Комплекс Росомахи - Зосимкина Марина (книги txt) 📗
которого никак не может уговорить посещать храм хоть изредка. Вторая ответила
ей малость свысока в смысле том, что нужно было с детства приучать, а не
сейчас, когда вырос, и чего же ты теперь хочешь? И тут же посетовала: «Мой-то в
храм на службы ходит, только вот переживаю я, что он крестик свой нательный
снимает. Когда бреется или зубы чистит, то обязательно снимет. Говорит, что он
ему мешает. И как ему объяснить, что крестик снимать не полагается, ума не
приложу», – и женщина вновь вздохнула.
Жене показалось, что вздыхает она притворно. Ну как же, ее-то сынок в
храм ходит! А то, что крестик снимает, когда зубы чистит, так это ерунда на самом
деле.
И тут в разговор встряла какая-то бабка, которую никто до сих пор почему-то
не замечал, а она рядом стояла, все слышала. Вид бабка имела, прямо скажем,
бомжеватый. Ну, может, и не бомжеватый, поскольку ее лохмотья все же были
чистые, и от нее не воняло, но странный – это точно. И вот эта старуха обернулась
к счастливой мамаше и проскрипела язвительно:
– Крестик ему мешает?! Надо же. А пусть он следующий раз, как надевать
его будет, спросит у Него: «Господи, а я Тебе не мешаю?»
Обе тетки оторопели, а Женьке почему-то стало весело.
Он уверенными шагами направился к иконной лавке и выбрал себе крестик,
большой, серебряный, такой большой и дорогой, что на цепочку денег уже не
хватило. Поэтому он купил веревочку за пять рублей, приговаривая, что на цепочке
крестики не носят, это каждый знает, и бережно повесил его себе на грудь под
рубашку.
Он довольно быстро понял, что умываться и чистить зубы теперь стало
сложнее, но вспоминая старухино высказывание, а еще из непонятного упрямства,
крестик все же никогда не снимал.
Это его забавляло, потому что верующим он себя не признавал и был
полностью согласен с покойным дедом, который считал, что все это бабская
придурь и тьма невежества, все эти «Господу помолимся! Господи помилуй».
Кроме того, его здорово раздражало, с какими специальными
многозначительно-умильными лицами «активисты» в церкви обмениваются
приветствиями, чуть не кланяясь друг другу в пояс, и как опрометью кидаются
через весь церковный двор, завидев издали попа в рясе, боясь, что не успеют
приложиться к его ручке. Это у них называется «взять благословение».
А еще им всем жутко нравилось креститься. Крестились широко и со вкусом:
перед иконами, возле подсвечника, при входе в храм, при выходе и даже в
разговоре друг с другом.
Как-то Евгений сунул нос в приоткрытую дверь их столовки. У них столовка
есть, прямо во дворе храма пристроечка. Как-то она у них называется прикольно…
А! Трапезная, точно. Свою столовку они называют «трапезная».
Так они даже там умудрялись креститься. Сначала перекрестятся, а уж
потом за свой компот.
Такой навязчивой атрибутики Женя уж точно никак не мог понять, и, в
зависимости от настроения, он либо добродушно про себя хмыкал, либо фыркал,
раздражаясь.
Хотя, с другой-то стороны, что раздражаться? Ну прикольно им руками
водить, так и пусть себе водят.
От раздумий его отвлекла какая-то тетка, нагруженная сумками, которая
вывалилась из дверей магазина и заехала Женьке по ноге растопыренным во все
стороны пакетом с провизией, но, конечно, не извинилась, а прошипела что-то
злобное. Он примерно понял что. Отошел левее.
Посмотрел уныло по сторонам и решил все-таки пойти домой. Пивка, что ли,
прицепить? По поводу выходного дня?.. Блин, у него давно все дни выходные.
О! Знакомый персонаж! Зовут Додиком. Женька с ним знаком не был, но
личность эта была ему известна, как, впрочем, и всей его теперешней социальной
среде.
