Комплекс Росомахи - Зосимкина Марина (книги txt) 📗
Додик немножко попозировал, стоя на месте и провожая задумчивым
взглядом поджарый зад улепетнувшей подмосковной «Нивы». Теперь главное,
чтобы «староста группы» его отследила и взяла под прицел.
Когда Додик учился в МАИ, в их группе была вот такая же староста,
неподкупная и свирепая коммунарка, за которой не ухаживал ни один пацан, но
все прогибались, чтобы она не поставила жирной шариковой ручкой два часа
прогула в журнал посещаемости и тем самым не навлекла гнев и карательные
меры сурового декана Сушкова Михаила Ильича.
Да, это так, Додик посещал и окончил сей престижный по прошлым
временам вуз. Не блистая в учебе, он весьма преуспел в комсомольской карьере,
поочередно управляясь с делами то культурно-массового, то физкультурно-
спортивного секторов в комитете комсомола их факультета.
И даже жениться успел на пятом курсе. Вообще, женат он был дважды.
Первый раз – по тщеславию, второй по корысти. Но жены возле него не
удержались, поскольку сильно Додик менялся по прошествии короткого времени
после внедрения в семью. Не то чтобы желал верховодить там, где и без него
крутой тесть, но почтения требовал. Первую семью это смешило, вторую
возмущало, но ни та, ни другая долго его выступления терпеть были не намерены,
и Додик из них последовательно выбыл.
Потом была гражданская жена из простушек, но в то время он уже нашел
свое главное увлечение, забирающее много сил, а главное, денег. Терпеть такие
расходы из семейного кошелька жена-простушка не захотела. Сначала, правда,
она притворялась, что разделяет с Додиком его хобби, но ее притворства надолго
не хватило. Походив одну зиму в перештопанных сапогах и не найдя в бюджете
средств на новые, когда наступила вторая, жена послала Додика с его любовью к
великим голландцам и хлопнула дверью. Он не переживал. Теперь он один и
счастлив.
«Кажется, схватилось», – удовлетворенно отметил про себя Додик, встретив
заполошный взгляд «старосты», таращившейся на него из кое-как
припаркованного авто, и быстрым шагом направился через дорогу. Его целью была
вон та блочная пятиэтажка, выселенная и подготовленная к сносу. Он хорошо знал
этот объект.
Оказавшись на другой стороне улицы, Додик еще раз оглянулся. Упертая
«коммунарка» спешно выбиралась из машины с явным намерением продолжать
погоню и настигнуть. Или все-таки проследить?
«Отличненько, – сказал он себе, мысленно потирая руки. – Она на хвосте.
Хорошая девочка, управляемая. Тут-то мы тебя с хвостика и сбросим.»
Чтобы подстегнуть ее охотничий рефлекс, Додик даже изобразил из себя
сильно куда-то спешащего и, как бы с оглядкой и опаской, направился в сторону
огороженной жиденькими перилами лестнички, расположенной в торце
пятиэтажки. Лестничка из шести ступенек вниз оканчивалась дверью, ведущей в
огромный, почти во всю площадь опустевшего дома, подвал, который домовитые
бывшие жильцы превратили в коллективный подземный сарай, разбив его
посекционно.
Само здание выглядело жалко и страшно. Многих стекол оно уже лишилось,
дверей в подъезды не было вообще. Смотреть на эти серые стены, рамы без
стекол, отбитые косяки дверей и мрачные провалы пустых подъездов было
отчего-то жутковато даже солнечным субботним днем и при густом скоплении
пешеходов.
Но у Будимира Стефановича нервы были крепкие. Кроме того, он здесь
бывал и не раз. Они с покойным чудаком Алексом все здесь хорошо отработали. И
Додик помнил этот подвал, который своим нависающим потолком и тесными
проходами между фанерными хлипкими стенками, огораживающими каждое из
частных сарайных владений, и кургузыми штакетничками дверей, плохо
скрывающими от посторонних глаз ящики с картошкой на зиму или лишние в доме
тазы и лыжи, сильно смахивал на общагу в преисподней.
