Плачу любые деньги - Обухова Оксана Николаевна (книга бесплатный формат TXT) 📗
– Алевтина Викторовна, а вы довольны своей работой?
– Очень. Раньше я работала в Испании, но и там получала меньше.
– Кто распоряжается прислугой, вы или мажордом?
– Я. – И усмехнулась с благодушной вредностью. – Игнатьевич только грудь колесом выгибает.
– Александр Сергеевич оставил на работе тех, кто прежде был и у Якова Альбертовича?
– Нет, с тех времен остался только Лева.
– То есть… вы, горничные, повара нанимались сюда одновременно и не так давно?
– Ну да.
– А почему Александр Сергеевич рассчитал прежних работников? – Дуся намеренно избегала обидного, на ее взгляд, слова «прислуга».
Экономка повела плечами и рассказала.
Дуся кое-что разглядела и прочла между осторожных верноподданнических строчек.
Еще несколько лет назад, бывая гостем в этом доме, Александр Сергеевич испытывал зависть не только к интерьерам дяди Яши, но и к его отменно вышколенной прислуге. Элегантному, как лорд, мажордому Леве, изысканным кушаньям от повара Ильи, безукоризненным рубашкам и надраенным стараниями горничных ботинкам. На вазах-шмазах – ни пылинки теми же стараниями.
Получив всю эту прелесть в наследство, Александр Сергеевич людей, разумеется, оставил тоже.
Но… Повар стал давать рекомендации и слишком часто упоминать тонкий вкус прежнего работодателя. (Выпендривался, типа, не по чину, меню сам составлял.) И вылетел отсюда первым, дав в то же время Мирону повод задуматься: а не сравнивает ли перешедшая с наследством челядь его повадки с манерами антиквара Яши, не зубоскалит ли в подсобках за спиной?
Мысли эти застряли в голове Мирона ненадолго, в прошлом ноябре Сергеевич прислугу рассчитал. Оставил только непритязательного садовника Гавриловича и не смог отказаться от важного мажордома: когда тот гостям из бывшей братвы двери открывал, повзрослевшие пацаны рты как дети, на фиг, разевали!
– Алевтина Викторовна, я слышала, в новогодние праздники от вас кто-то соседский дом обстрелял? Есть какие-нибудь предположения по этому поводу?
– Молодежь, – категорически, одним словом ответила экономка.
– Но ключ хранился в потайном месте.
– И что? Женя похвастался или Аня кому-то показала.
– То есть самих детей вы исключаете?
Алевтина поджала губы. Дуся расшифровала мимику как «никого я тут не исключаю, но сплетничать не буду».
– Кто-то из соседей бывает в этом доме?
– Ну-у-у… – нагоняя туман, засмущалась экономка. – Все равно ж узнаете… Васильевич иногда стал заходить… Но это если только хозяина нет дома!
– А кто такой Васильевич?
– Сосед. Рядом, через забор живет. Александр Сергеевич его недолюбливает – Николай Васильевич прошлым летом шибко разорялся, когда ребята змеиную горку взорвали… Предупреждал, что теперь с гадюками хлопот не оберешься.
Так-так… О змеях, значит, сосед переживал?.. (И, впрочем, совершенно справедливо.)
– И к кому он ходит?
Экономка отошла к кровати, с демонстративной привередливостью и неторопливостью расправила, разгладила ладонью незаметную складочку на покрывале. Распрямилась:
– Заболталась я тут с вами, а мне еще на кухне проверять…
– Да-да, Алевтина Викторовна, простите. – Тащить клещами правду о секретных, в отсутствие хозяина, встречах кого-то из домочадцев Саши, скорее всего, бесполезно. – Потом еще поговорим?
Викторовна развела руками: мол, кажется, я все сказала – чем смогла… Дуся отпустила верную работницу, вздохнув всей грудью, – жаль. Придется доискиваться правды иными путями. Хорошо бы, остальные жители этого дома не были так верноподданнически скрытны.
Хотя… чего ж тут привередничать, для первого знакомства и Алевтина выболтала вполне достаточно. К змеям, кажется, привязывался некий гринписовец-сосед…
Но прежде чем делиться с Сашей предположениями, с Николаем Васильевичем стоит познакомиться – наверняка приличный дяденька окажется. Природу бережет.
А как насчет бандитов?.. Пусть и бывших… Бережет их дяденька, перекрестится, подкидывая змею в соседскую машину?.. А там ведь могли и детей везти, и женщин…
Плохие шалости. Пусть даже будет и Гринпис.
