Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери (библиотека электронных книг .txt, .fb2) 📗
Он снова вставил сигару в зубы.
— Кроме того, я не уверен, правильно ли я понял вас. Вы сказали, что хотите жениться на Вирджинии. Но я знаю вас — вы всегда идете к цели кратчайшим путем. Почему же вы не сделали это предложение самой Вирджинии? Или сделали?
— Неоднократно делал.
— Выходит, она вас отвергла.
— Каждый раз, как…
Импортуна чуть было не разговорился, но загасил сигару и умолк.
— И как же, спрашивается, я должен ее переубеждать? Она получила американское воспитание, а дочери, которые выбирают мужа по воле отца, и браки по расчету здесь давно вышли из моды.
— Ничего, найдете аргументы… Например, вы могли бы сказать ей о деньгах, которые взяли у нас без нашего ведома. Или, может, вы предпочитаете жесткий тюфяк в Синг-Синге? Скажете ей, что станете позором вашей старинной семьи. Надеюсь, вы сумеете выбрать правильную тактику. Помня о своей судьбе, вы наверняка добьетесь успеха.
— Что-то вы изъясняетесь, как в пошлом бульварном романе, — скрипнул зубами Уайт, однако его мозг уже принялся просчитывать возможные варианты.
— Знаете, Нино, это не так просто. У Вирджинии свои взгляды на жизнь…
— Но она любит вас, — ответил Импортуна. — Хотя, убей меня бог, не пойму за что.
— И еще одна загвоздка. Вы разных вероисповеданий…
— Ничего, она примет католичество. Это само собой. Проще простого.
— Так уж и проще простого! А если она не согласится, Нино? Никакой гарантии нет. Вдруг не подействует даже угроза отправить меня в тюрьму?
— Это ваши проблемы. Не забывайте об одном: вы ответите за растрату, если не выполните условий нашего договора.
Гаванская сигара погасла. Уайт вытащил ее изо рта, с сожалением поглядел на нее и положил в пепельницу.
— Сколько времени вы мне даете?
— Ага! — оживился Импортуна. — Это другое дело. Пу что же, сегодня девятое августа. Я даю вам ровно месяц на то, чтобы убедить Вирджинию. Ровно месяц, и ни днем больше. Я намерен жениться на Вирджинии девятого сентября.
— Ясно, — сказал Уайт и надолго замолчал. Потом, испытывая последний приступ порядочности, сказал:
— Знаете, Нино, хотя я и подлец, но Вирджиния — моя маленькая девочка, моя дочь, и стоит мне подумать о том, что придется использовать ее любовь ко мне, чтобы отдать в руки мужчины, который ее в три раза старше…
— Мне что же, разрыдаться на этом месте? — издевательским тоном спросил Импортуна. — Бросьте. Это мне уже начинает надоедать. Вы продали бы Вирджинию любому арабу, предложи он достаточную сумму. Да, я родился девятого сентября 1899 года, и через месяц мне стукнет шестьдесят три. Вирджинии — двадцать один. Стало быть, мне ровно в три раза больше лет, чем ей, как вы уже успели верно заметить. Самый идеальный день для свадьбы. Числа складываются весьма благоприятно.
— Но в три раза…
— Я же сказал — хватит об этом! — рявкнул Импорту на.
Уайт сразу сник.
— Все в порядке, Нино. Все в полном порядке.
Импортуна помягчел и пробормотал что-то по-итальянски. Затем поднял взгляд.
— И не пытайтесь ставить мне палки в колеса. Я хочу ее получить, и я ее получу. Ясно? Можете прямо сказать ей, что она будет иметь, когда выйдет за меня замуж. Клянусь памятью собственной матери, у нее будет все, что только пожелает ее сердце. Виллы, замки, дворцы — вы знаете, чем я владею. Одна из самых больших яхт в мире, больше, чем у Онассиса и Ниархоса. Собственный самолет. Драгоценности — фунтами, стоит ей только пожелать. Наряды, какие душе угодно — от Кутюрье. Все. Я сказал.
— Все, кроме молодого мужа в постели, — возразил Уайт. Он сам не мог понять, зачем сказал это, и тут же пожалел о своей браваде, потому что в глубине глаз Им-портуны сверкнул нехороший огонек. Но затем его рука, стиснувшая рукоятку флорентийского кинжала, снова ослабла.
— Неужели жертва столь уж велика, — холодно спросил Импортуна, — если взамен приобретается так много? Избавьте меня от этой вашей отцовской сентиментальности, amigo. Не верю. Ведь я знаю вас как облупленного.