Пятиэтажки в их районе методично сносили вот уже лет пять, так вот этот
самый чел профессионально шарит по пустым квартирам в поисках всякого
старья. Антиквар типа. Хотя, какой антиквар? Мародер. С ним еще мужика одного
часто видели, вот они на пару с тем мужиком и шакалят.
Пацаны говорили, что поначалу у этих «старателей» были разборки с
местными бомжами, но Додик сделал их сообществу некое предложение, и те
вовсю принялись помогать ребяткам шмонать пустые хаты.
Женя с любопытством проводил глазами сутуловатую додикову фигуру,
потрусившую в сторону ближнего остова мертвой пятиэтажки.
Что-то он нынче один, без напарника. Да и вроде эти руины они уже
обработали. Строители вон уже экскаватор пригнали с чугунной балдой на тросе, в
понедельник, видно, уж начнут стены ломать.
Додик суетливо прошмыгнул мимо заброшенных подъездов с
искореженными дверьми и свернул за угол. Прыщ такой, на башке дурацкая
беретка, в руках жалкий пакетик болтается. Не подумаешь, что гиена.
Евгений переместился, чтобы было лучше видно, куда это он. А человек-
гиена, оказывается, в подвал навострился. Оказывается, ему срочно кишечник
нужно опорожнить. Ну что ж, бывает. Прихватило, значит, человека. Застало
врасплох. Хорошо, что местность заранее изучена. Здесь у нас общественных
сортиров не водится, ни бесплатных, ни платных.
Евгений сунул руки в карманы ветровки и отвернулся от неинтересного
подвала. Напоследок, прежде чем покинуть пост и отправиться домой, лениво
обозрел горизонты.
И тут на противоположной стороне улицы увидел… Вот ее он совершенно не
ожидал увидеть, тем более в своем районе, захолустном и нищем.
То есть, раньше-то этот район был и ее районом тоже, пока ее предки не
развернулись со своей автомастерской и не превратили ее в автосервис, плюнув
на воспоминания детства и юности. Иными словами, переехали они отсюда и
живут теперь кучно вместе с другими толстосумами.
Он начал вспоминать, как эту девчонку звали. Ее подругу звали Рита, это он
помнил очень хорошо. А как же звали эту?.. А! Точно. Лина. Да, совершенно верно
– Лина Росомахина и Рита Кулебякина.
Хотя, на самом деле – Трофимова и Радова. А то прозвища по школе. Обе
девчонки учились вместе с Женькой в одном классе. Правда, Рита Радова только
до девятого проучилась, потом куда-то поступила, то ли на зубного техника, то ли
еще куда.
Рита Женьке нравилась. Она была такая легкая, не в смысле веса, в смысле
веса она как раз кулебяка и была. Натура у нее была легкая, задорная. Не то что у
ее правильной подружки.
Непонятно, как они вообще могли дружить. Вернее, как Ритка могла
сдружиться с этой язвой и занудой.
Причем, Трофимова была не просто язвой, она была язвой самого
агрессивного толка. Могла и учебником по башке заехать, но этим в школе никого
не удивишь, это многие в школе умели.
Но не все умели сказать. А Лина Трофимова так могла уесть словом, что
даже шпана из старшеклассников предпочитала ее не задевать.
Иначе говоря, оса с бантами. Она банты очень уважала, помнится.
Но Ритке она здорово помогла, это он тоже помнил. Поэтому Ритка к
девятому классу совсем осмелела, перестала ходить с вечно затурканным видом,
расцвела.
Женек в школе был середнячком, закомплексованным мямлей, длинным,
тощим и абсолютно неинтересным. Даже он сам это понимал.
Это он после брутальную щетину завел, когда в институт поступил. И очки в
тонкой оправе.
А в классе Женька был настолько неприметным, что ни одна из школьных
группировок не приложила ни малейшего усилия, чтобы затянуть его в зону своего
влияния и, по счастью, ни одна из них не избрала его тренажером для издевок, как
это было с одним пацаном из параллельного класса. Вот тому доставалось.
А Женька – ничего, сидел тихонько за предпоследним столом, отвечал на
троечку-четверочку и любовался издалека полупрофилем Ритки Кулебяки. Так и не