За ужином Миронов представил родственникам Дусю. И сделал это так, что у родни, без исключений, вытянулись лица, а у детей заинтересованно заблестели глаза.
– Прошу минуточку внимания, – сказал Сергеевич, когда все еще слегка заплаканная Аня наконец-то спустилась в столовую. – Это – Евдокия. Она частный сыщик. Я попросил ее разобраться во вчерашнем происшествии. – Сигизмундовна что-то фыркнула, собираясь обрезать зятя на лету… Не получилось. Мирон умел морозить взглядом языки (даже у тещи). – И сразу оговорюсь. В прошлом году Евдокия спасла мне жизнь. Я у нее в долгу. Так что прошу относиться к ней и ее работе с уважением. – Дальше, кивками указывая на каждого родственника, назвал их поименно…
Евдокия тушевалась и алела щеками.
Никак не ожидала, что Миронов мало того что вспомнит ее доблести, но еще и вслух произнесет: «Жизнь спасла»… Из песни слов не выкинешь, спасла, конечно, но теща Сигизмундовна за этот подвиг спалила щеку Дуси гневным взором. Пришлось суматошно размышлять над тем, что в связи с только что сказанным отвечать на расспросы родни. Жены, например. Прошлогодняя история напрямую касалась амурных похождений Саши, а нынче он на испытательном сроке…
Подставил Саша Дусю. Наверное, хотел как лучше.
…Подросток Женя без всякого стеснения пялился на Евдокию с восторженным, чуть недоверчивым недоумением. Анна заинтересованно прищуривалась по тому же адресу. Пани Зося, медленно снимая с серебряной вилки кусочки, задумчиво жевала…
Глубокомысленный и образованный брат Александра Сергеевича Денис исследовал пунцовую сыщицу с видом энтомолога, заполучившего редчайший экземпляр жука. Левая рука Дениса висела плетью. Миронов рассказал, что в детстве брат упал с дерева, расшибся и теперь, как ни стараются врачи, рука сохнет.
Евдокия незаметно, из-под ресниц, наблюдала за женой Миронова. Красивое, худощавое, пожалуй, даже изможденное лицо с четко обозначенными скулами приковывало взгляд. Оно казалось маской. Или даже клеткой. Для глаз. Огромные, угольно-черные очи порой полыхали из-за невидимой решетки!.. – и тут же безразлично тухли.
Евдокия никак не могла отделаться от ощущения, что где-то уже видела, встречала эту надменную, обжигающую женщину. Что-то знакомое, магнитом влекущее заинтересованность, было в пани Зосе…
«Где же мы встречались?! – безостановочно терзалась сыщица. – Я же ее помню, такие не забываются…»
Концерты? филармония? музеи, галереи?..
Музеи. Да. Скорее всего, мельком зацепила взглядом в толпе и навсегда оставила в памяти.
Евдокия даже стала немного уважать Мирона – какой вкус у авторитета! какая женщина!
И только когда ужин закончился и все перебрались из столовой в чайную комнату, оформленную в стиле модерн, Евдокия наконец-то вспомнила!
Зося села в низкое – наверное, не слишком удобное для обыкновенных людей – кресло, колени высоко поднялись, руки и плечи прикрыты шалью…
Ахматова с портрета Альтмана! Пожалуй, самый знаменитый портрет поэтессы, и именно он навеял «музейные» воспоминания. Черные волосы убраны назад, челка над породистым, с небольшой горбинкой носом… Глаза. Они не смотрят, а уходят… От всех и от себя. «Сжала руки под темной вуалью… – «Отчего ты сегодня бледна?» – «Оттого, что я терпкой печалью напоила его допьяна»…»
– Евдокия, может быть, ты захочешь сейчас со всеми поговорить?
Какая проза. И прозвучать она могла только от, простите, Александра Сергеевича.
– Благодарю, – все еще под впечатлением поэзии Серебряного века, благовоспитанно промолвила Землероева. – Предпочту общаться со всеми по отдельности.
Сигизмундовна громко фыркнула.
От чая и кофе Дуся отказалась. Сашина родня, испытывая неловкость в присутствии непонятной молоденькой сыщицы, напряженно молчала.
Евдокия встала полубоком у окна, дающего впечатляющий вид на сад, ограду и овальный пруд, расположившийся как бы в небольшой, пологой чаше. Пруд выглядел немного странно: создавалось впечатление, будто не так давно кто-то четко отмерил линейкой некую черту, вычистил от зарослей камыша и осоки территорию Мирона, насыпал мягкого песка перед купальней, остальную, существенно большую, часть оставил нетронутой, заросшей.
