Первый дон - Пьюзо Марио (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

В жизни каждого человека наступает момент, когда он принимает решение, позволяющее ступить на тропу, проложенную судьбой. На таких перекрестках, не зная, что лежит впереди, и делается выбор, который определяет будущее. Вот и Чезаре решил не говорить отцу о рыбаке, который нашел перстень с голубым топазом, свидетельство того, что один его брат, Хофре, убил другого брата, Хуана.

Ради чего стоило ему делиться этим с Александром?

Хуан сам навлек на себя беду. Хофре был всего лишь инструментом в руках провидения. Справедливость требовала, чтобы никчемная жизнь Хуана оборвалась именно так, а не иначе. Он не приносил пользы семье Борджа, наоборот, ставил ее под удар. Так что убийство Хофре своего брата представлялось Чезаре достойным искуплением многих грехов Борджа.

Чезаре не удивило, что подозрения Александра пали на него, хотя сомнения отца в его верности и преданности жестоко обидели.

Но если Александр решил винить в случившемся старшего сына, пусть так и будет, Чезаре не собирался наносить ответного удара, потому что правда причинила бы отцу новые страдания. Восседая на святом престоле, Папа должен быть непогрешимым, на непогрешимости зиждилась вся его власть. И Чезаре логично рассудил, что в данном случае правда подорвет устои власти, устои папства.

Чезаре знал, что его отец сомневается в нем, но не хотел, чтобы Александр усомнился в себе самом. Нет, такие сомнения подтачивали волю, решимость добиться своего. А в результате слабела мощь всей семьи. Этого Чезаре допустить не мог.

В общем, Чезаре решил, что смерть Хуана идет на благо как Рима, так и семьи и убийцы не заслуживают наказания.

Лукреция молилась перед большой мраморной статуей в часовне монастыря Сан-Систо, где ее и нашла молодая монахиня, очень нервная девушка из одной из королевских семей Неаполя. Многие аристократические семьи Европы посылали в монастыри своих дочерей, чтобы они служили Господу. Хватало в монастырях и бедных крестьянских девушек, которые приходили туда по зову сердца. Церковь принимала и тех, и других. Семьи богатых девушек жертвовали монастырям немалые деньги, крестьянки молились за спасение душ дарителей.

Заикаясь от волнения, девушка сообщила Лукреции, что ее ждет какой-то человек с важным посланием.

Лукреция, с гулко бьющимся сердцем, предчувствуя что-то ужасное, торопливо вышла из часовни, ее шаги гулко отдавались по каменным плитам пустынных коридоров.

Одета она была в простое серое шерстяное платье с высокой талией и надетой сверху широкой блузой. Слава Богу, думала она каждое утро, что одежда такая просторная и легко скрывает живот, который растет с каждым днем.

Тысячи мыслей роились в ее голове, пока она спешила к монастырскому холлу. Не заболел ли отец? Здоров ли Чезаре? Как ему живется без нее столько месяцев? А может, принесли очередное письмо ее отца, в котором тот вновь просит ее вернуться в Рим и занять положенное ей место при папском дворе?

Она прочитала только первое из писем, которые приносил Перотто. И полагала, что остальные содержанием не отличались. Отец требовал повиновения, а Лукреция, даже если бы и хотела, повиноваться не могла. Не имело смысла показываться на людях в таком положении, учитывая, она узнала об этом от Перотто, что ее отец требовал для нее развода по причине импотенции Джованни. Шагая, она нежно похлопала себя по животу: «И как же тогда объяснить твое появление?»

В холле царили холод и сумрак: мраморный пол, окна, скрытые тяжелыми портьерами, несколько распятий на стенах. Войдя в холл, Лукреция замерла, словно пораженная громом. Ее ждал Чезаре в кардинальских одеждах.

А потом волна радости сорвала ее с места, и она побежала к нему, бросилась на шею, не думая о том, что их могут увидеть. Но Чезаре оттолкнул ее, поставил перед собой, окинул суровым взглядом.

– Чез? – она чуть не плакала. – Что такое? – она не могла поверить, что он так быстро заметил главное или услышал от кого-то об ее интересном положении. И его сдержанность, конечно же, объяснялась другим.

