Шальная музыка - Черненок Михаил Яковлевич (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— При встрече сможете ее узнать?
— Конечно.
Антон посмотрел на часы:
— Через двадцать минут будет электричка. Не согласитесь съездить со мной в райцентр, чтобы встретиться с Зуевой?
— Люба разве не в Новосибирске живет?
— Живет там, но сейчас должна быть в райцентре. Это ее брата убили.
— Да?.. — удивился Езерский — Не надо ждать электричку, у меня «Волга» на ходу.
Глава XIII
Квартира Зуева оказалась на замке От соседей Бирюков узнал, что Люба сразу после похорон уехала с подругами. Обещала вернуться через неделю, чтобы решить вопрос с квартирой и имуществом брата. Когда Антон невесело рассказал об этом Езерскому, тот внезапно предложил:
— Поедемте в Новосибирск, мне все равно делать нечего.
— В таком случае предварительно заедем в отдел милиции, — Бирюков, садясь в машину, поставил к себе на колени магнитофон, изъятый у сторожа Натылько. — Надо оставить эту музыку, чтобы не таскать с собой.
Ни в райотделе, ни в прокуратуре по делу Зуева ничего нового не добавилось. Как сказал Слава Голубев, никаких концов в райцентре не было Бирюков и сам отлично понимал, что концы надо искать в Новосибирске.
Управляемая Езерским «Волга» легко катила по ровной асфальтированной дороге. Изредка с коротким посвистом мимо проносились встречные грузовики и легковые машины. От монотонной езды укачивало, клонило в сон. После длительного молчания Езерский внезапно спросил:
— Можно вам задать несколько щепетильных вопросов?
— Задавайте, — ответил Антон.
— Интересно, следственные работники испытывают удовольствие от своей работы или ими движут иные мотивы?
— Видите ли, Валентин Александрович… — Бирюков задумался. — Следователь, получающий от своей работы удовольствие, — человек не вполне нормальный, более того, опасный. Что касается движущих мотивов, то пожалуй, основной из них — это восстановление попранной справедливости.
— Справедливость легко нарушить, но значительно труднее восстановить.
— Правильно. Зато, когда порок наказан, наступает чувство удовлетворения от того, что зло пресечено и быть может, больше не повторится.
— Извините, но в основном вы срываете вершки. Корни же преступные остаются.
— К сожалению, так. На ликвидацию всех корней у нас не хватает сил. Если они укреплялись десятилетиями, то как же их вырвать одним махом?..
Езерский вздохнул:
— Вам приходилось бывать за границей?
— Нет.
— Почему?
— Во-первых, даже туристические зарубежные поездки оперативным работникам милиции раньше были запрещены, а во-вторых, меня туда никогда не тянуло и теперь не тянет.
— Напрасно. Как ныне модно стало говорить, за бугром есть что посмотреть и чему поучиться. Я побывал в очень многих странах, но нигде не видел такого разгильдяйства, как в родном Отечестве. Приезжая домой в отпуск, каждый раз поражался беспечному благодушию соотечественников и творящимся здесь безобразиям. При полунищенском существовании народа — вызывающая роскошь руководящей элиты!.. Прямо как в Древнем Риме, воровство и взяточничество у нас стали почти узаконенной привилегией знати. Даже милицейские генералы и те заворовались! Отчего это?..
— От упомянутого вами благодушия. Точнее сказать, от беспросветной апатии народа. Мы ведь до самого последнего времени жили не по законам здравого смысла, а по историческим предначертаниям гениальных вождей, ведущих страну от победы к победе.
— Социализма?..
— Разумеется.
— Это при пустых-то полках магазинов?
— Ну тут дело принципа, которым мы никак не можем поступиться.
— Да-а-а… — Езерский опять вздохнул. — Грустно жить в апатичном обществе. Уже не секрет, что, скажем, те же коррумпированные генералы преследовали честных людей, стремившихся сделать государству пользу. Не вредительство ли?..
— Нет, элементарная подлость. Обгадившийся человек как рассуждает?.. Если у меня не вышло остаться честным, то куда ты прешь, зараза?! Принципиальность порядочных людей раздражает преступника, оскорбительна для него даже по личным соображениям.
