Семь лепестков - Кузнецов Сергей Юрьевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Следовало бы придумать детектив, — думал Антон, поднимаясь вместе с Романом на лифте, — герой которого все определял бы про подозреваемых на основании того, в какой квартире они живут. Тело — это дом души. И, значит, любой человек — как душа в теле своего дома. А это значит, что…
Он не успел додумать. Роман открыл дверь и щелкнул выключателем.
— Проходи, — буркнул он и, кинув плащ на вешалку, пошел куда-то по коридору.
Антон последовал за ним. Квартира не выражала ничего. Точнее, она намекала на какие-то запредельные суммы — просто в силу расположения в центре, четырехметровых потолков, стеклопакетов в окнах, белых стен и изобилия золота в виде ручек, рамок и люстр. Это была образцовая квартира коммерсанта: богатая, но при том не впадающая в пародию. Не было ни живого варана, встречающего гостей в прихожей, ни кокаина, рассыпанного по столу, словно соль. Все предметы были пригнаны друг к другу без зазора, никакие сюрпризы не ждали посетителя. Казалось, что попал на страницы мебельного каталога, который так стремится показать товар лицом, что становится ясно, что жить в окружении такой мебели просто нельзя. Интерьер говорил о Романе не больше, чем новый автомобиль — о своем владельце. Потом уже появится золоченая корона, царапины, отпечатки зубов в салоне и какая-то игрушка на ветровом стекле — но только что купленная вещь ничего не говорит о покупателе. То же было и с квартирой — она быланежилой. Впрочем, возможно, это и была подсказка, намекающая, что и сам Романне жил.
— Отличная квартира, — сказал Антон.
— Это я для нас с Женькой купил, — ответил Роман, — но как-то она ей не приглянулась. Словно чувствовала, что не жить ей здесь. Я-то думал, что, — и он открыл дверцу холодильника, — а вот оно как повернулось.
В холодильнике было пусто, и он закрыл дверцу.
— Ты молодой еще, не понимаешь, что значит, когда ты с женщиной пять лет прожил, — продолжал Роман, открывая одну за другой дверцы кухонного гарнитура. — А мы вместе года с девяностого. Она редактором работала, когда я ее встретил, а я компьютерами торговал. Тогда, собственно, все компьютерами торговали, кроме тех, кто сразу сырьем торговать начал. Месяца через три и поженились… я еще кольцо ей подарил, на заказ сделанное. Цветик-семицветик, помнишь, сказка была такая?
Антон кивнул.
— Не могу найти теперь. Вроде, всегда на пальце у нее было, а как стали… — он замешкался, не в силах подобрать глагол, — так смотрю — и нет. Я и дома искал, и в ее вещах — нет и все. Жалко. Хоть память бы осталась.
Антон порылся в кармане и вынул уже ненужныйпредмет силы.
— Это? — спросил он. — Я на даче нашел.
Роман сразу оживился.
— Да, оно, оно самое! Где оно было?
— В ее комнате, на полу. Я когда убирал…
— Дура, — вдруг выругался Роман, — как была дурой, так дурой и померла. Орала, кричала, кольцо срывала, ключи от квартиры мне в лицо бросила… Куда бы она пошла?
— А она бросила? — осторожно спросил Антон, понимая, что допроса по всей форме не получится, но, может, оно и к лучшему.
— Да, прямо там. Накануне вечером, в спальне. И кольцо, видать, тогда же. Мы часто ругались последний год, сейчас кажется — из-за пустяков. Нет, ты скажи, что ей было от меня надо? Я ей не изменял, денег не жалел, жить не мешал… я только покоя просил. Чтобы отстала от меня, сука ебаная.
Он наконец нашел бутылку водки, какой-то чудовищной новой российской водки с дурацким названием «Привет», скептически посмотрел на бутылку и свинтил крышечку.
— Вот и отстала теперь, — вздохнул он и, повернувшись к Антону, спросил: — Будешь?
Антон покачал головой.
Роман отпил из горлышка, скривился, и, поискав взглядом закуску, поставил бутылку на стол.
— Обидно, что последние сутки мы не разговаривали даже. Ни слова друг другу не сказали, как чужие были.
Антон внезапно вспомнил слова, сказанные кем-то Жене за полчаса до ее смерти — самые банальные слова, которые мужчина может сказать женщине.
