Зайти с короля - Доббс Майкл (книги бесплатно TXT) 📗
— И было бы просто отлично, если бы такой опрос был готов к публикации, скажем… сегодня после обеда?
Салли перевернулась на другой бок, чтобы положить трубку на аппарат, и потянулась, окончательно расставаясь со сном. Несколько мгновений она лежала, глядя в потолок, давая мозгу время разослать телу свои команды. Ее нос, подобно перископу, торчал из-под простыни, словно обнюхивая тольно что полученную новость. Потом она села в кровати, бодрая и готовая к действию, и повернулась к тому, что лежало рядом с ней.
— Мне надо идти, милый. Проснулось зло и принялось за дело.
„Гардиан", первая страница, 27 января
НОВЫЙ ШКВАЛ ОБРУШИВАЕТСЯ НА КОРОЛЯ.
„ХРИСТИАНИН ЛИ ОН?"
Новый шквал противоречий обрушился на королевскую семью вчера вечером, когда епископ Дерхемский с кафедры своего собора подверг сомнению религиозные взгляды короля. Процитировав опубликованное ранее на этой неделе и вызвавшее сильную критику газетное интервью короля, в котором тот продемонстрировал глубокий интерес к восточным религиям и не отрицал возможности физического воскрешения, епископ-фундаменталист осудил его как „заигрывание с мистицизмом в угоду моде".
„Король является защитником веры и помазанным главой нашей англиканской цернви. Но христианин ли он?"
Букингемский дворец заявил вчера, что король просто пытался подчеркнуть, что он, будучи монархом державы с большим количеством расовых и религиозных меньшинств, считает своим долгом не придерживаться слишком узких и ограниченных взглядов на свою религиозную роль. Однако нападки епископа, похоже, подольют нового масла в огонь противоречий после недавнего драматического опроса общественного мнения, показавшего резкое падение популярности некоторых членов королевской семьи, например, принцессы Шарлотты, и растущие требования ограничить число находящихся на содержании государства членов королевской семьи.
Сторонники короля вчера вечером устроили марш в его поддержку „Мы не должны поддаться соблазну устроить конституционный супермаркет, на котором можно выбрать самую дешевую форму правления", — сказал виконт Квиллингтон.
Критики короля, напротив, не замедлили указать, что, несмотря на свою личную популярность, король явно не справляется с ролью лидера во многих областях. „Король должен отвечать самым высоким стандартам общественной морали, — сказал один из заслуженных заднескамеечнинов правящей партии, — но его лидерство в его собственной семье оставляет желать много лучшего. Ее члены подводят и его, и нас. Им платят слишком много денег, у них слишком густой загар, они слишком мало работают, и они слишком многочисленны".
„Королевский дуб сотрясается, — сказал другой , критик. — Не будет большой беды, если один или два члена королевской семьи свалятся с его ветвей…"
Сведения об этом начали поступать вскоре после четырех пополудни, а когда они подтвердились, короткий зимний день уже угас, и весь Лондон погрузился во мрак. Это был злосчастный день — теплый фронт прошел через столицу и принес за собой потоп нескончаемого дождя, который не прекратился и ночью. В такой день лучше сидеть дома.
Но пребывание дома и стало ошибкой, и притом роковой, для трех женщин и их детей, которые звали своим дом 14 по Квинсгейт Креснт, многоквартирный дом посреди района Ноттинг Хилл, в самом сердце старого района трущоб, где в шестидесятые годы селились бродяги и иммигранты под строгим оком рэкетиров. Тогда это называлось „рахманизмом" — по имени самого знаменитого из домовладельцев-рэкетиров. Теперь, спустя годы, это зовут „полупансионом". Местные власти селят сюда матерей-одиночек и неблагополучные семьи; так им проще свалить с себя заботу об этих несчастных. Обстановка дома 14 не претерпела существенных изменений за тридцать лет, прошедших с тех пор, как здесь был бордель. Однокомнатные номера, общие туалеты, недостаточное отопление, сгнившие рамы и атмосфера безысходности. Во время дождя обитатели дома с тоской наблюдали, как сочится вода сквозь щели в рамах, как мокнут стены и как от них отстают обои.
