Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (лучшие книги онлайн txt) 📗
Акрамходжаев невольно оглянулся – вся стена, завешанная огромным кроваво-красным ковром, вплотную заставлена свернутыми знаменами, от стены до стены сплошь тяжелый бархат, шитый золотом, лишь по древкам на полу удавалось подсчитать, сколько их – но и без счета панорама впечатляла. «Ничего себе место для встречи организовал, – отметил про себя прокурор, – хочет авторитетом подавить?»
– Только доложили о вашем приезде, звонок из обкома, пришлось срочно ехать в Наманган, только вернулся. Не обижайтесь, у каждого свое начальство. Не мог же я сказать, что у меня человек из ЦК, начались бы расспросы, кто, откуда, зачем, почему мы не знаем? – Иллюзионист внимательно посмотрел на прокурора, проверяя, как среагирует гость.
Но Сенатор сделал вид, что не придал значения словам, но понял, как тот ловко зондирует ситуацию, пытаясь понять, кто стоит за его визитом. Сам он, глядя на мокрые волосы директора и отекшее от сна лицо, понял, что Акмаль-ака, так же как и он, отдыхал в этом доме и следом за ним купался в бассейне, возможно, и в сауну заглянул, но он сделал вид, что верит россказням хозяина загородного дома.
– Я понимаю, Акмаль-ака, работа есть работа. У меня действительно частный визит. Я не в претензии, к тому же я приятно провел время, спасибо. У вас дивный бассейн и прекрасная сауна, таких и в Ташкенте мало.
– Стараемся. В Аксае всегда рады гостям, что же, Сухроб-джан, раньше не приезжали? – спросил опять же с намеком Иллюзионист.
Сенатор решил тоже в самом начале беседы поставить хозяина дома в тупик и ответил без обиняков:
– Раньше не мог. Должность не позволяла. Вы ведь не всех так радушно принимали? Сейчас я подумал, что и мне пришел черед наведаться в Аксай, посмотреть, как вы живете, много наслышан о вас…
Ответ его явно озадачил Иллюзиониста, он не сразу нашелся что ответить, и в этом прокурор увидел слабость законодателя мод Аксая и его окрестностей. Но он все-таки ответил:
– Гостям мы всегда рады, вы убедитесь в этом. Новое время, новые люди, жаль, не знал вас раньше. Правда, читал ваши статьи в газетах, они и тут много шума вызвали. Я рад за вас, горд, что и у нас правовая мысль не дремлет, не все должно приходить к нам из Москвы. Я всегда стоял горой за таких людей, помогал. Вы правы, в том, что вы у нас не бывали, не ваша вина, а вина тех, кто вовремя не привез способного человека, здесь он всегда мог найти помощь и понимание. Зря думают некоторые, что Аксай утерял свое значение для Узбекистана, это недальновидные люди, и я рад вашему приезду, Сухроб.
И, понимая, что разговор на трезвую голову становится опасным, он похлопал в ладоши, и тут же в комнату вошли Мавлюда и еще одна девушка удивительной красоты. Они расторопно убрали чайник и пиалы, стоявшие перед хозяином, накинули поверх клетчатой скатерти еще одну, белоснежную, и стали дружно заставлять дастархан закусками, салатами, фруктами. В последний момент в комнату вошел безмолвный старик, обслуживавший утром, опять во всем безукоризненно белом, и на отдельном подносе подал две высокие бутылки коньяка и две рюмки к ним. Наверное, по каким-то законам шариата девушкам не велено прикасаться к вину. Какая целомудренность у хана, усмехнулся Сенатор, зная его замашки, он и Коран попрал сотни раз. Видимо, спектакль разыгрывался для него, мол, учись, горожанин, настоящим народным традициям, которые так блюдет Акмаль-хан.
Директор объединения самолично разлил коньяк и, подвинув гостю рюмку, налитую до краев, проникновенно сказал:
– Как бы там ни было, вы мой гость, и я рад, что вы нашли дорогу к моему дому. За знакомство в столь трудное для страны время, вам ли не знать по должности, сколько врагов у перестройки. Но мы и этот этап одолеем, партии все по плечу! За знакомство, за партию, работающую в новых условиям гласности и демократии! – И хозяин протянул рюмку через щедро накрытый дастархан.
«Ничего себе, для начала лихо. То ли еще будет!» – отметил про себя гость, но с улыбкой поддержал тост. Едва он выпил, хозяин пододвинул тарелку с лимонами.
– Пожалуйста, свои, имеем лимонарий. Полмиллиона дохода в год, отправляли учеников в Ташкент к Фахрутдинову. Теперь сами платные курсы и продажу саженцев организовали – деньги кругом под ногами у предприимчивого человека, только завистники ходят по купюрам, а считают их почему-то в чужих карманах.