«Может, знаешь, а может и нет», — подумал Уайт. А вслух сказал:
— Значит, все решено?
Импортуна молча покачал головой.
— Что, еще есть какая-то загвоздка?
— Вот именно. Перед свадьбой Вирджиния должна будет подписать один договор.
— Какой еще договор?
— Что она в течение пяти лет не будет заявлять никаких притязаний на мое имущество в случае развода.
Но если она выполнит условия договора — если девятого сентября 1967 года она все еще будет моей женой и будет жить вместе со мной, то она станет моей наследницей. Моей единственной наследницей, suocero. Как вам это правится? Может ли быть более честная сделка?
— Ну, знаете ли, муж с женой должны и без того доверять друг другу, — начал было будущий тесть, но не выдержал и засмеялся. — Нет, разумеется, вы вправе предусмотреть определенные меры, чтобы защитить себя в подобной… м-м-м… ситуации.
Он снова потянулся через стол за гаванской сигарой и закурил ее.
— Но вот что, Нино…
— Что?
— Девятого сентября 1967 вам ведь будет уже шестьдесят восемь. Коли мы играем в открытую, я вынужден напомнить вам об одной неприятной возможности — к этому времени вы можете уже переселиться в мир иной. Что же будет с моей дочерью, если вы умрете до истечения иятилетнего срока? Она останется у разбитого корыта?
— Да, — сказал Импортуна. — И вы вместе с ней.
— Но, Нино, ведь это значит, что она может потерять пять лет своей молодости впустую. Это непорядочно…
— Может. Но это — ваш риск. Тут, как говорится, игра ва-банк. Пан или пропал. Кроме того, попробуйте взглянуть на это дело моими глазами.
— О, я пытаюсь, я все время пытаюсь, Нино. Однако Вирджиния — это все, что у меня есть. Мать ее умерла, как вы знаете. Ни одного родственника у нас не осталось ни с какой стороны. Во всяком случае, мы не знаем, чтобы у пас была какая-то родня.
— Бедный, бедный! Сердце мое просто разрывается от твоих слов. Ну что же, как говорится в таких случаях, ты не потеряешь дочери, а приобретешь еще и сына.
— Как это верно! — кивнул Уайт. — Ладно, Нино, я обещаю сделать все возможное. А что касается тех улик против меня…
— Что будет с ними?
— Да так, ничего…
— Я хозяин своему слову, — сказал Импортуна. — Вы что, сомневаетесь в моем честном слове?
— Разумеется, нет…
— И вы останетесь на вашем посту управляющего и вице-президента. Приведете в порядок дела, а я, может быть, даже повышу вам оклад, дам вам акции. Но должен раз и навсегда предупредить вас.
— О чем, Нино?
— Все махинации вы прекратите раз и навсегда. Capita?
— Конечно. Разумеется.
— И никаких фокусов с бухгалтерскими книгами. Герц будет присматривать за вами.
— Нино, я обещаю…
— И не вздумайте предлагать Герцу взятки, чтобы он направлял мне ложные донесения — кому-нибудь я поручу наблюдать за вами обоими. Если бы речь шла только о вас, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы уберечь вас от тюрьмы. Но вы — отец моей будущей жены. Это обязывает. Извините.
Он взял трубку зазвонившего телефона.
— Слушаю, Питер.
— Мистер Е. только что вернулся из Австралии.
— Мистер Е.? Он уже пришел?
— Он ждет.
— Ладно, Питер. Я сейчас приму его.
Импортуна сделал красноречивый жест, давая Уайту понять, что разговор окончен. Он ничуть не стеснялся своей уродливой руки, на которой было всего четыре пальца: указательный и средний срослись, как сиамские близнецы.
Нрав Импортуны был весьма покладистым.
— Чао, suocero, — мягко сказал он на прощание.
Оплодотворение
После оплодотворения яйцеклетка, прочно прикрепившись к стенке матки, начинает расти, не погибая, как обычно.
Из дневника Вирджинии Уайт-Импортуна
9 декабря 1966 года
Я спрашиваю себя, почему до сих пор не брошу эту писанину. Все это бессвязное описание сумбура моих чувств — надежд, разочарований, страха, радости… Неужели это доставляет мне удовольствие? Видимо, у меня в жизни их слишком мало — удовольствий. Откуда это неудержимое желание изливать свои чувства на бумаге? Описывать радости в надежде еще раз испытать их? Но ведь я пишу и о плохом в своей жизни? Порой я думаю, что не стоит так рисковать. Если Н. когда-нибудь найдет тебя, дневник… И что он тогда сможет сделать?
