Другая жена - Квентин Патрик (книги регистрация онлайн TXT, FB2) 📗
Войдя в квартиру, я встретил в холле Элен и Рикки. Элен как раз привела его с прогулки. Увидев меня, сразу побагровела и потащила Рикки по коридору в детскую. Но он заверещал: «Папа, папа!» — вырвался, подбежал ко мне и запрыгал вокруг. Я схватил его в объятия. Элен остановилась, смерила меня взглядом и с кислым видом удалилась. Рикки обхватил меня за шею. Глядя на его сияющую мордашку, я взволнованно твердил себе: «Слава Богу, скоро уже не будет никаких Элен, никаких роскошных квартир с роскошными детскими; будем только мы, моя жена и мой сын». И вдруг я вспомнил Элен в ее белой ночной сорочке, с переброшенной через плечо толстой косой, как она смотрела на меня и Анжелику, лежавших в объятиях на кушетке. «Что-то разбудило Рикки», — вспомнил я ее слова. Машинально спросил его:
— Ты помнишь ту женщину, которую я привел к тебе однажды ночью, когда ты лежал в постели?
— Это в тот раз, когда мне вырвали зуб и я проснулся среди ночи?
— Да, тогда. Ты ее помнишь?
— Ну да. — Рикки сосредоточенно закрутил мой чуб тугим узлом. — Ты же знаешь, конечно, помню. Это была моя другая мама, да? Та, что у меня была, пока мы не переехали сюда.
Как все было просто — словно сама судьба помогла мне, когда я взывал о помощи. Мне казалось невероятным, что Рикки узнал Анжелику, хотя не видел ее почти три года. Но это произошло. Он ее помнил. И не только ее: помнил время, когда ее видел, по часам с боем, и даже день, день, когда он был у зубного врача… что легко проверить по картотеке… День и час…
Теперь у меня был свидетель. У меня в руках. Наконец-то я посмеюсь над Трэнтом.
Меня залила волна возбуждения. За спиной я услышал скрежет ключа. Обернулся, продолжая прижимать к себе Рикки.
Вошла Бетси. Лицо ее осветилось нежной улыбкой.
— Привет, — сказала она. — Вся семья меня встречает!
19
— Сейчас, — решил я. — Сейчас я ей все скажу.
Рикки вырвался у меня из рук и помчался к Бетси, которая, нагнувшись, принялась целовать его — она всегда его целовала с каким-то отчаянным порывом, словно он в любой миг мог исчезнуть.
— Будь добр, Билл, сделай мне что-нибудь выпить. У меня был ужасный день, все как с ума посходили. Я пойду переоденусь и сразу вернусь.
Она удалилась за руку с Рикки. Я приготовил в гостиной два мартини. В ожидании Бетси напряжение и нервозность мои возросли до предела, но это было, скорее, счастливое напряжение актера, ожидающего, когда на премьере раздвинется занавес, я сознавал, что больше прятать голову в песок невозможно.
Бетси вернулась улыбающаяся. Переодевшись в зеленое платье, выглядела молодо и свежо.
— Так! — сказала она. — Где там мой мартини?
Подойдя ко мне, забрала коктейль, не забыв о благодарном поцелуе.
— Милый, ты не знаешь, что происходит с Элен? Когда я вошла в детскую, вылетела оттуда как ошпаренная. Не случилось ли чего с ее племянницей в Англии?
— Нет, — ответил я, — дело не в этом.
Сев на диван, взглянула на меня поверх стакана.
— Так ты знаешь…
— Да, знаю.
Меня вдруг начала мучить мысль, вовсе не приходившая в голову, пока я сосредоточился на своем «великом моральном возрождении». Старик ведь больше никогда не даст ни цента на ее благотворительный фонд. Может вообще попробовать его ликвидировать. Для Бетси это будет страшным ударом — еще одним. И тут я вдруг представил, что я ей должен сказать, и чувство ужаса от того, что я наделал, затмило радость от попытки самоочищения.
Между ее бровями собрались морщинки.
— Что-то случилось, Билл?
— Помнишь, однажды ты мне сказала, что ты не хочешь, чтобы я скрывал от тебя неприятные вещи?
— Разумеется, помню. Что случилось, Билл? Что-то из-за Анжелики?
То, что именно опасность, исходившая от Анжелики, прежде всего пришла ей в голову, вдруг показало мне, как глубоко в ней укоренилась неуверенность по отношению к Анжелике. Меня снова стала мучить совесть, злость на себя, а любовь и сочувствие к Бетси затопили меня.