«К чему бы это? – мелькнула мысль. – Неужели думает, что я по поводу хищений в лимонариях?» Хотя и там суммы в сотни тысяч, лимонарий не волновал прокурора, но лимоном с удовольствием закусил. Он в самом деле, как и многие ташкентцы, отдавал предпочтение не итальянским, не марокканским, не греческим, не грузинским, а лимонам Фахрутдинова, сочным, с мягкой кожурой, без горчинки, а какое варенье из них наладились делать ташкентские хозяйки!
Прокурор окинул взглядом обильный дастархан, раздумывая, что бы положить на тарелку, как Иллюзионист предложил казы – конскую колбасу.
– Уже сентябрь, и мы забили молодого жеребца, уверен, такого казы, кроме Аксая, нигде нет, удесятеряет силы мужчины. – И он громко и нарочито засмеялся, наверняка фраза служила дежурной шуткой сотни раз.
В лошадях аксайский хан, конечно, разбирался как никто другой и жеребцов для колбасы откармливал специально, по своей технологии, и он, поблагодарив хозяина, положил на тарелку несколько кружочков казы. Хозяин вновь налил рюмку до краев, видимо, ему не терпелось разогреть гостя как можно быстрее.
– Как поживает Тулкун Назарович? – спросил он вдруг, желая прояснить для себя кое-что перед новым тостом.
– На пятом этаже я нечасто бываю, высокие люди, высокие заботы. Но по работе приходится общаться, слава аллаху, жив-здоров, по-прежнему полон энергии, замыслов. Нам, молодым, есть у кого учиться, с кого брать пример, – ответил Сенатор уклончиво, не афишируя связь.
– Не скромничайте, Сухроб Ахмедович, знаем, что вы и на пятом этаже у многих открываете двери ногой, догадываемся, что вы сегодня один из самых перспективных работников ЦК. Хорошо, что не зазнались и о старых кадрах говорите тепло, теперь ведь молодые как о прошлом, – охаять да осмеять, а мы ведь тоже не сидели сложа руки, знамена за красивые глаза не присуждают, за труд… А еще вот что скажу, Сухроб-джан, говорят, мир стоит на трех китах, неверно, категорически не согласен с такой научной точкой зрения, мир стоит на дружбе, на крепкой сцепке мужских рук.
– На круговой поруке, – подсказал с издевкой сотрапезник, но Иллюзионист иронии не понял, он радостно подхватил, уловив суть:
– Молодец, юрист и за столом юрист, правильно – круговая порука, и поэтому давайте выпьем за наших друзей, когда-то мы помогли подняться Тулкуну Назаровичу, он, наверное, вам, вот на этом земля и держится…
«Неужели он успел переговорить днем с Тулкуном Назаровичем?!» – подумал прокурор, но тут же успокоился, Иллюзионист по привычке крупно блефовал.
Выпили за друзей, а также за круговую поруку. Гость старался хорошо закусить, он понял, для чего затеял гонку тостов хан Акмаль. Внесли горячие закуски, опять тандыр-кебаб и нарын, тончайше нарезанная крутая холодная лапша, смешанная с мелко нарезанной печенью, мясом, обложенная сверху кружочками казы и в толщину бритвенного лезвия нашинкованным репчатым луком и присыпанная черным перцем. Спустя минут пять Мавлюда внесла еще и дымящийся ляган с мантами, что-то среднее между русскими пельменями и грузинскими хинкалями, мелко резанная баранина с луком и курдючным салом, готовится на пару в специальной посуде. С такой закуской захмелеть сложно.
Обладатель двух Гертруд как бы случайно спрашивал то об одном, то о другом человеке, порою предлагал даже тост за кого-нибудь из них. Он усиленно зондировал почву, пытался выяснить, может, кто из его друзей-нахлебников послал к нему прокурора, он-то догадывался, что сгущаются тучи над головой, хотя и не знал подробностей, разладилась связь с Ташкентом. Порою Иллюзионисту казалось, вот уж за этой фамилией… неожиданный гость скажет наконец: «А я к вам, Акмаль-ака, от него с поручением». Но фамилии людей, которые он все-таки остерегаясь выкидывал как карты из колоды, желаемого результата не давали, все отскакивало от этого непробиваемого человека без галстука, в странном, на его взгляд, пиджаке. Он хорошо понимал, что не выведывает, как он обычно привык, а раскрывается, но остановить себя уже не мог и потихоньку наливался злобой. Спросить напрямую, кто прислал, зачем, не позволяла гордость, и положение гостеприимного хозяина обязывало не торопить событий.
