В интересах государства - Бивор Энтони (читать книги полностью TXT) 📗
– Не будь вы параноиками, – холодно сказал он, – все можно было бы сделать с помощью пары обыкновенных машин. Но нет! Мы устроили целое представление. Этого требует престиж твоей фирмы, верно? Я имею в виду вашу основную функцию – находиться при главах государств. Удивляюсь, как это мы не устроили торжественного парада всех ваших директоров, жаждущих пожать руку великому человеку.
Кларксон в ярости уставился на него, всем своим видом выказывая крайнее презрение.
– Плевал я на то, что ты обо всем этом думаешь. Тебе платят за то, чтобы ты выполнял свою работенку и обеспечил сохранность моего клиента, кто бы он ни был. Малейшая оплошность – и тебе дадут по шее. И запомни: если что случится, правительство окажется в крайне затруднительном положении, ибо тогда выплывет то, что Иньеста приезжал к нам. Так что, если не будут приняты все меры предосторожности, это будет рассматриваться, как нарушение служебного долга.
– И это говоришь ты! – горько усмехнулся Дандас. – Так или иначе, если и было какое-то распоряжение относительно эскорта, ко мне это не имеет никакого отношения. Поэтому придержи язык и помечтай лучше о монетах, которые отсыплет тебе твоя жирная фирма.
И, с отвращением отвернувшись, Дандас пошел к сержанту из дипохраны. Краем глаза он уловил на крыше здания какое-то движение. Два снайпера из Д-П как раз занимали там наблюдательный пост. Господи, и этот человек еще смеет ныть, возмущенно подумал Дандас.
Увидев Дандаса, сержант выскочил из машины и вытянулся по стойке «смирно». Это был плотный мужчина с красной физиономией и густыми бакенбардами, которые придавали вид хозяина гостиницы XVIII века. Его лоб, блестящий от пота, пересекала натертая форменной фуражкой полоса.
– Что-то у вас не очень радостный вид, сэр, – заметил он с сочувственной улыбкой. – Видно, наш надутый индюк доконал вас!
– Еще бы.
– Хорошо, что он от нас ушел и я теперь могу сказать все, что о нем думаю. – Сержант поднял руку, чтобы поскрести лысину, и на голубой рубашке под мышкой обнаружились темные пятна пота.
– Можете обеспечить, чтобы задняя машина ничего не прозевала?
– Конечно, сэр, – ответил сержант, немедленно переходя на официальный тон.
Дандас злился на свою уступчивость, но ему необходимо было себя прикрыть. Он ведь знал, как дотошно проводится расследование в случае смерти клиента. Недаром в старой пословице говорится: не забывай оглядываться и держи зонтик открытым против летящего дерьма. Оплошаешь – вымажешься с головы до ног.
– Может, надо следить за чем-то конкретным? – бесстрастно осведомился сержант.
– Да нет, просто за любым, кто, как вам покажется, идет или едет следом.
– Скажу ребятам, чтобы глядели в оба, сэр… хотя в общем-то иначе и быть не может.
Дандас отошел, слегка сконфуженный. Такое было впечатление, что он начал учить сержанта, как относиться к своим обязанностям, а тот вежливо поставил его на место. И поделом мне, сказал себе Дандас, надо было послать Кларксона к черту вместе с его идиотскими угрозами.
Когда самолет подрулил к ним, машина для багажа стояла уже наготове, с включенным мотором. Кларксон дал знак шоферам обоих лимузинов, и они выскочили из машин, чтобы открыть багажники. Иньеста и его сопровождающие выйдут из самолета, лишь после того, как все будет готово.
Дандас искал глазами телохранителя-ливанца, когда прибывшие стали спускаться по трапу. Он узнал его по фотографии в паспорте, только ливанец оказался моложе и ниже ростом. Волосы у него совсем выгорели на средиземноморском солнце, а кожа была оливковой. Беспокойные глаза, выдававшие его профессию, мгновенно обшарили крыши и окна зданий. Дандас даже испугался: господи, вдруг он примет стрелков охраны за террористов! Но еще миг – и все уже были в машинах, а он даже не успел рассмотреть самого генерала – заметил только усы и темные очки. Усы должны быть непременно, не к месту подумал он. Оглянулся на сержанта, который должен был ехать в последнем автомобиле, и, когда тот поднял большой палец вверх, Дандас сел на заднее сиденье автомобиля дипохраны.
