Ритуальные услуги - Казаринов Василий Викторович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Взвесил его в руке — рукоять точно вписалась в ладонь: хороший нож, подарок одного паренька из армейского спецназа: сталь высокопрочная, да к тому же режущая кромка заточена с помощью ультразвука, а карбид титана, напыленный на поверхность клинка, позволяет легко царапать стекло. Но все же мне милей проверенный в деле штурмовой „катран“, вот он, слева. „Катран“ вполне может заменить автомат. Когда штурмовали Грозный и стало ясно, что вести огонь в бетонных коробках зданий себе дороже — пуля со стальным сердечником дает совершенно непредсказуемый рикошет, — „катран“ как раз в жилу пришелся. Лучшего ножа в жизни еще не встречал, недаром же все его владельцы — просто поголовно, — уходя на гражданку, приватизировали эти» ножи.
Быстро перебрал свою коллекцию, за хранение которой, согласно закону об оружии, без всяких церемоний и проволочек могу угодить на нары, нашел на дне чемодана черный матерчатый пояс с десятком длинных тонких кармашков, из которых торчали круглые рукоятки, — гнездовище «ласточек» — снял его с убитого «чеха», — помнишь? — молодого паренька с не по-мужски редкой круглой бородой, при нем было еще портмоне с мудреными записками на арабском языке и тремя сотнями долларов, но портмоне тебя нисколько не интересовало, взял только пояс, о чем до сих пор жалеть не приходилось.
Вынул из гнезда одну из «ласточек», бережно уложил на ладонь и залюбовался — у этой пташки особая порода, она так мало похожа на нож в привычном смысле этого слова: тупые боковые грани, бритвенно острое жало, смещенный центр тяжести. В рукопашной от нее куда меньше толку, чем, скажем, от того же «катрана», мощного НР-2 или последней модификации «Смерша», но на то она и «ласточка», чтобы не сидеть в руке, а летать. Клювик ее заклеймен фирменным тавро фирмы «Глок» — Made in Austria, стало быть — вещь. Задрал майку, укрепил пояс на талии, вернулся в кабинет, выглянул в окно: ребята не спеша направлялись за угол, к входу в наш пряничный домик. Скинул майку и сунул ее за черный кожаный диван.
— Что, е-мое, происходит? — нахмурилась Люка, разглядывая мой полуобнаженный торс. — Эта штука напоминает пояс слесаря с набором отверток.
— Слесаря? — Я достал ножичек из кармашка, повертел головой, выискивая в нашем офисе мишень. — Если разобраться, я и есть слесарь-ремонтник. Чиню нравы. Исправляю пороки. Ликвидирую аварии, связанные с обветшанием морали… — Взгляд упал на настенный календарь, представлявший картину Левитана «Над вечным покоем» — настроение светлой грусти, которым дышит полотно, вполне соответствовало профилю фирмы. — Загадай число.
— Ну, предположим… — Люка немного задумалась. — Предположим, сегодняшнее.
— Хороший выбор, — кивнул я и привычным кистевым движением метнул «ласточку» в сторону двери, а тонкое жало вонзилось в разграфленное на дни недели белое поле под постером, застряв между единицей и тройкой.
— Е-мое… — тихо выдохнула Люка и попятилась, наблюдая за тем, как я извлекаю из чехла на поясе очередной нож, она хотела что-то сказать, но я оборвал ее, приложив палец к губам, потому что снизу послышался легкий шум, донесся приглушенный возглас Савелия — вряд ли наш охранник таким манером выражал свое восхищение происходящим на экране телевизора. Вырвавшаяся из его глотки абсолютно невразумительная реплика, интонацией напоминавшая голубиное воркование, тут же оборвалась, подрезанная под корень едва слышным потрескиванием.
— Что это было? — прошептала Люка.
— Электрошокер… Так. Тихо. Садись за стол и принимай гостей. Ты человек бывалый, и к наездам тебе не привыкать.
Возможно, Люка во времена своей ветреной юности, прошедшей среди серьезных людей, И сама принимала участие в такого рода наездах на честных предпринимателей — во всяком случае, она нисколько не растерялась, уселась за дубовый стол, принялась шуршать бумагами. Я тем временем укрылся в чуланчике, оставив дверь приоткрытой — с тем расчетом, чтобы можно было следить за происходящим в кабинете.
Ребятам было жарко в темных костюмах, зайдя в офис, они тут же скинули с себя пиджаки, я обратил внимание на отменное качество их подплечных кобур из рыжей свиной кожи и немного успокоился: вот так, в порядке преамбулы к приятной беседе, разоблачаются главным образом пижоны, слизнувшие манеру первым делом демонстрировать свое оружие у кинематографических героев американских триллеров. Разумеется, этот их безмолвный намек на Люку никакого впечатления не произвел. Окинув быстрым взглядом визитеров, она опустила голову, углубилась в изучение какого-то факса. Ребята послонялись по кабинету, по-хозяйски расположились: двое на диване, один, коротко стриженный блондин, в кресле у стола.
