Последняя свобода - Булгакова Инна (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Не сразу, но разобрался с пятью замками. Прихожая. Гостиная в приятном зеленоватом сумраке от опущенных гардин. Солнце садилось, я стоял перед запертой кабинетной дверью, и казалось: войду и увижу старика на его последней торжественной премьере в старомодном костюме с красной искрой, в крахмальной рубашке и с «бабочкой». Окоченелый труп с ужасным лицом у давно потухшего камина.
Вошел. В просторном кабинете было светлее и воздух не сперт — открыты форточки. Первое, что бросилось в глаза: аляповато-яркая обложка «Огонька» на совершенно пустом письменном столе. Ага, тот номер. Раскрыл и сразу угадал: «Четвертый Всадник». Черный четкий красивый почерк: «Дорогому Другу с большими надеждами. 12 апреля 1990 г. Горностаев». Вот как когда-то ко мне обращались. Журнал я брать не стал — пусть все останется, как в день его смерти.
Огляделся, стоя посреди кабинета. Исподволь, как только вошел, внимание мое притягивал огромный черного дерева гардероб — как гроб. Подергал за ручку — шиш тебе! Трясущимися пальцами принялся подбирать ключи. Подошел самый большой — и тяжелая дверца нехотя, со скрипом отворилась. Душно пахнуло нафталином. Аккуратные ряды одежд на вешалках. А внизу, в левом углу, за проеденной молью длиннополой шубой пряталась дорожная сумка в желто-коричневую клеточку.
Наша сумка. Марго купила три года назад.
Я, встав на колени, расстегнул молнию, выгреб содержимое. Вот они — уголовные улики. Белое платье в пятнах — вода их не смыла. Еще два — чистые. Белая сумочка: косметика, носовой платок, кошелек (тридцать четыре обесцененных рубля), паспорта нет. Босоножки. Мой халат-хламида в едва заметных бурых пятнах. И наконец — охотничий нож.
Я бездумно стоял на коленях перед жалкими жуткими останками; по безымянному пальцу правой руки текла кровь. Наверное, оцарапался, копаясь в вещах, о булавку или брошку… да, что-то красненькое мелькнуло, приколотое…
И вдруг заплакал. А ведь лишен был этого Божьего утешения — слезного дара — начисто. Молодость ли я оплакивал, Гретхен свою… или неминуемую бездну будущего. Не знаю. Неважно. И тут почувствовал я легкий сквознячок над головой, словно волосы дыбом встали — не инфернальное, запредельное, так сказать, а самое натуральное дуновение.
Я забыл запереть входную дверь! Как когда-то хозяин сделал специально. Кто-то вошел, приближается. Конечно, она.
Я обреченно повернулся на коленях к двери и ждал, ждал. Никого. Померещилось. Слезы высохли, и стало мне по-настоящему страшно. В проклятом этом месте.
Быстро сложил улики обратно в сумку, все запер, накрепко замуровал в памяти. Постоял на лестничной площадке — нет, не могу здесь ночевать, даже у себя за стенкой. А что ждет меня в Кукуевке? Кто меня там ждет? Еще вчера, еще сегодня я надеялся: нас осталось двое в скорбном списке. Я и сын. Но она не могла находиться одновременно в кабинете умирающего прадеда и в моем саду под яблоней. Я вышел на терраску в пекло и набросил капюшон на голову. «Как вас называть, милое дитя?» «Как?.. Мария». Господи, как же я одинок!
Глава 27
Как вор с чужими пожитками, прокрался я в свой собственный дом. Уже стемнело. Включил настольную лампу в кабинете, поставил сумку за кушетку, где «Отрок», и набросил халат-хламиду на стол, на «тяжелый серый камень». Эффектно! Только бы не сойти с ума.
— Мария! — позвал я с терраски. — Что бы перекусить, а?
Сверху раздался шорох, она спустилась с лестницы в желтом своем сарафанчике, обнаженная и прелестная. Я крепко взял ее за руку — мимолетный удивленный взгляд — и провел в кабинет.
— Куда вы меня тащите?
— Надо поговорить. Сядем.
Сели, как в позапрошлую ночь: она на кушетку, я в кресло.
Боже мой, как билось мое сердце, когда я смотрел на нее, а она — на задрапированный камень. Юное безжалостное лицо окаменело.
— Мария, у вас есть на кафедре пишущая машинка?
