Заповедное место - Варгас Фред (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt, .fb2) 📗

Какое точное определение, подумал Адамберг. Именно так и делает Данглар: без конца кружит возле полостей, в которых залегли его проблемы. Все еще держа телефон, он другой рукой пригладил волосы: о чем это они говорили до звонка Ретанкур? Ах да, о сапогах и навозе.

— Сапоги не были облеплены навозом, — пояснил он. — Только к подошвам пристали мелкие частицы. А потом они размокли и отвалились.

— Вы видели садовника? Человека, который делал всю работу по дому? У него наверняка есть сапоги.

— Нет, еще не видел. Говорят, он грубый, неотесанный тип.

— Грубый, неотесанный тип, бывший уголовник и наполовину дебил, — подхватила Элен. — Папа в нем души не чаял.

— Не думаю, что он наполовину дебил, — поправил ее Пьер. — А скажите, — нерешительно произнес он, — зачем было измельчать его тело и разбрасывать по комнате? Что кто-то захотел его убить — это я еще могу себе представить. Например, родные молодого человека, который покончил с собой. Но к чему его кромсать? Вы уже сталкивались с таким способом убийства?

— Этого способа раньше не существовало, преступник применил его впервые. Он не воспользовался одним из уже известных методов, а изобрел новый.

— Можно подумать, речь идет о произведении искусства, — поджав губы, заметила Элен.

— Почему бы и нет? — неожиданно резко спросил Пьер. — Такая версия вполне вероятна. Ведь он был художник.

— Ваш отец?

— Нет, Реаль. Самоубийца.

Адамберг снова махнул рукой в знак извинения: ему звонил Данглар.

— Я так и знал, что эта мерзость свалится нам на голову, — сказал майор, как-то особенно четко выговаривая слова: это означало, что он выпил несколько бокалов и тщательно контролирует свою речь.

Очевидно, он все-таки зашел в комнату с роялем.

— Вы видели место преступления, майор?

— Я видел фотографии, и с меня достаточно. Но теперь уже установлено: обувь — французская.

— Вы имеете в виду сапоги?

— Я имею в виду туфли. Это похуже. Когда я это увидел, было такое чувство, как если бы в темном туннеле кто-то чиркнул спичкой у меня перед носом, как если бы отрезали ноги у моего дяди. Но у нас нет выбора, я еду.

Больше трех бокалов, заключил Адамберг, притом за очень короткий промежуток времени. Он взглянул на часы: было около четырех. Сегодня Данглар уже ни на что не сгодится и никому не понадобится.

— Не стоит, Данглар. Уезжайте оттуда, увидимся позже.

— Я вам это и говорю.

Адамберг сложил телефон и вдруг неизвестно почему подумал о кошке и котятах. Как они там? Он сказал Ретанкур, что кошка чувствует себя хорошо, но он знал: один котенок, девочка, плохо передвигается и худеет. Может быть, он слишком крепко сжал ей голову, когда вытаскивал, или слишком сильно потянул? Вдруг он что-то повредил ей?

— Жан-Кристоф Реаль, — настойчиво повторил Пьер, словно боясь, что без его помощи комиссар не выйдет на верную дорогу.

— Художник, — кивнул Адамберг.

— Он постоянно имел дело с лошадьми, брал их напрокат. В первый раз он выкрасил лошадь бронзовой краской, чтобы получилась движущаяся статуя. Хозяин лошади подал против него жалобу, но это пошло ему на пользу — он приобрел известность. Потом он выкрасил еще много лошадей. Он красил все, на это уходило огромное количество краски. Красил траву, дорогу, стволы деревьев, листья — каждый в отдельности, красил булыжники, — он как будто хотел, чтобы все вокруг превратилось в камень.

— Комиссару это неинтересно, — жестко сказала Элен.

— Вы были знакомы с Реалем?

— Я часто посещал его в тюрьме. Я тогда добивался его освобождения.

— В чем его обвинял ваш отец?

— В том, что он выкрасил старую женщину, его покровительницу, которая сделала его своим наследником.

— Не понимаю.

— Он выкрасил ее бронзовой краской, чтобы посадить на одну из своих крашеных лошадей, — получилась бы живая конная статуя. Но масляная краска не пропускает воздух, поры у женщины закупорились, и, прежде чем краску успели смыть, покровительница Реаля задохнулась, сидя на лошади. Реаль унаследовал ее имущество.

— Удивительно, — прошептал Адамберг. — А лошадь?

