Гангстер - Каркатерра Лоренцо (мир бесплатных книг txt) 📗

— К сожалению, у меня нет ответа, — отозвалась Мэри. — Это еще одна из тех тайн, которыми он ни с кем не делился. Даже со мной.

Мы находились в сравнительно маленькой комнате без окон, освещенной свисавшей с потолка лампой. Посередине располагался большой бильярдный стол с толстенными ногами. В углу стоял маленький круглый столик и два стула. Нико прицелился, резко двинув кием, ударил битком по трем стоявшим в ряд шарам и направил их в боковую лузу. После этого он подошел к столику, взял стакан с «самбука романа» и выпил его содержимое одним большим глотком.

— Шикарный удар, — сказал он. — Верно говорю — удар что надо!

— Сказать ты можешь все, что захочешь, — отозвался я, пожав плечами. — Только вот согласится ли кто–нибудь с тобой…

— Ставлю доллар против твоего «никеля», что забью и следующую тройку, — сказал Нико и вновь взял кий. — Ну, идет?

— Тогда тысячу лир против ста, — ответил я. — Я не видел «никеля» с тех пор, как вылез из самолета в Риме.

— Значит, спорим? — уточнил Нико и склонился над столом, расставляя шары для следующего удара.

Я сел у него за спиной, прислонившись к прохладной стене, оклеенной мягкими на ощупь обоями в цветочек. Взял со стола пачку сигарет «Лорд», которые курил Нико, вынул одну и закурил. Он отвернулся от шаров.

— Когда это ты пристрастился? — спросил он.

Я глубоко затянулся английской сигаретой.

— Здесь трудно не закурить. Кого ни встретишь — в руке дымится сигарета, из кармана торчит открытая пачка. Может, мне следовало спросить у тебя разрешения?

— Тебе мое разрешение не требуется, Гейб, — ответил Нико, натирая мелом конец кия. — Я здесь для того, чтобы приглядывать за тобой и делать то, что нужно, если тебе что–то потребуется. Если кому–то из нас и может потребоваться просить у другого разрешения, так это мне у тебя.

— Ты мой друг, Нико, — сказал я, стряхивая пепел в маленькую пепельницу с надписью «Мартини и Росси». — Только так ты и должен обо мне думать.

— Пойми меня правильно, — отозвался Нико. — Я люблю тебя, как если бы ты был моим младшим братом. Но я также знаю свое место и свои обязанности. А моя обязанность — быть твоей тенью, твоим гидом и телохранителем и обеспечить, чтобы ты вернулся домой таким же здоровым, каким уехал оттуда. Так все и будет, пока босс не прикажет мне чего–то другого.

— Можно я задам тебе один вопрос? — сказал я, глядя в его красивое лицо, на которое во время нашей беседы вернулось обычное серьезное выражение. — Если не хочешь, можешь не отвечать.

— Валяй, спрашивай.

— Допустим, все это не удастся, — сказал я и медленно пошел вокруг стола. — После всех уроков, после стольких лет, прожитых рядом с Анджело, я решил бы, что такая жизнь не для меня, и захотел бы уйти. Что, если бы в таком случае Анджело вызвал тебя и приказал меня устранить? Ты сделал бы это?

Нико глубоко вздохнул и медленно выдохнул, глядя в дощатый пол.

— Да, сделал бы, — сказал он.

— Даже если бы продолжал относиться ко мне, как сейчас?

— Как босс скажет, так и будет, — ответил Нико. — Пока босс жив, его слово — закон.

Я наклонился, взял прислоненный к стене кий Нико и протянул ему.

— Твой удар, — сказал я. — Промажешь, значит, проиграл.

Он взял кий, кивнул и склонился над столом, примеряясь к шарам. Я же повернулся, прошел обратно в угол, сел и приготовился смотреть, как Нико будет расправляться с шарами.

Я увидел ее как раз в то мгновение, когда выходил из воды, и последняя волна, догнав меня, игриво шлепнула по спине. Она стояла в тени огромного синего пляжного зонта, пила «оранжину» и над чем–то смеялась с подругой. На загоревшем до угольной черноты теле был раздельный купальник–бикини; распущенные каштановые волосы ниспадали до середины спины. Ей было лет шестнадцать, у нее были ясные, как горное небо, глаза и улыбка, способная осветить стадион. Никогда в жизни я не видел никого красивее. Мне оставалось несколько месяцев до семнадцатого дня рождения, и мои тогдашние манеры в обращении с девушками можно было охарактеризовать словом «неуклюжие». По сравнению с сексуально раскованными и продвинутыми моими ровесниками — уроженцами острова, я

был совершенно неопытен и труслив. Стоя у края воды, я ладонями стер с лица капли воды и вновь взглянул на девушку под зонтиком.

