Убить, чтобы воскреснуть - Арсеньева Елена (список книг TXT) 📗
— Н-ну, предположим… — кивнула Валерия и вдруг холодновато взглянула на Альбину. — Только имей в виду: я буду работать по этому делу с одним условием.
— С каким? — опять испугалась Альбина и даже вилку отложила.
— Чтобы ты съела весь салат. Это мое фирменное блюдо, и я воспринимаю как оскорбление… А что, разве его надо подсолить?
Альбина покачала головой, пальцами ловя слезы, которые вдруг посыпались со щек, и пытаясь улыбнуться.
— Умоляю — не надо! — взмолилась Валерия. — Конечно, денек у тебя выдался — не всякому пережить, а все-таки… все-таки она вертится! И ты жива, а могло быть совершенно наоборот, верно? Взгляни на ситуацию именно с этой стороны — и твои слезоньки сразу иссякнут.
— Это от усталости, — с извиняющимся видом улыбнулась Альбина. — И еще… еще… ты…
— Ой, вот этого не надо! — Валерия, протестуя, выставила узкую ладонь с длинными, худыми пальцами. — Не надо делать из меня добрую самаритянку, я этого совершенно не выношу! И работать буду не столько для тебя, сколько для себя. Я сейчас совершенно не у дел. Ты даже не представляешь, сколько у людей еще предрассудков! По-прежнему верят в то, что их милиция их бережет. Конечно, иногда у нее это получается, и бывают случаи, когда без нее вообще не обойтись. Но после милиции клиенты куда охотнее обращаются к вымогателям под вывеской «Частное детективное агентство», чем ко мне. Потому что я работаю в одиночку! Потому что на моих дверях нет черно-золотой вывески с идиотским названием, в прихожей не зевает тупорылый качок, я не бью с порога по башке суммой несусветного гонорара, а главное — потому что я женщина. Вот дурь, верно? Кажется, это осталась последняя сфера деятельности, в которой женщине еще надо доказывать свои приоритеты, но почему это должна делать именно я?!
— Мисс Марпл, — вспомнила Альбина, невольно улыбаясь. — Мисс Марпл работала в одиночку — и ничего!
— Вот-вот, — сумрачно кивнула Валерия. — А еще я недавно прочла потрясающую историю. Вообрази: XVI век. Где-то под Вильно разбойничает шайка настолько свирепая, что путь к этому городу называли черным. Что ни месяц — новые жертвы! Великий князь поручил расследовать это дело минскому судье Ваньковичу, который был известен своим хитроумием, и обещал за головы бандитов полпуда золота — невиданную награду! И Ванькович сказал князю: «Или передушу шайку до октября, или собственной саблей горло себе перережу!» Обещание серьезное, тем паче, что на ноябрь была назначена свадьба судьи с красавицей вдовой Ядвигой Русиновской, чей муж тоже пал жертвой убийц.
Настала осень. И вот как-то раз в усадьбу одного старого пана прибыли с десяток хвастливых гуляк, которые клялись, что со дня на день покончат с разбойниками и огребут награду. Свое дело они начали с грандиозных пирушек. Через некоторое время, в латах и шлеме, туда же прибыл атаман. Однако, войдя в дом, обнаружил, что все его сообщники повязаны, а его поджидает сам Ванькович. Однако и судью ожидало страшное открытие! Когда с главаря сорвали шлем, Ванькович увидел свою ненаглядную Ядвигу.
Перед казнью она сказала: «Скучно мне было жить. Я рыцарем должна была родиться, но, видно, черт вмешался: мужское сердце с женским телом соединил. Это я убила своего мужа, а потом уже никого не жалела. Наслаждалась запахом крови, видом убитых людей! Но тебя, судья, любила по-настоящему…»
После того как Ядвигу повесили в Вильно перед двадцатитысячной толпой, соседи сожгли ее подворье, а пепел развеяли по ветру.
Ну и сюжетец, а? — зябко повела плечами Валерия. — Так вот, надеяться надо только на себя! Скажешь, эгоцентрично? — усмехнулась Валерия, вновь принимаясь за еду. — И эксцентрично, вдобавок? Но такая уж я есть. И хотя живу на гонорары, иногда сокращаю их до минимума, если человек не может заплатить, а дело интересное, меня задевает. Как твое.
