Сто лет пути - Устинова Татьяна Витальевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Ну разве можно такую грушу ликвидировать?! Сколько вокруг нее событий происходит!
До квартиры отец Андрей добрался без всяких приключений, вроде бы даже никем не замеченный, матушке похвалил коляску – легкая и быстрая. Заодно сказал, что ушиб его решительно не беспокоит и завтра он уж точно пойдет пешком.
До вечера он занимался, чай с вареньем и сдобными булочками пили под грушей, потом матушка от сырости ушла в дом, а отец Андрей принялся молиться. Он особенно любил молиться под открытым небом, из его садика был даже виден клочок заката, а за ним угадывался голубой, быстро темнеющий простор, и в такие минуты совершенство и огромность Божьего мира умиляли отца Андрея почти до слез.
Молитва всегда утомляла его, как трудная работа, зато и какой покой воцарялся в душе, все становилось на свои места, все казалось правильным и справедливым.
На этот раз никакого покоя не получилось.
Отец Андрей только что дочитал «Отче наш», свою любимую молитву, еще дыхание не перевел для следующей, когда в кустах у него за спиной сильно затрещало, пристроившиеся спать воробьи брызнули в разные стороны, закачались ветки, что-то как будто стукнуло, и особое состояние гармонии с миром было нарушено. Отец Андрей обернулся, неловко приналег на ушибленную ногу, замахал руками и чуть не упал.
– Батюшка? Вы батюшка? – спросили из кустов сдавленным голосом.
Отец Андрей дохромал до стула и взялся за спинку.
– Кто тут?
– Вы один?
Вопрос был настолько странен, что отец Андрей огляделся по сторонам, как будто проверяя, один ли он, хотя точно знал, что в садике кроме него никого быть не должно.
Воробьи, перелетевшие в жасмин, возились и пищали, уже вовсю темнело. В кустах около каменного забора никого не было видно, но смотрели и спрашивали именно оттуда.
– Батюшка, вы один?..
Отец Андрей еще немного постоял, держась за спинку стула, а потом решительно пошел в сторону кустов.
– Что вам угодно, милостивый государь, и почему вы в такое время лазаете по чужим садам?
– Тише, тише! – сказали оттуда, и из веток выступил молодой человек, по виду студент. – Умоляю вас, не кричите.
Отец Андрей кричать и не собирался.
– Мне нужно с вами поговорить. Дело очень срочное, – сказал студент.
– Позвольте, какое же у вас может быть ко мне дело, если мы даже не знакомы!
– Я вас видел, – сообщил студент. – Вы на углу, в большой церкви служите.
– В храме Знамения иконы Божьей Матери, – поправил отец Андрей машинально. – Вы прихожанин?
На прихожанина студент похож не был. Такие все больше стихи из подозрительных сборников декламируют, а в храмы не заглядывают.
В сумерках лица было не разглядеть, голос напряженный, и сам студент весь как будто ходуном ходил, то ли от испуга, то ли от избытка нервической энергии.
А что, если… бомбист?..
Что, как пришел он вовсе не разговаривать, а убивать? По всей России то и дело убивали, служили заупокойные службы, писали об убийствах в газетах и продолжали убивать. Кажется, это называется революционным террором и в только что созванной государем Думе об этом много говорят, среди депутатов есть и священники…
«Матушку жалко, – подумал отец Андрей. – Совсем молодая, славная. Ее-то за что?»
– Батюшка, – молодой человек сделал шаг вперед, и отец Андрей на секунду прикрыл глаза, ожидая, что тот сейчас достанет из шапки бомбу и кинет ему под ноги. – Вразумите меня. Я не знаю… что делать.
Отец Андрей коротко вздохнул, чувствуя, как колотится сердце, оглянулся на дом – только б матушка не вышла позвать его! – и сказал, стараясь, чтоб звучало поспокойнее:
– Посидимте здесь?
– А здесь безопасно?
– Бог с вами, что за опасности?
Отец Андрей повернулся к студенту спиной, – это было трудно сделать, – дошагал до стола, уселся, нащупал на груди крест и сжал его для укрепления духа. Студент еще немного помедлил, вытянул шею, как будто высматривая что-то в сумерках, подошел и сел далеко, на другом конце стола.