— А вот лошадь осталась жива. Реаль знал свое дело, лошадей он покрывал дышащей краской. Он ведь был не сумасшедший.

— Ну предположим, — скептически заметил Адамберг.

— Эксперты сказали, что смерть наступила в результате химической реакции между масляной краской и косметикой, которой пользовалась женщина. Но отец обратил внимание на то, что, выкрасив лошадь и собираясь красить женщину, Реаль взял другое ведро с краской, а значит, он хотел, чтобы женщина задохнулась.

— А вы так не считали?

— Нет, — ответил Пьер, упрямо выпятив подбородок.

— Аргументы вашего отца были обоснованными?

— Возможно. Ну и что? Отец напустился на этого парня с какой-то патологической злобой. Возненавидел его без всякой причины. И в конце концов погубил.

— Неправда, — вмешалась Элен: впервые за все время разговора она была не согласна с мужем. — Реаль страдал манией величия, у него была масса долгов. Он убил эту женщину.

— Ни черта подобного, — отрезал Пьер. — Отец напустился на этого парня так, словно в его лице хотел уничтожить меня. В восемнадцать лет я собирался стать художником. Реаль был на шесть лет старше меня, я видел его работы и восхищался им. Я два раза приходил к нему в тюрьму. Когда отец узнал об этом, то прямо взбесился. По его мнению, Реаль был корыстолюбивый невежда — я привожу его слова, — чьи нелепые фантазии подрывали нашу цивилизацию. Отец был косным человеком, он верил в незыблемость вековых устоев, и Реаль вызывал у него ужас. Этот старый мерзавец пустил в ход все свое влияние, чтобы отправить его за решетку и погубить.

— Этот старый мерзавец, — повторил Адамберг.

— Конечно, — невозмутимо произнес Пьер. — Мой отец был не кто иной, как старый мерзавец.

VIII

Полицейские выяснили имена всех, кто жил в ближайших домиках, и началась утомительная, хоть и необходимая, процедура опроса соседей. Оказалось, они были одного мнения с Пьером. Правда, никто не решился назвать Воделя старым мерзавцем, но все характеризовали его как человека угрюмого, со странностями, нетерпимого и самодовольного. И еще умного, только от его ума никому не было пользы. Он сторонился соседей, и это имело свою приятную сторону: он никогда не докучал им. Сыщики ходили из дома в дом и сообщали, что старик стал жертвой гнусного убийства, но не уточняли, что его разрезали на мелкие кусочки. Могли Пьер Водель сам открыть дверь преступнику? Да, мог, если к нему пришли по делу, а не ради пустой болтовни. Даже в темное время суток? Да, Водель был не из пугливых, он даже был — как бы это сказать? — бесстрашным. Или, по крайней мере, хотел казаться таким.

И только один человек говорил о нем иначе — садовник Эмиль. Нет, Водель не был нелюдимом. Если он кого и боялся, так только самого себя, вот почему он ни с кем не виделся. Откуда садовник это знал? Да ему говорил сам Водель, говорил и при этом иногда чуть улыбался, одними уголками губ. Как они познакомились? В суде, когда Эмиля в девятый раз судили за нападение и нанесение телесных повреждений. Это произошло пятнадцать лет назад. Воделя заинтересовала его агрессивность, они долго разговаривали, спорили, а потом подружились. Так подружились, что Водель нанял его на работу — ухаживать за садом и заготавливать дрова, а позднее поручил еще ходить за покупками и убирать в доме. Эмиль подходил ему, потому что не лез с разговорами. Когда соседи узнали о прошлом садовника, они были не в восторге.

— Это нормально. Поставьте себя на их место. Меня прозвали Буйный Эмиль. Конечно, людям было страшновато, и они избегали меня.

— Настолько они вас боялись?

Садовник сидел на верхней ступеньке крыльца, там, где в начале июня солнце немного прогревает камень. На вид он был совсем не страшный — худой, коротконогий, в слишком просторном рабочем комбинезоне. Асимметричное, изборожденное морщинами, дряблое, некрасивое лицо, не выражавшее ни воли, ни уверенности в себе. Казалось, он стремился не нападать, а защищаться, вытирал искривленный, сломанный в драке нос, прикрывая рукой глаза. Одно ухо было больше другого, он чесал его, точно встревоженная собака, и только этот жест указывал на то, что либо у него горе, либо он чувствует себя пропащим человеком. Адамберг сел рядом.