– Все в порядке, сэр? – спросил шофер, глядя на него в зеркальце заднего вида.
– Нормально. Поехали.
Он поерзал на сиденье – мешала кобура с автоматом «смит-вессон». Так непременно и убьют, усмехнулся он про себя. Можно подумать, что он – бриллиант из королевской короны. Дандас опустил стекло, так как автомобиль сильно нагрелся, простояв долго на солнце, и обернулся, чтобы посмотреть на идущие сзади машины. Шофер «мерседеса» сделал вид, будто не замечает его, а он сохранял дистанцию, предписанную инструкцией.
Машина пошла быстрее, и воздух со всех сторон ворвался в салон, трепля волосы Дандаса. Он услышал треск радиоприемника и затем голос сержанта, докладывавшего, что сзади все спокойно. Как это обычно бывает ранним летом по воскресеньям, дорога в Лондон была запружена автомобилями, и Дандас снова начал беспокоиться, ибо определить в этом потоке преследователей становилось все труднее. Хорошо, что они скоро свернут на другую дорогу и что клиника находится за городом. Еще пятнадцать минут, напомнил он себе, и все это можно будет забыть до следующего четверга, когда генерал полетит обратно.
12
После совещания у Евы в понедельник утром Брук Гамильтон всерьез задумался над трудностями разрабатываемого предприятия. Проследить, куда охранники доставили Иньесту из аэропорта вчера вечером, оказалось несложным, а вот надеяться на то, что удастся осуществить покушение в самой клинике, не приходилось, и подстерегать Иньесту на улице они не могли. Когда это стало ясно, Брук счел необходимым предложить свою помощь, чтобы разузнать о планах генерала, однако теперь он начал сожалеть об этом необдуманном порыве. Им овладело что-то вроде паники: ведь он же совсем не подходил для выполнения такой задачи. Даже если ему удастся что-то разузнать, Андресу и его группе все равно придется иметь дело с бдительной охраной, хотя он и признавал, что тактика Андреса была и оригинальной, и эффективной.
Гримасничая от усердия, он снова сражался с дверцей машины: интересно, кто из них двоих пришел в негодность – он или его машина? Эта мысль почему-то вернула его к тем людям, с которыми он только что расстался. Его участие в их делах началось с осознания своего долга перед Эрнесто Картерой. Приступ синдрома офицерской чести, подумал он с несвойственным ему цинизмом, хотя подозревал, что на самом деле решил помогать Андресу только из желания доказать самому себе, что он не трус и не боится поговорить с братом. Но теперь, после встречи с американским журналистом, похоже было, что он обязан участвовать в этом деле.
Он не уставал проклинать пробки и потоки машин на дороге. Теперь, когда он принял решение позвонить брату, ему не терпелось скорее покончить с этим, хотя, как получить нужные сведения, он понятия не имел.
Оставив машину возле своего флигеля, он прошел в гостиную и принялся ходить из угла в угол. Однако справиться с волнением ему не удавалось, и, чтобы разрядиться, он решил подняться наверх. Вся эта ситуация бесконечно пугала его. Он страдал от физического страха гораздо меньше, чем многие другие, зато очень боялся сложных жизненных проблем, требующих определенной изворотливости ума. Главным образом из-за этого у него и не было до сих пор ни одного серьезного романа. Все считали его героем-любовником, который не хочет терять свою свободу, тогда как на самом деле он сторонился женщин. И хотя его, безусловно, не мучило чувство физической неполноценности, он был, однако, убежден, что ему не справиться с женскими эмоциями. Ему казалось, что он никогда не сможет понять женщину, и, будучи по натуре человеком неуживчивым, он страшился прочной привязанности.
Парализующее напряжение, которое, как правило, охватывает его в ситуациях, подобных предстоящему телефонному разговору, обычно исчезало, стоило ему приступить к делу. Но сейчас он чувствовал, что в горле у него пересохло и во рту появился неприятный вкус. Это состояние было ему знакомо. Он отправился на кухню и огромными глотками выпил несколько стаканов воды, пока в желудке не появилось ощущения тяжести. Он заметил также, что сильно вспотел; захотелось принять ванну и переодеться, но он знал, что, если оттягивать разговор, будет только хуже. Он снял трубку и набрал номер.
