Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич (книга бесплатный формат txt) 📗
Понадеявшись на собственные силы и умение, Климов отправился прямиком в «Багратиони». Ресторан как ресторан, не хуже и, вероятно, не лучше того же «Суворова». И обслуга похожая, и кабинеты вдоль длинного коридора, – видать, все те же «секс-массажные». Разница только в обилии черноголовых парней – с синими от щетины щеками и гортанными, наглыми, как у стаи прожорливых воронов, голосами. Оно и понятно – диаспора...
Климов спросил у одного, у другого, где он мог бы срочно увидеть хозяина этого заведения? В ответ было выказано отчужденное недоумение, более даже напоминавшее реакцию нормального человека на присутствие надоедливой осы.
– Слушай, зачем тебе, а?
– По делу.
– А ты кто такой, слушай?
– Следователь прокуратуры.
Ответ не поколебал уверенности случайных собеседников. Даже отчуждения в их выпуклых глазах не прибавилось – только ленивая брезгливость.
– Слушай, ты зачем пришел? Кушать? Так иди и кушай! Не занимайся пустяками, аппетит испортишь, а? Иди, иди... Мало, что он тебе нужен, ты ему, слушай, нужен? Иди кушай... Если ты ему понадобишься, он тебя сам найдет...
«Кушать» после сытного обеда у Суворова, заплатить за который, как ни пытался Климов, ему так и не удалось, было бы просто обжорством. А вызывать на помощь милицию, чтобы помогла ему обеспечить встречу с Ревазом Батурией, никакого смысла не было, она же наверняка вся у него скупленная на корню. И сделает все, чтобы он вообще ничего тут не узнал – продажные ведь шкуры, кормятся они тут...
Но беспокойство все-таки своим неожиданным визитом он у этих сукиных детей вызвал. Во-первых, сразу заметил, как за ним стали наблюдать, причем не тайно, а внаглую, откровенно. А во-вторых, на выходе его вдруг остановила милицейская группа, выбравшаяся из подъехавших «Жигулей».
Вперед, навстречу Климову, вышел крупный и плотный, в синем зимнем камуфляже, видимо, старший группы, а двое других немедленно направили на одетого в обычную дубленку Климова свои короткорылые автоматы. Сергей Никитович обернулся и увидел сзади ухмылявшиеся рожи преступных жителей Грузии, предпочитавших красть и убивать все-таки в России, где, как они почему-то абсолютно уверены, им все сойдет с рук. И ведь сходит, вот в чем главная беда!
– Документы! – грубо потребовал милиционер с плохо различимыми на его плечах звездочками – не то две, не то три, а в общем, лейтенант, и протянул руку в варежке.
– Старший следователь Управления по борьбе с организованной преступностью и терроризмом Московской городской прокуратуры, подполковник юстиции Климов. Почему не представились по форме? – рявкнул он и полез во внутренний карман за удостоверением.
Климов, конечно, рисковал. Кто их знает, что задумали те «кавказские лица» и эти, явные холуи, примчавшиеся по первому же сигналу. Однако начальственный окрик оказался привычнее. Милиционер небрежно, но все же отдал честь и доложил невнятно:
– Старш...ант ...вирида... – и, помолчав, глядя в строгое лицо усатого Климова, медленно раскрывающего перед глазами «старш...анта» свое удостоверение, добавил: – Пятьдесят шестое от... мил... Кунцево... Сигнал поступил.
– Какой сигнал? – так же строго спросил Климов. – От кого?
– От этих... – почти брезгливо бросил милиционер. – Шляется, мол, выискивает чего-то... Проверить надо. А вы чего тут искали?
– Это дело прокуратуры. Вас не касается.
– Нас тут все касается, – снисходительно ответил, хмыкнув при этом, милиционер. – Хохол, что ль? – спросил неожиданно.
– Не угадал, лейтенант. А вы быстро примчались... Постоянно тут пасетесь? Чтоб у этих забот с законом было поменьше? Ладно, свободны.
Климов безнадежно махнул в его сторону рукой и пошел к своей машине. И поехал он не к себе на службу, а прямиком в МУР, в «убойный отдел». Передавая Климову бразды расследования, московский прокурор сказал, что он может взять в свою бригаду оперативников из МУРа, договоренность об этом с руководством уголовного розыска имеется. Но пока Климов обходился без них, а теперь потребовалась их конкретная, адресная поддержка, и в первую очередь их собственной агентурой. Ибо задуманное Сергеем Никитовичем пусть и отдавало авантюрой, однако могло и принести результат. Например, хотя бы для того, чтобы следствие могло отказаться от одной из версий, каждую из которых ты, уверен в ней или нет, тем не менее обязан полностью отработать.
