Последний завет - Борн Сэм (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗
Аль-Наари сказал, что шлет ему «туристские безделушки». Генри его понял совершенно правильно — речь шла о товаре, который старик получил из какой-то другой страны. Что ж, это даже интригует.
Однако в следующую минуту Генри испытал разочарование и растерянность — в ящике оказались банальные музыкальные шкатулки, выполненные в виде игрушечных дворцов и домиков разного размера и формы. Тронув один из них, Генри услышал тоненькую, скрипучую и насквозь фальшивую мелодию. Во втором отделении ящика отыскались уродливые стеклянные колбочки, заполненные разноцветным песком, — на каждой красовалась этикетка: «Песок из реки Иордан».
Генри, все больше хмурясь, переводил взгляд с одного бестолкового предмета на другой. Джафар никогда прежде его не обманывал. В отличие, кстати, от самого Генри, который обманывал старого араба не раз и не два…
Выставив из ящика один за другим все домики и колбы, он увидел на дне еще кое-что: завернутую в упаковочную бумагу и целлофан отвратительного вида бижутерию: браслетики, ожерелья — все никчемное и выглядевшее так, словно предназначалось для пятилетней девочки из неблагополучной семьи. Генри сразу припомнил, где он видел нечто похожее в последний раз — в детстве он любил заглядывать в зал игровых автоматов на Блэкпулпир, и подобную мишуру можно было захватить «щупальцами» и выудить из стеклянного куба, который назывался «Сокровищница Флинта»…
Генри работал с Джафаром уже восемнадцать лет и впервые сталкивался со столь идиотской шуткой. «Игрушки, значит… — думал он, чувствуя закипающее внутри раздражение. — Безделушки… Ну что ж, а старик-то не врал… Мерзавец…»
Еще час назад Генри не сомневался в том, что термин «игрушки» был не более чем аллегорией. Теперь же он не знал, что и подумать. «Джафар, ох, Джафар… Что же ты делаешь, старый засранец…» Генри решительно притянул к себе телефон. Сейчас он наберет нужный номер и все узнает.
— Джафар! Здравствуй, уважаемый! Вот… получил от тебя посылочку. Ничего не понимаю. Удивил ты меня, Джафар, сильно удивил!
— Так тебе понравилась музыка, друг?
— Как тебе сказать, Джафар… В общем, очень даже ничего. Целый час сижу тут у себя и слушаю, не могу оторваться…
— Это мастерство швейцарских умельцев. Настоящее мастерство, друг! Да ты можешь сам проверить, заглянув под крышки. Там такие круглые цилиндрики… Приглядись к ним и увидишь, что это очень тонкая работа. И древняя! Очень древняя работа!
— Так, теперь понимаю…
Прижав трубку к уху, Генри тут же взял первую же попавшуюся под руку музыкальную шкатулку и снял с нее крышку, выполненную в виде черепичного ската с тремя крошечными печными трубами. Ага, вот и механизм… Тонкая работа, так ее… Тут без отвертки не обойтись…
— Понял, Джафар, теперь понял, — сказал он своему абоненту, находившемуся от него за тысячи километров на восток.
Схватив перочинный нож и отыскав среди лезвий самое мелкое, он стал ковырять кожух механизма. Тот долго не поддавался. Да, эти чертовы швейцарцы если уж за что-то взялись, то делают на совесть… Наконец ему удалось справиться с кожухом, а через минуту из цилиндра ему на ладонь выкатилась увесистая каменная печать.
— Ага, ну это совсем другое дело, Джафар! Совсем другое дело! Воистину достойная вещица… этот музыкальный механизм… Я бы даже сказал, прародитель всех… э-э… музыкальных механизмов…
— Я знал, что тебе понравится. А что ты скажешь о песочке?
— Вот тут, признаюсь, я теряюсь в догадках, уважаемый Джафар…
— Песок — это настоящее чудо, друг. Каждая песчинка когда-то была большим камушком, и лишь время… тысячи и тысячи лет… заставило его съежиться и принять современный вид и форму… Теперь все эти песчинки на одно лицо. Но лишь на первый взгляд. А ты приглядись-ка к ним повнимательнее!
Генри не долго думая разбил стеклянную колбу об угол стола, на пол просыпался песок, и тут же из него показалась небольшая глиняная табличка, вся испещренная клинописными значками…
— О, Джафар! У меня просто нет слов! Воистину песок реки Иордан способен вызвать священный трепет даже у такого безбожника, как я! А сколько же всего стекляшек ты мне послал?