А она покинула свое место в тени и направилась прямиком ко мне, легко ступая по горячему чистому песку. Остановилась передо мной и протянула руку.

— Меня имя Аннарела, — медленно, запинаясь, сказала она по–английски голосом нежным, как щебетание птиц, которое я слышал, просыпаясь, каждое утро. — Как ты сказать? Анна? Это правильно?

— Да, это правильно, — ответил я, стараясь не путаться в итальянских словах. — Меня зовут Гейб. Я американец.

Она кивнула и улыбнулась, все еще держа меня за руку.

— Я знаю. Ты остановился у дону Фредерико. Я много раз видел тебя там.

— Ты живешь где–то рядом? — спросил я, выпустив ее руку. В ее каштановых волосах тут и там мелькали золотые прядки, выгоревшие от непрерывного пребывания под горячим солнцем.

— Недалеко, — ответила она. — От моего дома до его дома можно дойти меньше чем за cinque минут. — Она показала мне растопыренную пятерню.

— Пять, — сказал я. — Cinque — это пять.

— Si, si, пять, — подхватила она, быстро прикусив нижнюю губу. — Я иногда забываю. У меня есть мало случаев говорить по–английски. Большинство туристов на острове — немцы.

— Я видел немного туристов, пока живу здесь, — сказал я. — Наверно, год спокойный.

Анна склонила голову и залилась смехом, более подходящим для молодой женщины, чем для девушки–подростка.

— На Прочиде каждый год — спокойный.

Я чувствовал себя совершенно непринужденно в ее компании. Она обладала той же способностью, как и Пуддж, — превращать человека, с которым познакомилась пять минут назад, в приятеля, которого знаешь если не пять дней, то уж никак не меньше пяти часов.

— Я хотел прогуляться по пляжу, — сказал я ей. — Не составишь мне компанию? И твою подругу тоже возьми, если она захочет. — Я указал за спину Анны на девушку, с которой она разговаривала, когда я вышел из воды.

Анна, оглянулась, крикнула: «Пока!», помахала рукой и снова повернулась ко мне.

— Ее зовут Клаудия, — объяснила она. — Ей нужно возвращаться на работу, в пекарню. Пора готовиться к торговле. Скоро будет — как это? — ленч, да? А я пойду с тобой.

Мы бродили по длинному белому главному пляжу Про–чиды почти все утро, волны остужали наши ноги, а мы болтали и смеялись, заполняя морской воздух невинным юношеским трепом. Так во время этой долгой неторопливой прогулки началась моя первая летняя любовь.

После этого я видел Анну каждый день. Мы смотрели фильмы в кинотеатре на открытом воздухе, и там я обнаружил, что она, как и я, любила вестерны с Клинтом Иствудом. Мы ходили купаться после моих утренних уроков с Фредерико и плавали наперегонки до самой дальней из стоявших на якорях лодок. Я поражался скорости, с которой она плавала, и силе каждого движения ее рук и ног, стремительно уносивших ее вперед и делавших тщетной мою погоню за ней. Потом мы отдыхали, держась за борт какой–нибудь лодчонки, Анна отодвигала мокрые волосы, которые упрямо лезли ей в глаза, а я жадно хватал ртом воздух, которого так не хватало моим легким после очередной гонки.

— Я не уеду с острова, пока не обгоню тебя, — сказал я ей однажды утром, вцепившись пальцами в борт гребной шлюпки, как в лямку спасательного круга.

— Это значит, что ты умрешь здесь счастливым и очень старым, — засмеялась Анна.

Именно ее я впервые пригласил на обед в прибрежный ресторан, где подавали только дары моря. В тот вечер на ней было белое платье до колен, темные туфли с очень низкими — не более полудюйма — каблуками, и синяя кофта на пуговицах, связанная ее бабушкой как раз для такого случая. Волосы лежали на ее плечах, как накидка из тончайшего шелка. Она совсем не пользовалась косметикой, и ее лицо словно сияло в свете двух свечей, стоявших на нашем столе.