— Какая машинка?
— На которой вы мне пишете письма.
— Отдайте-ка мне мои ключи.
— Пожалуйста.
— Я вас предупреждала, — заговорила она мрачно, позвякивая связкой, — прекратите это идиотское следствие.
— Это почему же?
— Совсем свихнетесь.
— А разве вы не этого добиваетесь? Садистские письма, сережка в спальне, поясок в сирени. Выходки злого, жестокого ребенка.
— Ну что ж, — она пожала смуглыми плечами, — понимайте, как знаете. В меру своей испорченности.
Я аж задохнулся от бешенства и какое-то время не мог говорить. Да, она правнучка своего прадеда! Плоть от плоти, кровь от крови.
— Я… — сказал я с трудом, — не пойду в милицию.
— Да уж разумеется.
— Поэтому будьте со мной откровенны.
— Этого не обещаю.
Я не взорвался, нет, на меня — как дар свыше — нашло благословенное бесстрастие. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
— Расскажите, пожалуйста, о дне и вечере шестого августа девяностого года.
— Пожалуйста. Мы с Колей бродили по лесам-полям, он показывал окрестности. Потом пошли в кино, в пансионат. Вернулись в начале одиннадцатого.
— Дальше.
— Я поднялась на чердак, а Коля пошел на кухню принести что-нибудь поесть. И пропал.
— Надолго?
— Часа на два. Он разыскивал мать.
— А вы что делали?
— Ничего. Сидела на кровати.
— Два часа… в темноте?
— В темноте.
— И не спустились вниз?
— Я устала. И на улице черт знает что творилось.
— Что?.
— Ветер. Молнии.
Не подкопаешься, а ведь чувствую: врет!
— Что было дальше?
— Коля вернулся, мы легли спать.
— А утром?
— Пошли на озеро купаться.
— «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу», — пробормотал я слова глупой песенки. — Сегодня в гардеробе вашего прадеда я нашел вещи Марго, мой халат и нож. Как они к вам попали?
— Я их тоже нашла.
— Какое совпадение! Где же?
Она улыбнулась угрюмо, не ответила.
— Где?
— Как где? В озере.
— Вы издеваетесь надо мной?
— Вы издеваетесь!
— Нет, какие фантазии!..
— Леон! — она вдруг схватила меня за руки, как тогда. — С вами никогда не случалось…
— Ну, ну?
— Провалов в памяти?
— Не делай из меня сумасшедшего!
— Успокойся, — она принялась поглаживать мне руки; я напрягся — это какой-то новый ход, будь осторожнее! — вырвал руки.
— Я тебе все расскажу. Или не надо? Как тебе лучше?
— Я сказал: не издевайся.
— Ладно. Мы с Колей ныряли в масках и ластах не очень далеко от мостков. Вдруг он говорит: «Пойду дяде Васе позвоню, может, мои у него». И ушел. Ну, я поплавала под водой и увидела большой темный предмет. Ощупала: кажется, ручка есть… подняла на поверхность: большая дорожная сумка.
— Невозможно! Огромное озеро. Не бывает таких случайностей, ты знала!
— Бывает! — отрезала она, глядя на меня исподлобья. — Как раз если швырнуть с мостков. И ориентир: самая высокая сосна напротив.
— Могила там?
— Нет, нет, что ты! Успокойся.
— Ты видела эту сумку раньше? Видела?
— Да.
— Где?
— Ну… у вас где-то в доме. Я подплыла к тому берегу…
— Почему не к нашему?
— Здесь был народ.
— Так ты знала, что в сумке!
— Нет, но все было… необычно. В пещерке я расстегнула молнию…
— Да почему все тайком?
— Говорю: все необычно. Увидела ваш халат — в крови. Шифоновое платье Маргариты Павловны — тоже в крови. Нож — на лезвии и ручке — следы крови. Ну, сумочку и остальные вещи.
— Ты взяла паспорт?
— Паспорта не было. Тут я услышала крик Коли с середины озера, забросала пещерку ветвями и травой и поплыла ему навстречу. Он сказал, что умер дедушка.
— Почему ты не отдала ему вещи?
— Леон, ты что, совсем тупой?
— Я, наверно, болен, не соображаю ничего. Что было потом?
— Я вернулась в тот же вечер на озеро и забрала сумку. Вода в нее почти не проникла.
— Однако странно, что сумка не всплыла, она легкая.