— Двадцать, друг, ровно двадцать.
— Двадцать… О да, это хорошая партия…
— Не обойди своим вниманием браслеты. Они прекрасны, хоть это и не сразу бросается в глаза. Каждая бусинка на них расскажет тебе свою историю. Что-то напомнит о живительной влаге, что-то о бушующих ветрах, а что-то — и мне это приглянулось больше всего — о кронах величественных деревьев и падающих на землю листьях…
Генри не удержался и хлопнул себя по коленке. Старый лис вновь утер ему нос! Он превзошел самого себя. До 2003 года они с Джафаром не утруждали друг друга никакой маскировкой, но когда приспичило, старик аль-Наари сыграл настоящего Джеймса Бонда, и как сыграл! На секунду Генри даже польстило то, что он стал частью этого хитроумнейшего плана.
На следующий же день он решил встретиться со своим старым приятелем Эрнестом Фронделем из Британского музея. Много лет назад они на пару закончили обучение в артколледже в Харроу. Уже тогда Эрнест подавал большие надежды. И если им попадался на глаза этюд какого-нибудь безвестного молодого художника, то Генри наслаждался телами обнаженных натурщиц, а Эрнест, хмуря брови, отмечал редкую манеру письма. Уже тогда было ясно, кто из них уйдет в бизнес, а кто в науку.
Эрнест Фрондель всегда был рад своему старому другу и консультировал по любым вопросам бесплатно, хотя и ворчал о том, что все увеличивающаяся разница в их материальном благосостоянии несправедлива. Он трепетно изучал любые предметы старины, которые доставлял ему Генри, а потом оценивал их примерную стоимость. Пару раз он даже убедил попечителей музея приобрести что-то у Генри для фондов.
Но на сей раз все вышло иначе. Едва взглянув на первую глиняную табличку, которую Генри достал из своей сумки, Эрнест отдернул уже протянувшуюся было к ней руку и сумрачно спросил:
— Ну и где ты это раздобыл, следопыт?
— В Иордании, дружище.
— Думаешь, я идиот? Возможно, тебе переслали это из Иордании, но мы с тобой оба отлично знаем, каково истинное происхождение этой вещицы.
— Насколько я понимаю, это еще больше увеличивает ее в цене.
— Если только сугубо теоретически.
— В каком смысле?
— Ни один человек, даже если ему не повезло родиться с одной-единственной извилиной, не купит это у тебя, а бросится бежать как от чумы. Я могу наизусть зачитать с полдесятка международных конвенций, однозначно запрещающих торговлю древностями, разграбленными в Ираке.
— Что ты орешь? — взвился Генри и шепотом добавил: — Ну хотя бы взгляни на них. Неужели тебя не грызет любопытство?
— Еще как грызет. Но ничего смотреть я не стану. Все это… то, что ты принес… не что иное, как прямые улики, свидетельствующие о совершении одного из самых тягчайших культурных преступлений, Генри. Пойми. Я не хочу мараться. И знаешь, если уж на то пошло, я сейчас должен звонить в полицию и требовать твоего ареста.
— Надеюсь, ты не собираешься никуда звонить?
— Не собираюсь. Уходи. И не забудь прихватить… вот это все с собой.
Генри был огорчен, но не слишком. Фрондель всегда был ханжой и чистоплюем. Но в одном он оказался прав — иракские сокровища действительно были объявлены «персонами нон грата» в странах цивилизованного мира. Власти за ними охотились, а музеи и коллекционеры от них шарахались в припадках паники. Лишь немногие трезвые люди говорили: «Надо переждать эту бучу, терпеливо и спокойно. Со временем Лондон и Вашингтон вляпаются в какую-нибудь очередную пакость и забудут о том, как они изнасиловали Багдад. У них появятся новые заботы. Вот тогда и можно будет поговорить об иракских безделушках».
Генри ждать не хотел. И он задумал придать своим «игрушкам» легитимность. Это будет непросто сделать, но если все получится, покупатели к нему потянутся вереницей. А до тех пор никто не заплатит и пенса, зная, что потом придется жить в страхе перед возможной конфискацией. Коллекционеры все это уже проходили с сокровищами, награбленными нацистами во время Второй мировой войны по всей Европе, — многие из них потом приходилось отдавать исконным владельцам чуть ли не бесплатно. Даже спустя три-четыре десятилетия. Никто из коллекционеров не хотел повторять своих прежних ошибок.
