Неподражаемый доктор Дарвин - Шеффилд Чарльз (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗

— Ну уж нет! Когда рядом с тобой сразу два доктора, перелом ноги запросто может оказаться смертельным! — Все же Поул замедлил шаг и повернул лампу так, чтобы назад, в коридор, тоже падал луч света. — Да-а, вечерок!.. Мы с Уиллом Бейли только-только устроились выкурить по трубочке виргинского да всласть поболтать про старые времена — мы вместе служили в Пондичерри и при взятии Манилы, — как вдруг снизу кричат, мол, доктору Монктону нужна еще пара рук в помощники.

— А почему не Уилл Бейли? — поинтересовался сзади Дарвин. — Это же его дом.

— Уилли уже принял на борт несколько пинт портера, а я был относительно трезв. Я оставил его тут вздремнуть, а сам спустился. — Поул фыркнул. — Я не костоправ — как вы уже сами могли догадаться, — но когда увидел тут в судомойне нашего бедолагу, так сразу понял: он одной ногой на том свете. Все бубнил себе под нос, бормотал и бормотал. А уж акцент у него — шотландский, да такой густой, хоть ломтями режь… Я добрых пару минут вслушивался, пока не разобрал. И еще он все время дрожал, и трясся, бормотал что-то, бормотал…

Женщина стояла сбоку от лежанки, обеими руками сжимая руку больного. Когда хриплый голос стал громче и отчетливей, она наклонилась над умирающим.

— Джон, нет. Не надо об этом.

В голосе ее слышался испуг. Глаза больного на краткий миг словно бы вспыхнули, приоткрылись в запавших глазницах. Женщина нервно покосилась на Джейкоба Поула и доктора Монктона, который готовил примочку из каолина и сухих трав.

— Его разум не здесь. Он… он сам не знает, что говорит. Тс-с, Джонни, лежи, успокойся.

— От Ханда-Айленд к побережью, за Минчем, — внезапно произнес несчастный, точно отвечая на какой-то незаданный вопрос. — Да-да, у самого берега… в заливе… Там-то вы его и найдете.

— Тс-с, Джонни, лежи тихо. — Подруга больного, привлекательная темноволосая женщина, согбенная трудом и заботой, крепче сжала его руку. — Постарайся поспать, Джон, тебе надо отдохнуть.

Небритый подбородок вновь затрясся, причем темная щетина подчеркивала бледность губ и восковых щек. Веки снова затрепетали.

— Двести лет, — надтреснутым голосом выговорил умирающий. — Двести лет он гниет там, и никто даже не подозревает, что хранится на борту. Один из кораблей старого короля Филиппа. Разбился и затонул. Да-да, со всей этой кучей золота, а до прошлого месяца никто ничего и знать не знал.

Джейкоб Поул рванулся вперед, на его худом лице отобразилось изумление. Женщина покачала головой.

— Сэр, не обращайте на него внимания. Он не в себе, повредился на голову.

— Расступитесь, дайте мне место, — деловито велел доктор Монктон. — А ежели вы, сэр, — он кивнул Поулу, — подержали бы его за плечи, покуда я приложу это ему к груди… А ты, добрая женщина, ступай на кухню, раздобудь еще горячей воды. Возможно, это принесет ему облегчение.

— Я не могу его оставить, — с мукой возразила женщина. — Никто ведь не знает, чем все закончится. Вдруг он…

Под яростным взглядом доктора голос ее оборвался. Она взяла большой медный таз и с видимой неохотой выскользнула за дверь. Джейкоб Поул крепко ухватил больного за плечи, для пущей надежности наклонившись вперед.

— Между берегом и Ханда-Айленд, — повторил через несколько секунд больной. Дыхание его прерывалось, воздух клокотал в горле, но в тоне сквозила уверенность. — Да-да, там и найдете, чуток к северу от Малкирка, возле устья Лох-Малкирка… Небывалая находка. Только, конечно, надобно снаряжение, там ведь глубина двадцать футов, да и слитки весят немало. А еще и этот дьявол… Без помощи никак…

Он умолк и застонал от прикосновения горячей припарки к голой груди. Скрюченные руки слабо взметнулись к горлу, потом снова упали.

— Держите его, — велел Монктон. — Начинается новый припадок.

— Держу. — Поул говорил совсем тихо. Склонившись к больному, он не сводил взгляда с синюшных губ. — Спокойней, Джонни.

