Смерть на выбор - Макдональд Росс (версия книг TXT) 📗
— Одевайся, живо! — скомандовал я. — Поедешь со мной. Или хочешь остаться с Москитом?
Голова ее безвольно болталась из стороны в сторону.
— Не хочу. Он плохой, — сказала она с детской серьезностью, оглядывая сиротливым взглядом голые стены комнаты. — А где он?
— Едет сюда. Тебе надо уходить.
— Да, — пробормотала она, словно повторяя за мной урок, — мне надо уходить.
Я собрал ее одежду с пола ванной и бросил ей — свитер, юбку, туфли и чулки. Но она еще далеко не очнулась и едва ли была в состоянии одеться сама. Мне пришлось снять с нее пижаму и надеть на нее ее вещи. Тело у нее было холодное как лед. Я словно наряжал куклу.
Ее плащ висел на двери ванной. Набросив его ей на плечи, я поставил ее на ноги. Но она не могла или не желала стоять без поддержки. Она снова укрылась на своем далеком острове, доверив свое безвольное тело моим заботам. Я кое-как довел ее до лифта и прислонил ее в углу. Спустившись на первый этаж, я открыл металлическую дверь лифта и подхватил Рут на руки. Веса в ней было немного.
Когда я проходил мимо портье, тот поднял глаза. Но не сказал ни слова. Наверняка он видал куда более странные парочки, чем мы с Рут.
Моя машина стояла у тротуара перед отелем. Я отпер дверь и усадил Рут на переднее сиденье, откинув ее голову на мягкую спинку. Так она и просидела все следующие шесть часов, хотя время от времени норовила сползти на пол. Примерно раз в час мне приходилось останавливать машину и снова устраивать Рут в углу сиденья. В остальное время стрелка спидометра показывала семьдесят пять — восемьдесят миль в час. Миновала мглистая ночь, серый рассвет и долгое солнечное утро, а Рут продолжала спать как убитая в несущейся по дороге машине.
Проснулась она, только когда я остановился у светофора на развилке дорог возле Санта-Барбары. Красный свет застал меня врасплох, и мне пришлось резко дать по тормозам. Рут чуть не сбросило с сиденья — я придержал ее правой рукой, иначе она ударилась бы о лобовое стекло. Она открыла глаза и огляделась по сторонам, не понимая, где она.
— Санта-Барбара, — объявил я. Зажегся зеленый свет, и я нажал на газ.
Рут потянулась и села прямо, глядя на тщательно ухоженные лимонные рощи и недалекие голубые горы.
— Куда мы едем? — спросила она хрипловатым со сна голосом.
— Навестить одного моего друга.
— В Сан-Франциско?
— Нет.
— Это хорошо, что не в Сан-Франциско. — Она зевнула я потянулась еще раз. — Мне совсем не хочется туда ехать. Мне приснился кошмарный сон про Сан-Франциско. Ужасный маленький человечек затащил меня к себе в комнату и заставил делать отвратительные вещи. А какие — точно не помню. Господи, до чего мне паршиво. Я что, напилась вчера?
— Вроде того. Поспи еще, если хочешь. Или, может, пора поесть?
— Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но, наверно, стоило бы. Бог знает, когда я ела в последний раз.
Мы выехали на автостраду, и впереди показался придорожный ресторан. Я остановился на станции обслуживания рядом с ним и помог Рут вылезти из машины. Вид у нас с ней был еще тот. Она все еще двигалась словно лунатик и была бледна как смерть. Я был немногим лучше. Проехав за ночь и утро триста сорок миль, я чувствовал себя так, точно прошел их пешком. Мне необходимо было поесть, выспаться, побриться и принять душ. Но больше всего мне нужно было поговорить или просто посмотреть на кого-нибудь, кто был счастлив, благополучен и добропорядочен или хотя бы одно из трех.
Горячий бифштекс и пинта кофе очень мне помогли. Рут нехотя поклевала кусочек жареного хлеба, макая его в желток сваренного всмятку яйца. Героин был ей и едой, и питьем, и сном. Он был и ее будущей смертью — если она не найдет в себе сил остановиться. Эта мысль не давала мне покоя.
Когда мы снова сели в машину, я сказал об этом Рут — правда, немного другими словами.
