Мафия - Лаврова Ольга (серия книг TXT) 📗
Но группа захвата в полной готовности.
Из потока машин выделяется «Волга» и тормозит возле Есимгалиева.
И тут Томин узнает, кто ею управляет.
– Внимание! – спешит предупредить товарищей его голос: – Покупатель – один из Мордят! Злобен, возможно, вооружен. Блокируйте его!
Есимгалиев быстро садится в «Волгу», та трогается. Но тотчас оказывается в окружении трех оперативных машин. Они выворачивают из встречного потока, и две становятся поперек спереди и сзади «Волги», третья запирает ее сбоку, прижав к тротуару.
А с тротуара распахивают дверцы и вскакивают в «Волгу» Морденка сотрудники угрозыска в штатском.
Телетайп печатает текст:
«Угрозыску МВД Казахской ССР. По вашей ориентировке о торговце наркотиками Есимгалиеве, он же Умаров, он же Иванов, произведено задержание преступника совместно с покупателем. При задержании изъято 5 кг опиума. О дальнейшем ходе следствия в отношении Есимгалиева – Умарова – Иванова будете поставлены в известность. О результатах мероприятий, предпринятых вами по делу, информируйте непосредственно руководителя следственно-оперативной группы ГУВД Москвы полковника Знаменского».
Сажин стучит в крепкую тесовую калитку. Через несколько секунд ее резко открывает Вася-Морденок.
– Опять ты?! – Он, пожалуй, рад видеть базарного знакомого.
– Здравствуй, Вася. Приехал я откровенно признаться… – И пока Вася хлопает глазами, не понимая, о чем речь, Сажин мгновенно защелкивает на нем наручники.
– Ты уж извини. Прав был батя-то, с Петровки я.
– Батя!!.. – не своим голосом орет Вася, но его уже оттесняют хлынувшие в калитку коллеги Сажина.
И вот в доме Морды полным ходом идет большой обыск. Его ведут три группы в трех помещениях; в одном из них Знаменский параллельно ведет допрос хозяина. Морда и присутствующие в разных местах Мордята – в наручниках, к каждому, учитывая воинственный нрав семейства, приставлен офицер.
Знаменский с допрашиваемым расположились на уголке стола; в основном же стол служит для складывания того, что изымают при обыске. Здесь уже разложены пачки денег, груда оружия и набор наркотиков: частью это одинаковые целлофановые пакеты с белым и зеленоватым порошком, частью аптечного типа стеклянная посуда с притертыми крышками.
Первое потрясение у Морды прошло, он владеет собой. Задача его – нащупать контакт со следователем и выгородить сыновей.
– Вы слышали, что торговцев наркотиками старается прибрать к рукам некий трест? – спрашивает Пал Палыч.
– Что-то такое краем уха… Вы тоже, гражданин полковник?
– От кого слышали?
– Ну где-нибудь… в автобусе.
– У вас две «Волги», автобусом, наверное, забыли, когда ездили.
Курков несет три пистолета, коробки с патронами и обрез.
– Как насчет малины, а также блатной романтики? – осведомляется Сажин, глянув на его ношу.
– Злопамятный, да?
– Нет, но веду счет мячам.
Курков складывает добычу перед Знаменским. Тот говорит:
– Мордвинов, куда вам столько оружия?
– Слабость у меня, – исповедальным тоном сообщает Морда. – Где, значит, ни попадется случайно – не могу удержаться.
– И где оно попадалось случайно? Не иначе как в автобусе. Нет, право, многовато.
– Да, гражданин полковник, какая разница? Статья одна – незаконное хранение. Хоть один пистолет, хоть пять пулеметов, верно?
– Случалось и постреливать?
– Больше в тараканов, гражданин полковник. Бежит – шмальнешь. Глаз тренируется.
Пал Палыч делает Сажину разрешающий знак.
– А как меня тут расстреливали, конечно, не помните?
– Отчего же? Я его, гражданин полковник, честно спросил: из органов? Говорит, нет. Значит, покушения на представителя власти не было. Шутки были со своим гостем. Скажет – водку не пил, не верьте! В охотку посидели, – Морда рассказывает почти весело. – Мне на фоне наркотиков терять нечего. Срок все покроет.