Ближе к центру подвала сей сюрреалистичный картонный лабиринт
внезапно упирался в фундаментальную бетонную стену, имеющую посередке
нормальную, а не решетчатую дверь, довольно прочную, с задвижкой и
проушинами под солидный амбарный замок. Сам замок, естественно, давно уже
отсутствовал, как отсутствовал и его напарник – врезной, на месте которого зияла
рваная дыра, забитая скомканной газетой.
За дверью обнаруживалось прямоугольное помещение с «глухими» стенами,
наподобие некоего бункера или огромной шлюзовой камеры, хотя для шлюзовой
камеры оно было великовато да и не к месту, особенно если учесть, что со всех
сторон «бункер» был окружен все тем же извилистым самостройным коридором.
Функциональное назначение данного помещения, которое было в метров
тридцать квадратных, не меньше, определить было затруднительно, так как оно
внутри себя ничего конкретного не содержало, если не считать пустой
пластмассовой тары из-под пивных и винных бутылок, растерзанных картонных
коробок и какого-то грязного тряпья. У противоположной стены имелся, правда,
высокий металлический стеллаж, сильно ржавый, но все еще крепкий, однако, по
наполнению его полок тоже нельзя было сделать каких-либо выводов – кроме
неровных стопок пожелтевших газет на полках ничего не лежало и не стояло.
Стеллаж был придвинут к стене не вплотную, а с небольшим промежутком и
как бы вкривь, чтобы уж совсем не перекрывать еще одну капитальную дверь,
выводящую на вторую половину подвала.
Эта половина скрупулезно копировала первую, и в торцевой ее части, как в
зеркальном отражении, имелась такая же дверь на улицу, правда, лестница вверх
была не шести, а четырех ступенек за счет неровностей местного ландшафта.
Раньше, пока в доме жили люди, и подвал был посещаем, он освещался
редкими слабенькими лампочками, но сейчас от них остались висеть одни голые
шнуры без патронов, да и от электричества дом был давно отключен.
После того как жители пятиэтажки, получив ордера и ключи, разъехались по
новостройкам и забрали из своего подземного сарая ценные тазы, здесь какое-то
время тусовались мужики из бомжей, они и блюли в своих интересах сохранность
дверей и запоров. Тех мужиков тоже уже нету, поскольку они перебрались на
другой объект по причине, от них не зависящей, а вот двери и задвижки пока
сохранились. По крайней мере, Додик на это очень надеялся. Да и задвижка ему
нужна была всего только одна, чтобы отвязаться, наконец, от этой настырной
девки, прицепившейся к нему, как жвачка к рифленой подошве.
И наказать маленько. Слегка, для острастки, чтобы больше к нему не лезла,
дура долбанная. Будимиру Стефановичу стало изменять его всегдашнее
уравновешенное спокойствие. Он начинал сердиться.
Его план был прост и потому заранее успешен. Додик заманит долбанную
дуру по извилистой кишке подвального лабиринта в заброшенный «бункер»,
скоренько выберется из него через дверь, скрытую стеллажом, потом выскочит на
улицу через второй подвальный выход, по верху пробежится обратно, вновь
спустится в подвал и запрет «бункер» с этой стороны, задвинув на двери задвижку,
а ежели задвижки не случится, то подопрет дверь каким-нибудь ящиком
потяжелее.
Когда эта дура все-таки найдет впотьмах и на ощупь незапертую дверь, а
потом набродится в страхе и ужасе по узким фанерным коридорам в поисках
лестницы, ведущей к дневному свету, Будимир Стефанович будет у себя дома
варить на полдник пельмени, и никто никогда не сможет пригласить его к
следователю – ни в милицию, ни в полицию. По крайней мере, по этому делу. По
делу глупого Алекса.
Осеннее солнце, с трудом протискивающееся сквозь узкие, в один кирпич,
оконца под самым потолком, почти не справлялось с задачей освещения, и Додик
зашипел, больно зашибив косточку голеностопа о какой-то подло торчащий выступ