Бесхозность порождает равнодушие, и никому из жильцов не пришло в голову поднять тревогу по поводу запаха газа, стоявшего в доме уже несколько дней. Это дело хозяев, которые появляются здесь, когда захотят. Жильцов это не касается, так они, по крайней мере, думали.
С наступлением сумерек автомат щелкнул своими реле и включил свет на лестнице. Это были всего лишь шестидесятиваттные лампочки, по одной на лестничную площадку, но небольшого искрения в цоколе одной из них оказалось достаточно, чтобы вызвать взрыв газа, обрушившего все пятиэтажное здание и значительную часть соседнего, В соседнем доме, к счастью, никого не оказалось, он пустовал, но в доме 14 проживали пять семей, женщины с детьми, в том числе и грудными. Из-под его обломков живыми вытащили только восьмерых. Восьмерых из двадцати одного. Когда король прибыл на место катастрофы, он увидел огромную кучу кирпичей, разбитых дверных проемов и исковерканных остатков мебели, по которой в резком свете прожекторов карабнались пожарные. Подозревали, что под ней погребены еще несколько человек, о которых не было сведений. Над головами спасателей зловеще раскачивалась повисшая на конце балки двуспальная кровать, и ее простыни хлопали на порывистом ветру. Ради безопасности пожарных ее следовало сбросить оттуда, но автокран где-то застрял из-за дождя и уличных пробок, а ждать было некогда,
— Король попросил отвезти его на место аварии сразу же, как узнал о ней.
Я не собираюсь ни давать указания, ни путаться под ногами. Но слово, сказанное в минуту тяжелой утраты, весомее тысячи запоздалых эпитафий.
Запрос попал в диспетчерскую Снотланд-Ярда в тот момент, когда сотрудники делали доклад министру внутренних дел, и он немедленно сообщил новость на Даунинг-стрит. Когда король прибыл на место, он увидел, что, сам того не зная, стал участником гонки и эту гонку проиграл. Урхарт уже утешал раненых, выражал сочувствие расстроенным, давал интервью, позировал перед телекамерами, словом, был на виду. В результате монарх выглядел игроком, вызванным на поле со скамьи запасных. Игрок вроде бы и способный, но игра уже сделана. Но это не футбольный матч, во всяком случае, не должен быть, старался убедить себя король.
В течение некоторого времени монарху и премьер-министру удавалось избегать друг друга: один тихо разыскивал и расспрашивал пострадавших, другой сосредоточился на поисках сухого места, откуда можно было бы давать интервью. Но оба знали, что встреча неизбежна. Если они откажутся от нее, то сенсации не миновать и трагедия превратится в фарс. Подобно часовому, король стоял на вершине груды обломков, окруженный быстро расширяющимся озером жидкой грязи, которое Урхарту пришлось форсировать, чтобы добраться до него.
— Ваше Величество.
— Мистер Урхарт.
Теплоты в их приветствиях было не больше, чем при столкновении двух айсбергов. Ни один из них не смотрел на другого, оба предпочитали обозревать окрестности.
— Не говорите ни слова, сир. Уже и так слишком много горя, слишком много противоречий. Смотрите, но ничего не говорите. Я вынужден настаивать на этом.
— Никакого даже самого беглого выражения сочувствия? Даже под вашу диктовку?
— Даже кивка головой, даже скорбного выражения лица или нарочито опущенных глаз. Даже согласованных фраз, потому что вам, похоже, доставляет удовольствие затягивать узлы, которые пытаемся распутать мы.
Выразительным жестом король словно отмел обвинение.
Но премьер-министр медленно продолжил, тщательно выбирая слова:
— Я вынужден настаивать на этом.1 — Итак, молчание?
— Полное. И на довольно продолжительное время.
Король впервые перевел свой взгляд с развалин на лицо премьера — на нем было выражение холодной снисходительности. Руки премьер засунул глубоно в карманы плаща.
— Я не собираюсь этого делать.
