Заговор Глендовера - Биггл Ллойд, младший (версия книг .txt) 📗

Я привязал пони к дереву и спустился на дорогу. Стараясь держаться в тени кустов, я шёл за «ребекками». Впереди была узкая расщелина между холмами, и мне следовало подождать, пока они минуют её, иначе меня могли заметить.

Потом, пройдя по камням на другой берег речушки и бегом проскочив расщелину, я оказался у озера. От дороги к Тиневидду, дому Кайла Коннора, двигалась одинокая фигура; всадники ехали по направлению к роще слева от озера. Когда они исчезли за деревьями, я тоже пошёл к дому. Тот, кого я преследовал, сел на камень в тени стены, окружавшей дом. Я спрятался в кустах неподалёку, держа под наблюдением сидевшего и рощу, где скрылись «ребекки».

Так прошёл час, потом другой. Человек, сидевший у стены, то и дело разминался, чтобы не заснуть. Я тоже клевал носом. Всё оставалось по-прежнему ещё с полчаса.

Вдруг тишину нарушил странный звук. Я понял, что это сигнал: очевидно, «ребекки» возвращались. Луна зашла, и начало светать. В сером утреннем свете было плохо видно, но всё же я мог бы поклясться, что на всадниках теперь была мужская одежда.

Человек возле дома замахал руками. Кто-то из верховых помахал в ответ. Всадники приближались. Человек, за которым я наблюдал, прошёл мимо меня, и я узнал его: это был Олбан Гриффитс, юноша-блондин, которого я уже встречал в Лондоне и Ньютауне. Когда один из входивших поравнялся с ним, юноша вскочил на лошадь позади всадника. Верховые скрылись в расщелине. Я спустился за ними. Переехав речушку, всадники выбрались на дорогу, а юноша стал карабкаться вверх, туда, где на вершине холма стоял небольшой каменный дом.

Дойдя до рощицы, где оставил своего пони, я сел на него и без приключений добрался до Пентредервидда. Когда я въезжал во двор, меня заметила одна из девочек, и вскоре все семейство высыпало на меня посмотреть. Я заявил, что совершал верховую прогулку перед завтраком. Даффи отвёл моего пони в сарай.

После завтрака я поговорил с глазу на глаз с Мадрином.

— Сегодня ночью я следил за «ребекками». Мне совершенно непонятен этот маскарад. Но одно мне удалось установить точно: мальчик, живущий на ферме Гвена Парри, — тот самый юноша со светлыми волосами, которого мы с вами видели в Ньютауне, а также в Лондоне. Он ехал вместе с всадниками и зачем-то сторожил ферму мистера Коннора. Мне надо с ним непременно встретиться.

12

После завтрака я почувствовал, что клюю носом, и опять отправился на сеновал. Когда я проснулся, по крыше сарая шумел ливень. Из щелей капало, но, к счастью, не над моей постелью. Я встал и посмотрел в окно. Холмы была затянуты серой дождевой пеленой.

Из дома вышел накрытый плащом Даффи. Я отворил окно и помахал ему. Он махнул в ответ и скрылся за дверью. Через несколько минут он уже бежал к сараю с ведром горячей воды и тазиком. Ловко взобравшись по лестнице, он поставил ведро на пол. Я поблагодарил его и начал бриться и умываться. После водных процедур у меня поднялось настроение, которое упало, когда я увидел серые дождевые тучи.

Быстро преодолев под дождём небольшое расстояние, отдалявшее меня от двери, я вошёл в дом. Мервин уже собрала обедать, сообщив, что Мадрин просил не ждать его. Я поинтересовался, почему Даффи не в школе, и она ответила, что отец занимается с сыном сам, и Даффи уже опередил в учёбе своих сверстников.

— Вы сегодня не спали всю ночь? — озабоченно спросила женщина. Я кивнул, и она добавила: — Я очень беспокоюсь. Сначала убийство, теперь эти «ребекки».

Дверь отворилась — это появился дядя Томос. Он пришёл в деревню, чтобы купить кое-какие припасы: он всегда выбирает для этого дождливые дни, когда всё равно нельзя работать в поле. Все это Мервин перевела мне на английский, так как дядя Томос говорил только по-валлийски. Это был седой, морщинистый и очень старый человек с добрыми, как у ребёнка, глазами. Мервин пригласила его за стол. Он сначала отказывался, но потом сел и пообедал с большим удовольствием.

