алой окантовкой, увидел себя рядом, опять одинокого и никому не нужного, увидел Бориса Михайловича в трауре, Бориса Михайловича глубоко расстроенного, Бориса Михайловича, роняющего слезу и горсть земли в вырытую им могилу.
– Да ты не бойся. Я еще никому не проигрывала.
– "Мудрый побеждает неохотно", – говорил Конфуций. Впрочем, плетью обуха не перешибешь. Я думал – приедешь, сочтемся законным браком, и в Париж поедем. На поезде, в уютном купе на двоих. Представляешь, поезд на рельсах, я на тебе, весь любящий такой, страстный, а за окном Мюнхен, Арденны, Брюссель. А потом прогулки по Елисейским полям, походы в Муленруж и тому подобное. А ты окопы в полный профиль роешь. И автомат готовишь к бою...