Больным овладело лихорадочное возбуждение. Темная голова металась по сложенному одеялу. Исхудалые пальцы то сжимались, то разжимались.

— Идите на юг, — донесся еле внятный шепот. — На юг. Я-то знаю, каково у нас в Шотландии, тут без оружия не обойтись. Нельзя отбиваться от дьявола кортиками и мушкетами — нужна самая настоящая бомбарда. Я его видел — больше левиафана, выше Фойнавена [1] и сильнее Фингала [2]. Пятеро убиты, трое изувечены, а так-таки и показать-то нечего.

— Начинается, — внезапно произнес Монктон. — Конечности цепенеют.

Дыхание вырывалось из напряженного горла все с большим трудом.

— Раздобудьте оружие… не то лишь потеряем еще полклана… Оружие, а с ним уж к Лох-Малкирку, поднять слитки… с дьяволом не посражаешься… у нас только мушкеты. Да, я пойду… на юг. Нужно оружие… больше левиафана…

Когда голос затих, худые пальцы вдруг стиснули руки Поула, и тот вздрогнул — с такой силой впились ему в запястья черные ногти.

— Держите крепче, — предупредил Монктон. — Это последняя судорога.

Но не успел он договорить, как мышцы незнакомца начали расслабляться. Худые руки скользнули вниз по груди, свистящее дыхание затихло. Джейкоб Поул стоял, глядя на неподвижное лицо.

— Он… отошел?

— Нет. — У Монктона был обескураженный вид. — Еще дышит, и даже словно бы стало чуть легче. Я думал… Ну ладно, по крайней мере, он успокоился. Не могли бы вы отыскать эту женщину и проследить, чтобы принесли горячей воды? Хочу еще поставить ему банки.

Поул вглядывался в лицо больного.

— Похоже, ему гораздо лучше. Уже так не трясется. Что вы теперь будете делать?

— Ну, поставлю банки, ему явно надо пустить кровь, — кашлянул Монктон. — Потом, наверное, еще один пластырь — горчица, бургундская смола и голубиный помет. И, пожалуй, клизму из сурьмы, каменной соли и полынной горечи.

— Боже праведный! — Поул покачал головой и вытер нос рукавом. — По мне, уж лучше неделю страдать от запора. Пойду разыщу его подружку.

— И все?

Дарвин удобно устроился перед пустым камином, примостив на колени блюдо с инжиром и черносливом. Джейкоб Поул стоял у окна, задумчиво глядя в ночь и время от времени метая косые взоры на Уилла Бейли. Фермер обмяк в кресле-качалке, похрапывая, всхрюкивая и то и дело рывком возвращаясь к действительности.

— Все, что мне запомнилось — а я вслушивался изо всех сил, — пожал плечами Поул. — Не знаю, конечно, что там произошло после того, как я покинул комнату, но доктор Монктон говорит, больной лежал спокойно и в сознание не приходил. Потом доктор тоже вышел, а женщина осталась там. Дарвин взял инжирину и нахмурился.

— Не хочется ухудшать ваше и без того низкое мнение о моей профессии, однако теперь, когда доктор Монктон ушел, должен признаться, его наблюдательность меня отнюдь не впечатлила. Вот вы говорите, что видели лицо этого человека вблизи. И за время службы, верно, неоднократно видели умирающих солдат.

— О да. И, как ни грустно, даже женщин и детей, — мрачно поглядел на него Поул. — Но какое это имеет отношение к нашему делу?

Дарвин вздохнул.

— По всей видимости, никакого, во всяком случае, для вас и моего коллеги, доктора Монктона. Подумайте же, сэр, подумайте о той комнате. Подумайте о том, чем там пахло.

— Табаком? Вы уже упоминали об этом, а других запахов я что-то не припоминаю.

— Вот именно! Так спросите себя о том, чем там не пахло. Лежит умирающий, да? Лицо его уже отображает классическую предсмертную гримасу Гиппократа — отображает настолько точно, как будто она скопирована из учебника. Все так. Но где же запах смертельной болезни? Вам знаком этот запах?

Поул резко повернулся.

— Ничем таким там и не пахло! Проклятие!.. Я же чувствовал, что с комнатой что-то не так. Я прекрасно знаю этот душок — сладковатый, точно в мертвецкой. Какого же черта доктор Монктон не обратил внимания? Уж кто-кто, а он должен постоянно сталкиваться с этим запахом.