Так он и держится, пока не заходит разговор о том, вся ли его семья торговала наркотиками.
– Что вы! – машет руками он. – Какая торговля! Я в них сбережения вкладывал. Наркота дорожает, а как с деньгами решат – неизвестно. Сбережения за всю трудовую жизнь!
– Ваш старший задержан при покупке опиума.
Морда тяжко переживает услышанное. Когда обретает способность владеть языком, произносит хрипло:
– Ничего больше не говорю! Пишите мне в протоколе вопрос, я вам буду писать ответ.
А находки все множатся и множатся…
В кабинете Коваля все его соратники, кроме Хомутовой.
Только что кончилась очередная «летучка», но еще стоят у стола, не расходятся; все в отличном настроении.
– С фабрики идет товар небывалого качества, – льстит патрону Феликс.
– Олег Иваныч, как решаем с верблюдами? – спрашивает Коля.
– Всех перебрасывай на мак. Будем расширяться.
– Неплохо ты поместил свой капитал, – говорит Ковалю Крушанский.
Без стука открывается дверь, врывается переполошенная Хомутова:
– Все живы-здоровы?
– Что такое, Люба?
– Мишенька плачет!
Феликс с Колей переглядываются юмористически. Но с лица Коваля сбегает оживление, а Крушанский и вовсе хмурится.
– Болит что-нибудь, – предполагает он.
– Всего ощупала, врача вызывала, здоров!
– Ну, страшный сон приснился, – успокаивает Коля.
– Да когда он плакал?! Беду чует, Олег Иваныч!
– Люба, накаркаешь! – раздражается Феликс.
– Что… все время плачет? – осторожно спрашивает Коваль.
– Нет… Заиграется – забудет. А потом опять глазки мокрые… Чтоб вы мне на цыпочках ходили! – яростно обрушивается она на остальных. – Никакого риска! Если кто что – зубами загрызу!
То же кладбище, которое уже посещал Коваль. Вместе с ним приехал Феликс, но остался, разумеется возле машины.
Телохранители следуют за патроном, однако в этом скорбном месте держатся поодаль.
Коваль сметает с плиты в изножье богатого памятника сор, кладет традиционные три розы.
А неподалеку, возле дорожки, по которой он прошел, Ардабьев сидит над скромной могилой. Тяжело вздохнув, встает, чтобы уйти, и встречается с человеком, что был ему попутчиком в самой счастливой за его жизнь поездке.
Оба невольно улыбаются, Коваль протягивает руку:
– Кто у вас здесь?
– Мама.
– У меня тоже, – говорит Коваль, словно радуясь совпадению. Как многие люди его типа, он склонен к суевериям и вне работы сентиментален.
– Не позвонили.
Ардабьев делает извиняющееся движение и видит двух молодчиков. Те же ли они самые, что в поезде отобрали записку с телефоном, он точно не помнит, но они такие же. И это отбивает охоту разговаривать.
– С вами неладно, – определяет Коваль.
На Ардабьеве новое дорогое пальто, но лицо погасшее, куда пропала былая радость.
– Я как-нибудь позвоню, – отделывается Ардабьев.
– Действительно, позвоните, – настаивает Коваль и прощается.
Ардабьев немного пережидает, чтобы не идти за ним впритык.
Несколько более торопливых шагов – и успел бы увидеть, как проклинаемый им Феликс открывает дверцу машины для Коваля.
Знаменский листает бумаги и одновременно слушает Куркова.
– На черном рынке Москвы и области резко возросла доля наркотиков из конопли.
– И как вы это трактуете?
– Еще не знаю, – признается Курков. – Но что-то тут есть…
– Что-то есть, – соглашается Пал Палыч.
Сотрудник забегает на секунду, приносит конверт.
– Заключение экспертизы из ВНИИ министерства.
Знаменский распечатывает, начинает читать заключение.
– Звоните Томину! – не отрываясь, говорит он. – Жду срочно!
Курков дозванивается по внутреннему телефону.
– Александр Николаевич? Знаменский просит вас немедленно, – и, положив трубку, протискивается за спину Пал Палыча, чтобы читать из-за его плеча.