Я корил себя за то, что не выяснил вчера у экономки, как выглядит старый друг священника, мистер Ватт. Теперь я надеялся исправить эту непростительную, как отметил бы Холмс, ошибку.

— Узнайте, пожалуйста, у вашего дяди, — попросил я Мервин, — нет ли у человека, который арендует его пастбище, рыжей окладистой бороды?

Мервин перевела мой вопрос на валлийский. Старик смущённо пробормотал что-то, она переспросила, и он добавил несколько слов.

— Он говорит, — сказал Мервин, — что человек этот точно с бородой. Но у дяди такое плохое зрение, что он уже не различает цвета.

Ну что ж, и на том спасибо. Возможно, борода у барышника действительно рыжая. Тогда он выбрал себе удобный опорный пункт — ведь от фермы дяди Томоса не так уж далеко до фермы Гвена Парри, и можно без труда поддерживать контакт с блондинистым юношей.

Меня смущало одно: тот человек с рыжей бородой никак не походил на старого друга священника. Но тут я вспомнил, что все здесь вращалось вокруг владельца Тромблей-Холла. Ведь священник служил в его часовне службу и получал за это деньги. Сэру Эмери достаточно было только намекнуть, и священник согласился бы назвать «старым другом» кого угодно.

Я вернулся на сеновал, прилёг на постель и задумался. День, проведённый в Пентредервидде, дал неплохие результаты. Незнание валлийского языка пока никак не отражалось на моей работе. Все, с кем я беседовал, кроме дяди Томоса, говорили по-английски. Важно было только не терять зря времени. Я считал, что владелец дома у озера как-то связан со всем этим делом, и я решил поехать к нему без приглашения. В конце концов, не откажется же он принять заглянувшего на огонёк лондонца в дождливый день, когда от скуки не знаешь, куда деться. И если даже я получу от ворот поворот, всё же лучше попытаться что-то сделать, чем сидеть сложа руки.

Я сказал Мервин, что отправляюсь к сапожнику, и она дала мне тяжёлый плащ.

— Как только почувствую, что промок до нитки, вернусь сушиться к вашему очагу, — пошутил я.

Я снова ехал по тропе, которая пересекла сначала пастбище, потом миновала чью-то ферму и наконец спустилась к дороге. Я узнал большой камень, на котором сидел юноша, поджидая всадников. Дорога привела меня к речушке. Я переехал её вброд — камни, по которым перебирались пешеходы, были уже под водой, — проехал то место, где холмы стояли плечом к плечу, оставляя тесную расщелину, в которой шумела речка, и оказался на берегу озера. Ещё вчера синее как сапфир сейчас оно было почта черным; по нему ходили высокие волны. В таком озере вполне могло обитать чудовище по имени Водяная Лошадь.

Я спрыгнул с пони на землю и хотел постучать в дверь, но она распахнулась передо мной сама, — видимо, моё приближение не осталось незамеченным, — и на пороге появилась женщина, которая вопросительно смотрела на меня. В некоторой растерянности я произнёс:

— Мистер Коннор дома?

— Он всегда дома, — отрезала женщина. — Как ему доложить о вас?

— Скажите, что его хочет видеть Эдвард Джонс из Лондона.

— Из Лондона? — Женщина была явно удивлена. Я молча кивнул.

— Мистер Джонс, — обернувшись, громко сказала она. — Говорит, что он из Лондона.

— Пусть поднимется ко мне, — послышался глубокий бас.

Со стороны хозяйственных построек появился мужчина, видимо работник с фермы, и, взяв под уздцы, увёл моего пони. Из прихожей мы спустились по нескольким ступенькам и оказались на кухне. Это была большая комната, чуть ли не зал; посередине её стоял массивный дубовый стол с крышкой из цельного куска дерева. Пол на кухне был каменный. Рядом с камином, в котором весело потрескивали поленья, располагалась печь, она несколько выступала вперёд, как бы подчёркивая тем своё значение. По стенам стояли кухонные шкафы и буфеты, в которых поблёскивала начищенная посуда; на полках возле печи было много деревянной утвари, какую я видел вчера у столяра, но не светлой, а уже потемневшей от употребления. С потолка, как и в таверне, свисали связки лука, копчёные окорока и колбасы. Я снял с себя плащ, и женщина повесила его сушиться, а потом указала мне на широкую лестницу, ведущую наверх, и я стал подниматься по ней, при каждом шаге хлюпая водой в ботинках.