Счет по-венециански - Леон Донна (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

— Да наших.

— Наших — это чьих?

— Ну как, наших, в квестуре. Я тут на ночном дежурстве.

— И что же там делает сержант Мышка?

— Он под арестом. Ребята из Местре его задержали, а потом выяснили, кто он такой, ну в смысле, кем служит. То есть служил. Что сержантом, в общем. И они тогда его сюда отправили, только сказали, чтобы он сам шел. Сюда позвонили, сказали, что отправили его к нам и что разрешили самому идти, без охраны.

— Выходит, сержант Мышка сам себя арестовал?

— Ну, как бы да. Я вот не знаю теперь, как оформлять-то его, чего писать в графу «фамилия офицера, осуществившего задержание».

На мгновение Брунетти отвел трубку от уха.

— За что его арестовали? — спросил он чуть погодя.

— За драку, комиссар.

— Где это произошло? — Ответ на этот вопрос был ему заранее известен.

— В Местре.

— С кем он подрался?

— С каким-то иностранцем.

— И где же сейчас этот иностранец?

— Скрылся. Они подрались, а потом иностранец убежал.

— Откуда вам известно, что это был иностранец?

— Мне сержант Мышка сказал. У него, говорит, акцент был.

— Если иностранец скрылся, кто же тогда подал жалобу на Мышку?

— Я так решил, что ребята из Местре потому его к нам и отправили. Думали, мы лучше знаем, что со всем этим делать.

— Это полицейские из Местре сказали вам, что нужно оформить бумаги об аресте?

— Да нет, господин комиссар, — выдавил из себя Алвизе после долгого молчания. — Они велели сержанту Мышке приехать сюда и написать отчет о случившемся. А у меня на столе только бланки для отчета о задержании, вот я и решил ими воспользоваться.

— Скажите, Алвизе, а почему вы не разрешили Мышке мне позвонить?

— Так он уже жене позвонил. Я-то знаю, по правилам задержанным всего один звонок разрешается.

— Это только в телешоу бывает, офицер, в американских. — Брунетти сдерживался из последних сил. — Где сейчас сержант Мышка?

— Он вышел. Сказал, что купит себе кофе.

— Пока вы будете отчет об аресте писать, да?

— Да, господин комиссар. Неудобно как-то было при нем это делать.

— Когда он вернется? Ведь он должен вернуться?

— Ну конечно, господин комиссар. Я ему так и велел. Ну, то есть я его попросил вернуться, и он мне обещал.

— Когда вернется, попросите, чтобы подождал. Я выезжаю. — С этими словами Брунетти просто повесил трубку, не дожидаясь ответной реплики, поскольку знал, что продолжения разговора просто не выдержит.

Брунетти предупредил Паолу, что ему надо сходить в квестуру кое-что уладить, и через двадцать минут уже поднимался в комнату для младшего офицерского состава. Алвизе сидел за столом, а напротив расположился сержант Мышка, выглядевший точно так же, как год тому назад, когда ушел из полиции.

Отставной сержант был невысок, но чрезвычайно широк в плечах, свет от лампы над его головой отражался от его почти совсем лысой макушки. Он сидел, скрестив руки на груди и откинувшись, так что стул стоял на одних задних ножках. Когда Брунетти вошел, он поднял голову, пару мгновений его темные глаза изучающе глядели на комиссара из-под густых белых бровей; наконец он подался вперед, и стул с глухим стуком приземлился на передние ножки. Он встал и протянул Брунетти руку, — не будучи больше сержантом, он мог теперь держаться с комиссаром на равных, — и в этот самый момент Брунетти вновь почувствовал прилив неприязни, которую всегда испытывал к этому человеку: сержанта, казалось, переполняла жестокость, готовая выплеснуться наружу в любой момент, подобно поленте [20], обжигающей рот торопливому едоку.

— Добрый вечер, сержант, — сказал Брунетти, пожимая ему руку.

— Комиссар, — отозвался тот, но больше не произнес ни звука.

Алвизе замер, переводя взгляд с сержанта на комиссара и обратно и ничего не говоря.

— Может, поднимемся ко мне в кабинет, поговорим? — предложил Брунетти.

— Давайте, — согласился Мышка.