– Хуан мертв. Его убили этой ночью.

Ее колени подогнулись, Лукреция повалилась вперед, больно ударилась бы о каменный пол, если б Чезаре не подхватил ее. Нежно держал в объятьях, отмечая бледность кожи, осунувшееся лицо. «Креция, Креция…» – звал он, но она не приходила в себя. Тогда Чезаре скинул с себя бархатный плащ и осторожно уложил на него сестру.

Веки Лукреции шевельнулись, начали открываться, когда Чезаре провел рукой по ее животу, чтобы успокоить ее, привести в чувство. Их взгляды встретились.

– Тебе лучше? – спросил Чезаре.

– Это какой-то кошмарный сон. Хуан мертв? А отец?

Как перенес это отец?

– Не очень, – хмурясь, Чезаре положил руку на ее живот. – У тебя перемены, о которых мне ничего не известно?

– Да.

– Учитывая, что отец проталкивает твой развод, время не самое удачное. Никто не поверит, что этот свинья Джованни – импотент, и развода тебе могут не дать.

Лукреция села, в голосе брата слышались резкие нотки, он явно выказывал неудовольствие. Мало того, что Хуана убили, так еще и Чезаре разозлился на нее.

– Мое состояние никак не связано с Джованни, – холодно ответила она. – Я спала с ним лишь один раз, в ночь свадьбы.

Чезаре сверкнул глазами.

– Так какого негодяя я должен убить?

Лукреция подняла руку, коснулась щеки брата.

– Ребенок твой, сладенький. Так уж вышло.

Он долго молчал, задумчиво глядя на нее.

– Я должен избавиться от кардинальской шляпы.

У меня не будет внебрачных детей.

Лукреция прижала пальчик к его губам.

– Но твой ребенок никак не может быть моим.

– Мы должны что-то придумать, – ответил он. – Кто-нибудь знает?

– Ни единая душа. Я уехала из Рима, как только поняла, что беременна.

После смерти Хуана Папа затворился в своих покоях.

Несмотря на мольбы Дуарте, дона Мичелотто, Чезаре, всех, кто любил его, отказывался от еды, целыми днями ни с кем не разговаривал… даже с Джулией. Из-за закрытых дверей они слышали, как он молится и просит о прощении.

Но поначалу он тряс кулаком и клял Бога.

– Отец Небесный, какая польза от спасения тысяч душ, если потеря этой, единственной, приносит такую боль? – в ярости вопрошал Александр. – Наказывать меня за потерю добродетельности, лишая жизни сына, несправедливо. Человек слаб, а Бог должен быть милосердным!

У него словно помутился рассудок.

Кардиналы, которым он благоволил, по очереди стучались в его покои, просили дозволения войти, помочь ему в его страданиях. Вновь и вновь он гнал их прочь. Наконец из-за двери донесся крик: «Да, да. Господи, я знаю… твой сын тоже стал мучеником…» – и на два дня воцарилась тишина.

Когда Александр, бледный и исхудавший, открыл, наконец, двери, душа его, похоже, обрела покой.

– Я поклялся Мадонне реформировать церковь, – сообщил он тем, кто ждал его появления, – и начну немедленно. Созовите консисторию [10], чтобы я мог обратиться ко всем.

Папа объявил о своей любви к сыну и признался присутствующим, что отдал бы все семь тиар, если б этим смог вернуть ему жизнь. Но поскольку такое невозможно, он возьмется за реформирование церкви, потому что смерть Хуана открыла ему глаза и напомнила о собственных грехах.

Душевная боль слышалась в каждом слове Александра, он признавал и собственную греховность, и греховность семьи и клялся вернуться на путь истинный. Сказал всем кардиналам и послам, что своим поведением оскорблял небеса, и попросил незамедлительно образовать комиссию для выработки предложений по реформированию церкви.

На следующее утро Папа отправил письма христианским правителям, в которых сообщал о случившейся трагедии и осознании необходимости реформ. Никто не сомневался в искренности намерений Александра, по всему Риму звучали сочувственные речи, и даже его заклятые враги, кардинал делла Ровере и пророк Савонарола, прислали письма с соболезнованиями.