— А мне казалось, вы говорили, — сказал он, желая проверить предположение. — На галерее, там, на даче.
— Не говорили мы, я зол на нее был — и молчал как на допросе.
— Значит, другой кто-то был, — презирая себя за собственное коварство, с деланным безразличием сказал Антон.
— А о чем говорили-то? — подал запланированную реплику Роман.
— Да и не было разговора толком. Я только слышал, как мужской голос сказал «Женька, ты же знаешь, я люблю только тебя».
— Угм, — мрачно кивнул Роман, — только тебя. Блядью была и блядью осталась.
— Ну, почему ты так, — сказал Антон, чтобы сказать хоть что-то — и тут Роман взорвался:
— Ты думаешь, я не знал, что у нее есть любовник? Я, что, мальчик? Я, что, не чувствую, что мою бабу кто-то ебет? За кого она меня держала? Смешно!
— Не обязательно же это любовник… — начала Антон
— А я тебе скажу — обязательно.Он там был, точно. И именно он ее и убил — потому что ни от кого другого она бы этой дряни не взяла. Зачем, почему — не знаю. Но чувствую —он и убил.
— А кто это — он?
Роман внимательно посмотрел на Антона
— Если бы я знал — я бзаказал его давно. И уж сейчас — точно.
— Даже если это был кто-то из своих?
— Нету у меня своих. Женька одна и была. А остальные — чужие они мне. И сейчас чужие, и в школе были. Они же презирали меня. Я же выслуживался! Я же был комсоргом! Мне характеристика была нужна для института! Я же первый деньги начал зарабатывать! Мне же больше всех всегда нужно было! А сейчас — мне уже достаточно, я уже остановился! А им все завидно! Да любой из них убил бы Женьку просто чтобы мне насолить! Кому она была нужна, сама по себе? Таких можно — за рубль десяток, за доллар — две дюжины.
И он еще раз отпил из горлышка, предоставив Анотону самому решать, каков должен быть курс валюты при такой неожиданной арифметике.
Дима Зубов уважал новых русских. В глубине души он считал, что они с ним — коллеги. Полагая, что сегодняшний коммерсант — это вчерашний советский фарцовщик (что вообще-то было неправдой), Дима думал, что делает то же, что делали нынешние деловые десять лет назад. Он нелегально торговал — тем, что на обычном рынке не было никакой возможности купить. Если в России объявят лигалайз — даже частичный, как в Голландии, — он сразу становится легальным бизнесменом. А что лигалайз могут объявить, Зубов не сомневался — на его памяти все, о чем говорили в школе, перевернулось с ног на голову, и он не видел ничего удивительного в том, что рано или поздно портрет Альберта Хофманна будет висеть в каждом классе, как нынче висят портреты Менделеева, придумавшего рецепт русской водки. Тогда Зубов и его клиенты вместе напишут мемуары, о том, как они боролись за лучшую жизнь для всех. И даже, наверное, попадут в Думу или получат персональные пенсии. У них будут роскошные машины и большие квартиры, как у бизнесменов теперь. Зубов даже вывел формулу: «Драгдилер сегодня — это новый русский завтра». Поэтому ему нравилась его работа, и поэтому он уважал крутых коммерсантов.
Уважение его, в частности, проявлялось в том, что цены им он назначал ровно в два раза больше, чем обычным клиентам. Как коммерсанты они должны были понимать, что цена зависит не столько от товара, сколько от платежеспособности покупателя и, значит, никаких обид. Впрочем, богатых клиентов у него было не так уж много — один, может быть — два человека. Вероятно, сравнительная неудача Зубова на этом рынке объяснялась тем, что он не торговал кокаином — не из каких-либо принципиальных соображений, а просто потому, что никак не мог выйти на оптовых распространителей. Впрочем, со временем Зубов надеялся наладить нужные контакты, и тогда бизнес должен был круто пойти в гору, потому что — он это знал — торговать жесткими наркотиками гораздо выгодней, чем травой, психоделиками и экстази.
Впрочем, несколько клиентов подобного рода у него все-таки было — и потому, получив от одного из них сообщение на пейджер с просьбой о встрече, Зубов обрадовался и сразу отложил все остальные дела.