— В прессе несколько раз мелькало сообщение, будто бы жив бывший следователь-лейтенант, который издевался над академиком Вавиловым. Теперь — полковник в отставке. Имеет роскошную столичную квартиру, получает хорошую пенсию, грудь в орденах. Интересно, как он себя чувствует?
— Думаю, неуютно.
— Почему бы не посадить его за решетку, чтобы осознал на какие адские муки обрекал невинных людей?
— Я совершенно не знаю этого человека.
— А если бы знали, что он негодяй, да будь ваша власть?.. — не отставал Езерский.
— Определил бы ему такую пенсию, чтобы еле-еле сводил концы с концами. Но сажать за решетку не стал бы. Я против лозунга: «Кровь за кровь».
— А как же насчет ответственности?.. Ведь безнаказанность развращает…
— Все в свое время. После драки глупо кулаками махать.
Езерский замолчал, и Антону показалось, что Валентин Александрович с ним не согласился. Впереди замаячили пригородные строения Новосибирска. Сразу возрос поток встречных машин. Большой город словно выдавливал из себя ревущий и фыркающий копотью длинный хвост.
Общежитие «Северянки» отыскали быстро, однако, по словам приветливой старенькой вахтерши, Люба Зуева не так давно куда-то ушла с подружками и сказала, что вернется только к вечеру.
— Горе у нее, брата похоронила, — доверительным шепотом сообщила Бирюкову вахтерша. — Переживает сильно. Да чего теперь поделаешь? Люба крепкая девушка, одолеет беду.
— Как она здесь живет? — спросил Антон.
— Четверо их в комнате. Все скромные подобрались, дружно живут. По содержанию комнаты и по поведению самые лучшие из всего общежития.
— Ваше общежитие полностью женское?
— Полностью, да что толку. Есть такие росомахи, хуже парней. Нервные — слова не скажи, А Люба всегда спокойная. И братец, инвалид, у нее хорошим был. Часто сюда заходил…
Скучающей от безделья старушке очень уж хотелось поговорить, но Антону жалко было тратить время попусту. Предстояло еще срочно выяснить, каким образом магнитофон Зуева попал к внуку дачного сторожа Натылько. Посмотрев на Езерского, Бирюков спросил:
— Что будем делать, Валентин Александрович?
— Ждать Любу, — быстро ответил тот.
— А если мы с вами еще в одно место скатаемся?
— К вашим услугам.
Антон глянул на часы — внук должен был уже прийти из института домой. Когда сели в машину, Езерский спросил:
— Маршрут?..
— Сейчас в Горсправке узнаю домашний адрес Изота Михеича Натылько…
— Нашего сторожа из кооператива? — не дал договорить Валентин Александрович.
— Его.
— Найдем без Горсправки. Недавно мне приходилось подвозить Михеича. Дом рядом с Главпочтамтом.
— В таком случае — прямо туда.
В квартире бывшего шкипера царил переполох. Родственники Изота Михеича все были в сборе и активно готовились к переезду. Лысоватый, похожий на отца Николай, то и дело вытирая тыльной стороной ладони потный лоб, разбирал полированный шифоньер. Внук Павлуша — высокий голубоглазый парень в тельняшке укладывал содержимое книжного шкафа в мешки. А сноха, плотная волевая женщина в служебном синем халате с эмблемой гастронома, ловко, по-мужски затягивала ремнями завернутый в целлофан огромнейший тюк. Бирюкова она встретила агрессивно-настороженно. На вопрос о магнитофоне вспыхнула:
— Еще чего! Какой магнитофон?..
— Японский «Националь», — спокойно ответил Антон.
— А китайский не надо?.. — Сноха широко развела руки, будто показывая комнату. — Можете обыскивать! Иностранных магнитофонов у нас нет и не было.
— Мама!.. — строго сказал Павлуша.
— Что мама? Что мама?!
— Не обманывай. Я тебе говорил, что оставил магнитофон у деда на даче.
— Он уже в милиции, — сказал Антон.
Внук растерялся:
— Кто, дед?..
— Японский «Националь» краденым оказался.
Павлуша насупленно посмотрел на мать: