Неоновый дождь - Берк Джеймс Ли (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— И где же он сейчас?
— Ест рака на берегу, но у нас есть планы подергать его немного. Мы добьемся ордера на основании показаний мальчишки, а они достанут этого парня нам, и мы выдадим его полиции Нового Орлеана. К этому времени Джимми уже, наверное, тоже сможет узнать его. Самое важное — не позволить ему улететь.
— Тогда уж лучше установить чертовски большой залог.
— Сделаем. Кстати, слухи о его перемещениях скоро поползут по улицам, и мы здесь сильно рискуем. Это то, что ты должен помнить, Дейв. Для полной картины нам не хватает только Джимми. И я сильно сомневаюсь, что парень будет достаточно хорошо себя чувствовать.
— Ну а как быть с Диди Джи?
— Мы предпримем меры со временем. У нас не будет неприятностей, если мы раскроем свои мотивы — прокурор ведь собрался предъявить Джимми обвинение и выставить его в качестве свидетеля против Диди Джи. Думаю, все упирается в то, сколько времени захочет провести наш приятель на сборке сахарного тростника в «Анголе». Форт-Лодердейл сообщает, что он ни разу не сидел в тюрьме. Ввиду большой вероятности трехлетнего заключения по Луизианской тюремной системе его желание переговоров может резко усилиться.
— Только Пёрсела за ним не посылайте.
— Пёрсел — это моя проблема. О нем не волнуйся.
— Он получил десять тысяч за убийство Старкуэзера. И не откажется от денег в следующий раз. Одним разом такие дела никогда не ограничиваются. Если вы мне не верите, проверьте его девятимиллиметровый пистолет по баллистике. Но держу пари, что его дом будет к тому моменту вычищен. Может, вам тогда удастся идентифицировать пули из обоймы, которую он расстрелял в перестрелке с Сегурой, если они не будут слишком измяты.
— Надеюсь, в один прекрасный день ты займешь мое место, Дейв. Тогда сможешь отвечать за все беспорядки, которые происходят в Первом округе. Вот что тебя ожидает.
— Я просто согласовываю с вами некоторые вопросы.
— Да, но доверяй мне хоть немного. Ведь именно я предупредил тебя насчет Пёрсела в первый раз. Правильно?
Я не ответил. Уже дул прохладный ветер, и брезентовый зонт над нашими головами хлопал на ветру. В двадцати ярдах отсюда несколько пеликанов рассекали воду, глубоко погрузив в нее свои тела, а тени от их голов скользили по зеленоватой поверхности озера.
— Так или нет? — повторил он, улыбнувшись.
— Вы правы.
Потом его лицо снова посерьезнело.
— Но никаких Диди Джи, никаких ковбойских штучек, никаких выходок, — предупредил он. — Толстяк скоро сойдет с рельсов, можешь насчет него уже не беспокоиться, но за ним последует много народу. Правильно?
— Правильно, — сказал я.
Но даже соглашаясь, я думал в этот момент: «Нарушим ли обещания, данные Господу, не следует ли Ему позволить нам случайно нарушить наше слово, данное друзьям и начальникам?»
* * *
В понедельник утром меня должны были подвергнуть очередным расспросам в управлении внутренних дел, на этот раз насчет моей последней стычки с ними. Мы втроем сели в закрытой, безупречно белой комнате, где стоял деревянный стол и три стула. Мои интервьюеры делали заметки. Желтые служебные блокноты, в которых они писали, покрывались каллиграфической вязью их черных фломастеров. Ни одного из них я не знал.
— Почему вы ударили лейтенанта Бакстера?
— Он меня спровоцировал.
— Как это?
— А вам не все равно?
— Мне у вас извинения попросить?
— Я спрашиваю, почему вы мне задаете эти вопросы? Вы работаете с этим человеком каждый день. Вы его лучше знаете, чем я.
— Следует ли нам понимать это так, что вы не в состоянии ответить на этот вопрос?
— Я ударил Нейта Бакстера, потому что он плохой коп. Он старается запугать и унизить человека. В моем случае он пытался проигнорировать очевидность факта пытки и убийства офицера ФБР. Эти факты недоказуемы, но они истинны, и вы оба это знаете.
Без всякого выражения они оба посмотрели через стол на меня. В белой тишине слышался шум вентиляции в трубе.
На выходе я попросил служащего распечатать досье на того убийцу из Национального центра информации о преступности в Вашингтоне. Оно было кратким и не совсем ясным в своем описании, как будто черты лица застыли, обуглившись от химического ожога, и в то же время стали размытыми и грубыми.
Род. 1957, Камден, Н.-Дж., закончил высш. шк. 1975, посещал гр. суд (Майами-Дэйд) 2 г. Зан-я: уборщик, способн. менеджер, коммивояжер, подозревается в соучастии в 6 заказных убийствах представителей организованной преступности. 1 вызов в суд за оскорбление суда, приговорен к 3 месяцам каторжных работ в Броуэрдской окружной тюрьме. Адрес настоящего проживания: Каса-дель-Мар, Гальт-Оушен-Майл, Ф.-Лодердейл, Фл.
Я попытался нарисовать себе образ этого человека. Лицо оставалось пустым, темным овалом, похожим на углубление от косточки в гнилом фрукте, но я смог представить его обезьяньи руки. Сильные, с узловатыми пальцами, с пухлыми ладонями, они не были созданы ни для труда, ни для того, чтобы касаться женской груди, ни хотя бы для того, чтобы перебрасывать мяч в игре. Но эти пальцы легко обращались с предметами, становившимися в его руках безотказными: револьвер «магнум» 22-го калибра, автомат 410-го, опасная бритва, пика для колки льда, «УЗИ». Он отделял души от тел, вызывал в глазах горе и ужас, освобождал свои жертвы от земных уз и отпускал их в коловращение звезд. Иногда, вечерами, он смотрел репортажи о своих «подвигах» в десятичасовых новостях, поедая ложечкой мороженое из стаканчика, и чувствовал странное сексуальное возбуждение от простоты всего случившегося, от своей безнаказанности, от накала страсти при виде их тел, обведенных мелом, от незабываемого запаха смерти, которая пахла морем, спариванием, родами.
Его перевели сегодня в девять тридцать утра и теперь держали в тупиковой камере в фортлодердейльской тюрьме без оков в ожидании выдачи Луизиане. С Божьей помощью Джимми узнает его, а пропеллер аэроплана перемелет Диди Джи в фарш.
Казалось, этого будет достаточно. Так нет же.
Я вернулся домой и отыскал старый кошелек из ткани, в который собирал пенни. Он был выкроен из паруса и прошит толстым двойным швом, он закрывался и перевязывался сверху шнурком. Потом я порылся в чемодане с инструментами и нашел несколько шипов с покрышек, три шарикоподшипника и большое железное ядро, которое использовал как грузило в вороте охотничьих ловушек.
Над головой собирались грозовые облака, на мою лодку и озеро неожиданно набежала тень, а серо-зеленая поверхность воды покрылась волнами. Прохладный воздух пах деревьями, солью, мокрым песком, который казался живым от обилия устриц и крабов. Я почувствовал, как в голове начали мигать предостерегающие огни — так бывает, когда видишь в стакане с виски мерцающий янтарный свет; ты подносишь стакан к губам, и прямо перед глазами начинает танцевать изменчивый желтый шар, а потом его горячая энергия бьет в твой желудок, вздымается в груди и оживляет скрытые участки мозга, о существовании которых и не подозревал. Но союз освящен, гиена теперь выйдет на тропу, предостерегающий свет застрял на красном, и ты даже не можешь насладиться ненавистью к себе, потому что метаморфоза, которой ты подверг себя, — теперь твоя единственная сущность.
Нет, я не потерял контроль. Не виски и не адреналин вырвались на свободу у меня внутри. Мне просто нужно было расставить некоторые вещи по местам. А порой этого не сделаешь рациональным путем. Разум — это слово, которое всегда ассоциировалось у меня с бюрократами, бумажными крючкотворами и теми, кто организует комитеты, не предусмотренные ни для каких решений. Я не говорю, что мне тяжело. Я просто хочу сказать, что то, что годилось для других, никогда особенно результативным для меня не было — возможно, потому, что я давно уже оборвал многие связи. Я справлялся с трудностями всегда без особого блеска, как правило создавая только неразбериху, и именно поэтому мне всегда нравилось одно замечание, сделанное Робертом Фростом о том, что вся его жизнь посвящена искусству. Он сказал, что страх перед Господом заставляет задаваться вопросом: «Видна ли Ему моя жертва, ценна ли она в Его глазах? Когда все будет кончено и все сделано, перевесят ли хорошие дела, сделаю ли я лучшую подачу, на которую способен, даже если она с треском пробьет девятую линию?»