— Вот что, барышня, — начал блондин, — В прошлую пятницу, насколько нам известно, тебе поступил заказ.
— Все мы смертны, — отозвалась Люка.
— Кто сделал заказ?
— А вам какое дело?
Блондин сокрушенно покачал головой, поднялся из кресла и указательным пальцем приподнял подбородок Люки.
— Не нарывайся на неприятности… Так кто сделал заказ?
— Женщина.
— Уже легче… Что за женщина?
Какое-то время Люка сидела, подняв лицо к потолку и прикрыв глаза, восстанавливала, должно быть, в памяти облик заказчицы.
— Средних лет, очень импозантная если ты понимаешь, о чем я говорю… Отменно сложена.
— А конкретней.
Я давно заметил, что Люка обладает очень цепким, типично художническим взглядом — описывала она женщину очень подробно, и чем дольше я следил из укрытия за медленно формирующимися чертами словесного портрета, тем больше улавливал в нем сходство с той респектабельной мадам, что возникла в прошлую пятницу под сенью пивного шатра, а Малек повел себя на удивление странно.
Помнишь, ты сидел на своем любимом месте у окна, сонно покуривая, и боковым зрением отметил, как мимо медленно проплыл темный БМВ с тонированными стеклами. Спустя какое-то время эта машина опять возникла в поле зрения — сдав назад, она остановилась как раз напротив меня. Что происходило в салоне, различить не мог, но чувствовал, что чем-то заинтересовал хозяина этой роскошной тачки. Возможно, тем, что в жару парился в строгом черном костюме — предстояли рейсы сперва на Котляковское, а потом на Николо-Архангельское кладбище. Спустя минуты две открылась дверка, из машины вышла отменно сложенная женщина, прошествовала по торговому пятачку, провожаемая сальными взглядами ребят кавказской, так сказать, национальности, перекусывающих шаурмой: ногу ставила строго по оси движения, отчего на ходу пикантно раскачивались ее тугие бедра — такую походку, причудливую смесь легкой разболтанности и в то же время изящества, дрессируют на подиуме, и присуща она, как правило, профессиональным манекенщицам. Лица ее видно не было, оно скрывалось под опущенной полой роскошной летней шляпы из итальянской соломки, которая, возможно, и смотрелась бы уместно на подиуме, однако тут, в бытовой обстановке людного городского пятачка с его неистребимым запахом прогорклого масла, выглядела вызывающе, и, кроме того, на ней были занимавшие пол-лица темные очки.
Малек приветствовал ее у входа в шатер идиотским телодвижением, пластический рисунок которого представлял собой причудливую смесь лакейского полунаклона и книксена, и, отступив на полшага, склонил голову к плечу, рассматривая гостью. Потом всплеснул руками, словно в задницу ему впрыснули хорошую дозу скипидара — столь ретиво он кинулся ей навстречу, расшаркиваясь на ходу, а потом следовал сбоку, мелко семеня и уронив голову к плечу, что-то ей торопливо говорил. Она будто не замечала. Прошла под тент, взяла у Тани пачку тонких дамских сигареток, Таня открыла было рот, чтобы попросить оплату, Малек так на нее зашипел, что она съежилась и отошла ко второму крану, куда подкатывались клиенты за повторной дозой.
Женщина в шляпе повертела головой, оглядывая пространство заведения, хотела было уйти, но передумала, какое-то время — ты поймал на себе ее взгляд — она рассматривала тебя, потом сделала знак Мальку, тот склонил голову к плечу, выслушивая ее короткое замечание, которое, видимо, имело отношение к тебе, потому что именно в твою сторону был отослан ее легкий кивок. Малек, приняв из Таниных рук стакан, торжественно прошел к столику, поставил пиво на стол, ты вежливо осведомился: «Какая муха тебя укусила?» — а он пропустил реплику мимо ушей и процедил сквозь зубы: «Тебя угощают». Ты сказал: «Не в службу, а в дружбу, стрельни у этой роскошной женщины телефончик, у меня сегодня трудный день: двое похорон, потом визит в морг — надо перевезти бальзамировщикам один драгоценный труп, а после общения с мертвыми меня всегда тянет к женщине!» — с этими словами поднялся с места, взял стакан и отнес его за соседний столик, где давно неподвижно, словно мумия, седел пенсионного вида дядечка и гипнотизировал остановившимся взглядом разливочный кран, из которого время от времени хлестала в стаканы тугая пенная струя. В его тусклых глазах встало выражение блаженства. Благодарно кивнув, он схватил стакан и впился в него с такой страстью, словно только что выбрел из пустыни Сахары.
