Модельный дом - Незнанский Фридрих Евсеевич (серия книг TXT) 📗
Сергей Трутнев не был бы муровским опером, если бы не относился с долей скептицизма к различного рода агентствам, которые зачастую не только мешали проводить оперативно-розыскные мероприятия, но даже гадили порой операм, и поэтому не мог не возразить хозяину этого просторного кабинета:
— Вы думаете, что слова «закрыть пасть особо любопытным» относится к «Глории»?
Яковлев с удивлением уставился на майора.
— А ты что же думаешь, к тебе? Или, может, ко мне?
— Нет, конечно, но…
— К следователю прокуратуры?
— Ну-у, не могу, конечно, точно сказать, однако…
— А если не можешь, тогда помолчи, — посоветовал Яковлев. — А чтобы прочистить тебе мозги, скажу больше. Не ввяжись в это дело Турецкий с «Глорией», мы, как это ни прискорбно говорить, вряд ли вышли бы на это преступление, и Чистильщик все прекрасно знает. И его обещание «закрыть пасть особо любопытным» не простые слова.
Яковлев бросил стремительный взгляд на Трутнева и замолчал, словно на чем-то споткнулся. Рывком поднялся из-за стола, прошел к окну.
— Слушай, Сергей, — генерал Яковлев только в исключительных случаях называл майора по имени, и это не могло не насторожить Трутнева. — Ты помнишь гибель того помощника депутата Госдумы, который из борделя не вылазил?
— От «Зоси»?
— Господи, да от кого же еще!
— Мьггникова?
— Да, точно… Мытникова!
— Как же не помнить! Из-за него тогда вся разработка по «Зосе» накрылась.
— А не помнишь, случаем, заключение экспертов?
— То есть, заключение судебно-медицинской экспертизы? — на всякий случай уточнил Трутнев.
— Слушай, майор, видать, не быть тебе полковником. Совсем мышей не ловишь.
— Помню, но только в общих чертах.
— И?..
— Сильный ушиб головы и травма, не совместимая с дальнейшей жизнедеятельностью.
— Эго слишком расплывчато. А более конкретно?
Трутнев напряг память, припоминая заключение медиков по поводу смерти помощника депутата Госдумы Мытникова, но память словно зациклилась на «ушибе головы», и он вынужден был виновато развести руками:
— Не помню, товарищ генерал.
— Ладно, хрен с тобой, но надеюсь, что копия того акта у нас осталась?
— Конечно.
— В таком случае, чтобы через десять минут доложил мне точную формулировку. А также захвати акт вскрытия этой девчонки, что выловили на Борисовских прудах.
— Вы думаете, что…
— Думать будем потом. Исполняй!
Травмы головы «поскользнувшегося на обледенелом асфальте» Мытникова и семнадцатилетней модели Стаси Кукушкиной почти дословно повторяли друг друга, и это не могло не навести на определенные размышления.
Если это действительно работа Чистильщика, в этом Яковлев уже не сомневался, то зачем, спрашивается, личному телохранителю Серафима — умудренный жизнью начальник МУРа даже мысленно называл первого замминистра Кругликова Серафимом — рисковать собственной шкурой и репутацией своего хозяина? Если тот, к тому же, не был причастен к разборкам хозяйки «массажного» салона с помощником депутата, который из-за своей природной наглости вдруг возомнил о себе невесть что? Мол, неподдельно крут и может поставить раком даже мадам Глушко. И если Чистильщик действительно не имел на тот момент к Серафиму никакого отношения, а похоже, что это действительно так, то… что?
— Слушай, майор, а кто сказал, что Чистильщик — это человек Серафима?
— Турецкий и сказал, — моментально отреагировал Трутнев, сбрасывая с себя очередной прокол.
— Даже так? — удивился Яковлев. — Ну что ж, порой и боги ошибаются. А теперь слушай сюда…
Глава 18
Еще паркуясь на парковочной стоянке у «Глории», Ирина Генриховна обратила внимание на знакомый темно-синий «опель», скромно пристроившийся на противоположной стороне улицы, и у нее что-то екнуло под сердцем. Словно холодком обдало. Впрочем, именно на это, на повышенный «интерес» к агентству со стороны Чистильщика они и рассчитывали, решившись начать с ним «игру», и было гораздо хуже, если бы «опель» вновь не нарисовался у офиса «Глории».