– Как ваше имя?
– Борис. Впрочем, это не имеет никакого значения! Я… у меня важное дело.
– Именно ко мне? – уточнил отец Андрей.
О том, что в картузе у студента может быть бомба, он старался не думать, но думал только об этом.
– Я вас слышал в церкви, – заговорил студент. – Вы об убийствах говорили и о том, что церковь все грехи прощает…
– Господь прощает, – опять поправил отец Андрей. – И не об убийствах я говорил, а о том, что жизнь насильственно забирать у существа человеческого – великий грех и преступление.
– В это я не верю, – нетерпеливо сказал студент и выложил свою шапку на стол. По всему видно, нет там бомбы. Или есть?.. – Разве это преступление, если оно совершается во имя народа, во имя целей, которые в будущем дадут счастье тысячам и десяткам тысяч! И все, что стоит на пути к этой великой цели, должно быть сметено и уничтожено. Это же так понятно.
– Совсем не понятно, – признался отец Андрей. – Как же светлая цель, да еще счастье какое-то могут быть достигнуты через насильственную смерть и горе?
– Да, но на одной чаше весов горе одного семейства и близких убитого сатрапа, а на другой – счастье и свобода целого народа!
– Так ведь никак нельзя одно купить или обменять на другое, – отец Андрей тихонько погладил крест, самого главного своего защитника и помощника. – Как же это?.. Убивать одних для других? Где тут смысл? Где светлая цель?
– Вы не понимаете! Убиты будут десятки, может, сотни, а счастье получит весь народ.
– Да вы бы хоть спросили весь народ, какое счастье ему надобно, в чем оно для него заключается. Вы, насколько я могу судить, студент?
– Бывший, – отмахнулся гость со злобой. – Выгнали с курса. За революцию.
То, что молодой человек из «неблагонадежных», было очевидно, но покамест отец Андрей не мог взять в толк, зачем революционер вечером залез к нему в садик. Об идеях демократии потолковать, что ли?
– Стало быть, вы образованный человек, в устройстве мира понимаете. Должно быть, в гимназии исторический курс изучали. Разве же перемены к лучшему наступают от того, что чья-то воля берет на себя переустроить жизнь на свой лад? От этого бунт наступает, смута, а радости и света никаких. К свету и радости полагается идти маленькими шажочками, постепенно, осмысленно, да при этом стараться ничего вокруг не повредить, не задеть, не испортить. Господь мир создал таким прекрасным, за что ж его рушить и кромсать?
– Рушить и кромсать требуется тех, кто мешает разумному устройству! А Господь ваш устроил неправильно! Так не может быть, чтоб одним все, а другим совсем, совсем ничего! Только тупая работа от рождения до смерти, нищета и болезни.
Отец Андрей вздохнул. Он часто об этом думал.
– Вот и требуется постепенное движение, – сказал он тихо. – Зачем же еще больнее-то делать, если и так везде больно?
– Без боли ничего не выйдет. Гнилой зуб удалять тоже больно, однако ж приходится, потому что с ним жить невыносимо.
– Так ведь если с зубом вместе всю голову удалить, жить и вовсе невозможно станет, в ту же минуту конец придет, как удалишь-то ее. И никакие перемены не потребуются, ни к добру, ни к худу, и одна дорога – на погост.
Помолчали.
В саду становилось холодно, со стороны реки налетел сырой, резкий ветер, какой бывает только в мае и только на Балтике. Студент на том конце стола ссутулился и поник – черная тень. Отец Андрей молчал, не торопил. Понятно было, что появление его неспроста и предвещает какие-то важные, если не грозные события.
– И Дума! – вдруг воскликнул студент. – Все не так, все неправильно! Избирательный закон плох, труден, не разобраться. Гражданские свободы опять только пообещали и не дали. Один дворянский голос приравняли к сорока пяти рабочим!
– Дайте срок, все изменится. Это только начало. Государь решился на столь серьезный шаг…
– Да чтоб ему раньше решиться, государю-то! – перебил студент с силой. – Тянули, тянули и опять на полдороге бросили, не вытянули! Сколько раз в русской истории так было – решатся на реформы, а потом перепугаются и давай пятиться. Лучше б тогда и не сулили, и надежд не внушали. Пустая говорильня!