— Да, — сказал я, — из-за Анжелики.
— Значит, ее ждет суд?
— Да. Но не в этом дело. Бетси, прежде чем я все расскажу, одно тебе должно быть ясно. Знаю, о чем ты думаешь, и скажу прямо. Я к Анжелике вообще ничего не испытываю. Что бы я ни сделал, как бы все это ни выглядело, ты должна мне поверить. Я люблю тебя, дорогая.
Поставив стакан на столик, она встала, побелев как мел.
— Ты веришь мне, веришь? Скажи!
— Расскажи мне, Билл. Расскажи все. В чем дело?
— Сегодня вечером я был у твоего отца. И подал в отставку.
— В отставку? Но… но при чем тут Анжелика?
— Я подал в отставку, потому что вынужден был заявить Старику, что не могу больше обеспечивать Дафне ложное алиби. Анжелику все-таки обвинили в убийстве, и ее наверняка осудят, поскольку она алиби не представила. Но алиби у нее есть. В два часа ночи, то есть в то время, когда был убит Джимми, она была здесь, со мной. Сегодня утром я отправился на Центр-стрит и все рассказал Трэнту.
На нее было страшно смотреть, не потому, что она сломалась, а потому, как отчаянно пыталась справиться с собой. Голосом, натянутым, как струна, сказала:
— Но ты же с нею не встречался, ты даже не знал, что она в Нью-Йорке. Джимми пришлось обещать ей… ты же мне говорил…
Подойдя, я взял ее за бессильно упавшие руки.
— Я не сказал тебе. Хотел, готовился, никак не мог решиться. Откладывал все снова и снова… но видишь, девочка моя, если я теперь скажу правду, ты же поверишь, что это правда, ведь так? И если я тебе клянусь, что она для меня ничего не значит, что мне и в голову не приходило…
— Прошу тебя, — сказала она, отстраняясь. — Пожалуйста… расскажи мне все. Просто расскажи. И все.
Я рассказал все, что произошло от первой моей встречи с Анжеликой перед ее домом, и до той критической ночи, когда она заявилась ко мне. Не умолчал ни о чем. Поскольку я уже все понимал и мог на все взглянуть как бы со стороны, спокойно смог признаться Бетси, что чувствовал я к Анжелике, признаться в своем ложном, сентиментальном порыве из воскресшего прошлого, и даже в последней унизительной любовной попытке, прерванной появлением Элен. Я знал, что все должно выйти на свет. Это решающий миг нашего супружества.
Пока я говорил, Бетси стояла неподвижно, глядя на меня. Не села. Во мне боролись два чувства — облегчения и напряжения; облегчения оттого, что срываю обветшалую паутину лжи, и мучительное напряжение от ожидания, как все воспримет Бетси. По ней ничего понять было нельзя. Лицо стало каменным, непроницаемым, спартанским — лицо нелюбимой дочери Кэллингема, которая с колыбели привыкла, что все на свете против нее и что все нужно перетерпеть. Лицо ее безжалостно давало мне понять, что я, который должен был быть исключением, теперь оказался вместе со всем этим враждебным миром против нее. И я ненавидел себя за это еще сильнее, чем если бы изменил ей на самом деле.
— Я собирался все рассказать тебе. После истории с Элен стал сам себе противен и решил все тебе открыть, как только вернешься из Филадельфии. Но тут произошло убийство, и позвонил мне твой отец, и, не успев опомниться, я влип в историю с алиби Дафны. Понимаешь, девочка моя? Понимаешь, как это до банальности просто?..
Мне показалось, она чуть успокоилась. И вдруг улыбнулась, отчего меня затопила волна неуверенной благодарности.
— Бедняжка! — сказала она.
— Я не бедняжка. Я болван и ничтожество.
Хотелось подойти, обнять ее. Но было слишком стыдно, и к тому же при всем счастливом опьянении я понимал, что стоит соблюдать приличия. Я этого не мог сделать «ибо чувствовал себя недостойным…».
Улыбка вдруг исчезла. Взглянула на меня с неожиданной грустью.
— Как это воспринял отец?
— Угрожал мне всеми возможными карами.
— Но ты сам подал в отставку? Не дал ему тебя выгнать?
— Нет, я ушел сам.
— Хоть этому я рада. Ты никогда не стал бы своим среди людей, которых любит мой отец. Всегда мне было жаль тебя, я чувствовала свою вину за это.