— Что ж тут интересного? — Альбина вяло возила вилкой по тарелке. — Пришли… убили…
— Ты ничего не понимаешь! — Валерия махнула на нее тоненьким ломтиком батона. — Еще вспомнишь мои слова, я такие вещи безошибочно чую: сколь много нам открытий чудных готовит эта история, ты и вообразить не можешь! И кроме того — я ведь перед тобой в неоплатном долгу. Не забыла, надеюсь?
Альбина недоверчиво взглянула в отважные блестящие глаза — и ничего не смогла с собой поделать: начала хохотать вместе с Валерией.
Знакомством они были обязаны все той же страсти тети Гали спать на дежурствах. Тогда тетушка работала в терапии: самом спокойном отделении больницы. В терапии только-только появились так называемые коммерческие палаты: в них могли спокойно хворать пациенты, предпочитавшие это делать в одиночестве и имеющие возможность свое одиночество оплатить. Среди платных пациентов однажды оказался мужчина лет сорока пяти с обострением язвенной болезни. Супруга несчастного язвенника все отделение извела голосом и повадками электропилы, «за свои деньги» требуя влажной уборки через каждый час, неусыпного внимания врача, сиделки у двери палаты и вообще неизвестно чего. Вдобавок порывалась остаться в палате на ночь и уже начала требовать себе кровать или хотя бы раскладушку. Однако дежурный врач поймал отчаянный взор больного, брошенный на ночной столик, где рядом с неочищенным яблоком лежал нож, и понял, что, если он уступит вздорной даме — быть беде. Поэтому любящая супруга после некоторых усилий была выдворена домой, взяв на прощание с персонала страшную клятву, что на ночь у постели больного останется сиделка.
— Конечно, о чем речь! — с энтузиазмом сказала тетя Галя врачу, однако, едва дождавшись его ухода, позвонила племяннице и с тем же энтузиазмом принялась готовить себе постель в процедурной, на клеенчатом топчане, где страдальцам днем делали уколы, ставили клизмы, брали кровь… Тетя Галя была профессионально не брезглива.
Альбина покорно пришла, переоделась и потащилась выполнить тети-Галин наказ и даже сунулась внутрь, однако больной глянул на нее с такой тоской, на таком взводе воскликнул рыдающим голосом:
— Дайте же мне хоть ночью покоя! — что Альбина сочла за благо выскочить в коридор и больше не показываться.
Альбина устроилась в кресле, которое стояло в темном и уютном закоулке коридора, и робко возмечтала о недолгом сне. Мечта уже начала сбываться, когда она услышала слабое дребезжанье, словно кто-то постукивал по стеклу.
«Ветер, наверное», — решила Альбина, сжимаясь в комок, чтобы согреться, и тут что-то резко звякнуло, а потом струя сквозняка пронеслась по коридору и коснулась ее голых колен, на которые никак не натягивался коротковатый халатик тети Гали.
Ветром открыло форточку в коридоре, догадалась Альбина и нехотя спустила ноги с кресла: не хватало ей только разбитого стекла!
В этом крыле палаты располагались только по одну сторону коридора, а другая была украшена громадными, от пола до потолка, окнами, которые в ветреную погоду и зимой становились сущим наказаниям. Из-за туч вынырнула луна, и Альбина невольно загляделась на нее, но тут же уловила краем глаза какое-то движение на больничной стене.
Припала к стеклу — да и ахнула, обнаружив что-то темное на пожарной лестнице как раз на уровне своего этажа, рядом с одним из окон.
Это был человек. Присмотревшись, Альбина различила очертания худощавой фигуры, затянутой в темный комбинезон. Держась одной рукой за перекладину лестницы, человек пытался забросить в форточку какое-то приспособление, но оно срывалось и царапало по стеклу. Этот скрежет и встревожил Альбину.
Она так и застыла, стиснув руки у горла. Что делать? Позвать на помощь? Но тетя Галя спит и не погладит по головке, если ее разбудить! Потревожить кого-то из больных? Но тогда ее присутствие станет явным… это опять же ударит по тете Гале.
Пока Альбина соображала, неизвестный совершил последнее отчаянное усилие — и поймал-таки створку окна.
«Сорвется же!» — чуть не вскрикнула Альбина… и зажала рот рукой, глуша еще один вопль — на сей раз изумленный.