«Ничего, – размышлял он, поглядывая в зеркальце заднего обзора и считая, что теперь менты просто так с него не слезут, обязательно повиснут „на хвосте“, – эти „вороны“ сейчас забегают. Им уже наверняка прикормленные холуи все доложили, и они будут сами искать возможности для контактов. Что ж они, полные идиоты? Не соображают, что если к ним приехал из Московской прокуратуры не кто-нибудь, а... ну и так далее, то определенно не для базара по пустякам. И если тот же Реваз Батурия решил легализоваться, ему такие непонятные визиты совершенно ни к чему... Они явно таят в себе опасность... Ага, вон и машинка появилась наконец...»
Это был далеко не новый «БМВ» черного цвета. Но шел он хорошо, гораздо быстрее климовских «Жигулей». И скоро стал догонять. А Климов и не торопился, дал себя обогнать. Он как раз ехал по Новорублевской улице в сторону Рублевского шоссе, чтобы по нему пересечь МКАД и выехать к центру. Движение здесь было не очень плотным.
«БМВ» обогнал его и притормозил впереди, показав стоп-сигналами, чтобы Климов тоже остановился. Ну что ж, можно и постоять. Из передней машины выскочил плотный, почти квадратный мужчина в распахнутом черном пальто до пяток, с крупной, лысой головой и быстро приблизился к «Жигулям». Климов предупредительно опустил стекло.
– Слушай! – с ходу с сильным акцентом затараторил мужчина – либо сам Реваз, либо кто-то из его приближенных. – Мне сказали...
«Значит, сам Реваз», – решил Климов и, открыв дверцу, выбрался из машины. Реваз ростом с трудом доставал ему до середины груди и потому вынужден был задрать голову.
– Что тебе сказали? Почему таких грубиянов держишь? Почему невежливые? Кто же после этого с вами разговаривать захочет?
– Я им уже свое сказал! – Реваз взмахнул, как отрубил, рукой. – Серьезный человек приехал! Важный! А вы – как... не знаю кто... Не обижайся, слушай! Поедем назад, посидим, поговорим, скажешь, зачем приехал, а? Нехорошо, слушай! Не обижай! Нехорошо гостю хозяина обижать! Разговор есть, пусть будет разговор, извини за тех дураков...
– Ну хорошо, – изобразив «трудное раздумье», решил наконец Климов. – Поедем, действительно серьезно поговорить хотел.
– Садись, – Реваз услужливо открыл ему дверцу, – мы впереди поедем, чтоб никто не останавливал.
«Вот оно как поставлено здесь дело: когда Реваз едет, никто не должен его останавливать... – покачал головой Климов, трогая машину следом за развернувшимся „БМВ“. – Да полно, Москва ли это? Или какой-то заштатный грузинский городишко?» И повторил про себя мысль, возникшую при первом посещении «Багратиони»: «Все досконально известно про этих уголовников, а посадить не можем... За руку ж не поймали!»
Реваз должен был точно знать, зачем приезжал и почему требовал встречи с ним этот «важняк» из горпрокуратуры. По пустякам эти люди сами ездят только на задержания, причем не в одиночестве, а во главе группы захвата. Уж это знал на собственной шкуре старый «законник» Батурия. А если один приехал, это означает, что у него нет к Ревазу недоверия. Как же можно грубить? Ты узнай сначала, в чем дело...
Климов отказывался от застолья, но Реваз уговорил его на чашечку хорошего кофе по-турецки. От коньяка Климов категорически отказался: за рулем!
Батурия смотрел выжидающе, но не торопил гостя. И Климов начал рассказывать о том, как накануне Нового года нашли убитого телевизионного журналиста Морозова недалеко от дома, где тот проживал. И вот, изучая различные версии, следствие пришло к выводу, что причиной убийства вполне могла стать профессиональная деятельность Морозова.
Реваз внимательно слушал, не перебивая вопросами, и Климов по его реакции видел, что тот либо талантливо, по-актерски, скрывает, что знаком с Морозовым, либо действительно не знает, кто он такой. И слушает он тогда, считая, видимо, что это предисловие к чему-то, что должно его дальше определенно касаться. С одной стороны, это хорошо, а с другой – доигрывать партию надо было все равно до конца.