Нырнув в дверь офиса, Ирина Генриховна выдохнула скопившийся в груди воздух и, бросив на стол сумочку с документами и ключами, обвела уничтожающе-презрительным взглядом уже собравшихся в «Глории» мужиков.
— Надеюсь, тоже засекли?
— Ну! — буркнул немногословный Агеев. — Охота началась по всему фронту. Марину тоже какой-то козел во дворе пас, да видимо при мне тронуть побоялся.
— Во! — ткнула пальцем в Агеева Ирина Генриховна. — У Фокиной ты есть, а у меня кто?
— Вы уж, право, того… — пробурчал Плетнев. — Мы же обговорили схему движения.
— Ладно, Антон, прости. Право, не хотела тебя обидеть. Видать, нервы ни к черту стали.
— Так, может, отменим этот спектакль?
Это произнес все тот же Плетнев, и молчавший до этого Турецкий повернулся лицом к жене. Мол, твое слово, Ирка, как скажешь, так и будет.
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой и потянулась рукой к стоявшему на журнальном столике телефону.
— Редакция? Соедините, пожалуйста, с Новиковым. Да. Это Турецкая говорит, Ирина Генриховна. Надеюсь, он помнит меня. Это относительно убийства Фокина.
Последние слова подействовали на секретаршу ответсека, как сказочно-волшебный «Сезам, откройся!», и уже через пару секунд в трубке раздался голос Новикова:
— Слушаю вас, Ирина Генриховна. Есть что-нибудь новенькое?
— В общем-то и да, и нет. Хотелось бы срочно переговорить с вами.
— Так в чем же дело? Жду!
Не очень-то поспешая и давая возможность темно-синему «опелю» приклеиться к ее «ДЭУ», Ирина Генриховна влилась в поток машин и когда убедилась, что «опель» держится в поле видимости, взяла в руки лежащий рядом с ней мобильник.
— Антон, ты сейчас где?
— Тянусь за нашим другом. Интервал — три машины.
— Не засечет?
— Исключено. Он сейчас весь в лобовом стекле. Ему главное — твою «ДЭУ» не потерять.
— Не потеряет. Она у меня заметная. Как лягушка на асфальте. — Она помолчала и, остановившись перед светофором, спросила, не очень-то скрывая свое состояние: — Как думаешь, что у него на уме?
— Не знаю, что на уме, но то, что им нужно определиться относительно дальнейших телодвижений «Глории», а раскладку по Фокину они соотносят с тобой, в этом я уже не сомневаюсь.
— Ну, это еще терпимо, — вздохнула Ирина Генриховна и, пробормотав: «До связи», выключила мобильник.
Когда искала «прогалинку», в которую можно было бы воткнуть свою «лягушку» перед зданием, в котором располагалась редакция «Шока», увидела, как неподалеку припарковался «опель».
— Антон, он здесь.
— Под контролем.
Встретив Ирину Генриховну как старую, добрую знакомую, галантный ответсек сразу же пригласил ее в свой кабинет и, наказав секретарше, чтобы сварила два кофе и никого к нему не пускала, сел в кресло напротив гостьи. По привычке потянулся было за своей трубкой, однако вспомнив, видимо, что Турецкая не курит, вздохнул и махнул рукой. Обойдусь, мол, и без нее родимой.
Пока секретарша готовила кофе, поделился проблемами подбора настоящих кадров, и когда на столике наконец-то появился резной поднос с двумя чашечками исходящего ароматным паром кофе, еще раз напомнил секретарше, что он «умер и его в редакции просто нет», все-таки не удержался, потянулся за трубкой, набил ее не менее ароматным, чем кофе, табаком.
— Итак?
В этом вопросе были и любопытство, и настороженность одновременно.
— Хотите знать, чего мы сумели накопать?
— Ну-у, вроде бы как да.
Он поднес к трубке зажженную спичку и с силой затянувшись, пыхнул дымком.
Ирина Генриховна отхлебнула глоток кофе, вскинула глаза на ответсека. В общем-то, она могла и не светиться лишний раз в редакции «Шока», однако надо было перевести все стрелки на себя, заставить Чистильщика активизироваться, возможно, даже запаниковать, и она негромко произнесла:
— Можете готовить с ног сшибательный материал по Фокину и по тому, как расправляются с журналистами сильные мира сего.