В кабинете Брунетти включил свет и сразу прошел к столу. Снимать плащ он не стал, давая понять, что не собирается тратить на всю эту историю слишком много времени.

— Ну, рассказывайте.

— Мне позвонил Вьянелло и попросил наведаться в этот бар «У Пинетты» — посмотреть, что там и как. Я о нем раньше слышал, но сам не бывал. И то, что я слышал, мне не больно-то нравилось.

— Что именно вы слышали?

— Что там много черных околачивается. И славян. Эти даже хуже, славяне, я имею в виду.

Брунетти, хоть и готов был согласиться с последним утверждением, предпочел промолчать.

Видя, что комиссар не собирается его подгонять, Мышка решил прервать свои рассуждения на расово-этническую тему и перешел к делу.

— Я пришел, выпил стакан вина. За одним из столов ребята играли в карты. Я подошел и стал следить за игрой. Никто вроде не возражал. Я взял еще вина и разговорился с мужиком, что стоял рядом со мной у стойки. Тут один из игроков ушел, я сел на его место и сыграл пару партий. Проиграл тысяч десять лир. Потом вернулся игрок, который уходил, так что я уступил ему место, опять сел к стойке и еще немного выпил.

Брунетти подумал, что Мышка мог гораздо веселее провести этот вечер дома перед телевизором.

— А драка-то из-за чего произошла, сержант?

— Я как раз подхожу к этому моменту. Прошло еще четверть часа или около того. Пара ребят за тем столом свернулись и ушли; те, кто остался, предложили мне снова сыграть; я отказался. А тот, с кем я трепался у стойки, подсел к ним и стал играть. Тут вернулся один из прежних игроков, подошел к бару и заказал себе выпить. Мы разговорились, он спросил, не хочу ли я женщину. Я ответил, что не вижу необходимости их покупать, когда вокруг и так этого добра полно, причем задаром. Тогда он сказал, что таких, каких он может подогнать, мне ни за что не достать.

— Кого он имел в виду?

— Девочек. Совсем молоденьких девочек. Я сказал, что меня это не интересует, что я предпочитаю женщин. Тогда он меня оскорбил.

— Чем именно?

— Сказал, мол, так и думал, что меня женщины не волнуют, ну, я ему ответил, что мне-то нравятся настоящие женщины, а не то, что он предлагает. И тут он заржал и что-то крикнул, на каком-то славянском языке, по-моему, ребятам за столом. Те тоже стали ржать. Вот тут я ему и врезал.

— Мы просили вас сходить в этот бар информацию собрать, а не драться, — сказал Брунетти, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

— Я никому не позволю надо мной потешаться, — повысил голос Мышка. Брунетти хорошо помнил этот его напряженный, злобный тон.

— Как вы думаете, он говорил серьезно?

— Кто?

— Тот человек в баре. Который вам девочек предлагал.

— Не знаю. Возможно. Он вообще-то не был похож на сутенера, но кто их, этих славян, разберет?

— Вы могли бы его опознать?

— Думаю, это будет не сложно: я ему нос сломал.

— Вы уверены?

— В чем?

— Насчет носа?

— Разумеется, уверен, — хмыкнул Мышка, демонстрируя правую руку. — Я почувствовал, как ломается хрящ.

— Вы узнаете его при встрече или по фотографии?

— Да.

— Ладно, сержант. Сейчас уже поздно. Приходите завтра утром: посмотрите фотографии, вдруг наткнетесь на своего знакомого.

— Алвизе вроде собирался меня арестовать.

Брунетти махнул рукой, будто отгоняя от лица муху:

— Забудьте об этом.

— Никто не смеет разговаривать со мной так, как тот тип, — произнес Мышка звенящим от злости голосом.

— До завтра, сержант, — только и сказал Брунетти.

Мышка бросил на комиссара взгляд, невольно напомнивший тому историю с роковым для сержанта арестом, и вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь. Брунетти просидел у себя не меньше десяти минут, прежде чем отправиться домой. На улице шел дождь, первая ледяная зимняя изморось, но Гвидо с радостью подставлял лицо холодным каплям, стремясь поскорее остыть после оставившего такой отвратительный осадок разговора с Мышкой.