— Я знал людей, которые курили опиум и марихуану, нюхали кокаин, жевали коноплю, пили маковую настойку, не говоря уж о добрых славных пьяницах. Мужчин и женщин, которые не могли жить без морфия. Некоторые умудряются пристраститься к мышьяку или готовы продаться в рабство за холодящий глоток эфира. Но твоя привычка хуже любой другой.
— Начинаются лекции, — со скукой протянула она, точно разговаривала с учителем, отчитывающим ее за то, что она жевала резинку на уроке. — Что вы вообще знаете о моих привычках, мистер Зануда?
— Вполне достаточно.
— Кто вы такой?
— Частный детектив. Я уже говорил тебе, но ты забыла.
— Возможно. Прошлой ночью я была в Сан-Франциско? Я вроде припоминаю, что ехала куда-то на автобусе.
— В Сан-Франциско ты была, но, как ты туда попала, я не знаю.
— А что с моим плечом? На нем такие следы, будто меня кто-то укусил. Я только сейчас в туалете увидела.
— Тебя укусил комарик. Точнее, москит.
Я оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее. На мгновение наши глаза встретились, и я понял, что она ничего не поняла.
— Очень смешно, — холодно обронила она.
Меня разбирали злость и смех одновременно.
— Черт, не я же тебя укусил, в самом деле! — Однако у меня не хватило злости на то, чтобы без особой надобности заставить ее вспомнить забытую ею ночь. Даже мне Москит казался сейчас фигурой нереальной — гадкой химерой из кошмарного сна.
Я взглянул на Рут и понял, что к ней возвращается память — глаза ее потухли и остановились.
— Это правда, — тихо сказала она. — То, что вы говорите про эту мою привычку. Это страшно. Сначала я попробовала потехи ради, вместе с Ронни. Первые несколько раз он мне давал дозу бесплатно. А теперь я без этого не могу. Когда колюсь, мне хорошо, когда нет — ужасно. Знаете, как я себя сейчас чувствую?
— Судя по твоему виду — как полутруп.
— Просто как труп, без всяких «полу». Но главное, мне все равно. Мне абсолютно все равно.
Вскоре она снова задремала. Она не проснулась ни когда мы ехали по автостраде, обгоняя ревущие грузовики, ни даже в городе, на бульваре, где движение было еще оживленнее. Однако грохочущая Мэйн-стрит ее все-таки разбудила.
Я нашел парковку возле Дворца правосудия. Было почти два часа дня — как раз то время, когда Питера Колтона было легче всего застать на месте. Рут довольно спокойно пошла со мной, все еще ступая так, словно под ногами у нее был пенопласт. Но, увидев, куда я ее веду, остановилась как вкопанная.
— Вы хотите сдать меня фараонам?
— Глупости, с чего ты взяла? — солгал я. Две-три зеваки на тротуаре стали подвигаться к нам, готовые выступить свидетелями любой сцены, которая могла сейчас разыграться. — Ну-ка, шагай, а то снова укушу! — пригрозил я.
Она зло зыркнула на меня, но все-таки нехотя побрела вперед на плохо гнущихся ногах. Наши укороченные черные тени вместе вползли на ступеньки.
Колтон — крупный, носатый, пышущий энергией мужчина — был у себя в кабинете. Когда я открыл дверь, он сидел за столом, склонив голову над бумагами, и не сразу от них оторвался. Его каштановые с рыжинкой, очень коротко остриженные волосы придавали его облику нечто медвежье, что вполне соответствовало его характеру. Я подтолкнул Рут в дверь и вошел следом. Бочком, вдоль стеночки, она отодвинулась от меня в сторону.
Колтон посмотрел на меня с рассчитанным эффектом, обвиняюще наставив на меня свой мощный нос.
— Ага, вот и блудный сын наконец. Видок у тебя аховый.
— Это оттого, что я доедал за свиньями.
— К тому же знаток Библии, а я-то грешным делом сомневался, умеет ли он читать. — Прежде чем я успел ответить, он перевел взгляд на девушку, которая съежилась у стены. — А это еще кто? Блудная дочь?
— Это Рут, — сказал я. — Как твоя фамилия, Рут?
— Н-не скажу, — сказала она, запнувшись от дрожи.
Колтон разглядывал ее с холодным интересом.
— На чем она сидит?
— На героине.
— Это ложь, — сказала она деревянным голосом.
Колтон пожал плечами.
— Ты пришел не по адресу. К тому же я занят. Почему ты привел ее ко мне?
