Ночь, которая умирает - Азимов Айзек (читаем книги онлайн .txt) 📗
– Мне кажется, Вильерс хранил эти записи под подушкой, потому что, выгоняя нас, он както странно пытался прикрыть ее телом.
– Возможно, как раз в ту минуту он уже умирал, – с трудом прошептал Конес.
– Тогда еще нет, – решительно сказал Мендел. – Раз вы были у него в номере, значит, там, вероятно, остались отпечатки ваших пальцев.
– Не исключено, – согласился Тальяферро. Его почтительное отношение к Менделу постепенно сменялось нетерпением: было четыре часа утра и плевать он хотел на то, Мендел это или кто другой.
– Может, вы наконец скажете, что означает этот допрос? – спросил он.
– Так вот, господа, – произнес Мендел, – я собрал вас не только для того, чтобы сообщить о смерти Вильерса. Необходимо выяснить ряд обстоятельств. Насколько мне известно, существовал всего один экземпляр его записей. Как оказалось, этот единственный экземпляр был вложен кем-то в окуркосжигатель, и от него остались лишь обгоревшие клочки. Я не читал этих записей и даже никогда их не видел, но достаточно знаком с открытием Вильерса, чтобы, если понадобится, подтвердить на суде под присягой, что найденные обрывки бумаги с сохранившимся на них текстом являются остатками того самого доклада, который он должен был сделать на съезде… Кажется, у вас, доктор Райджер, есть на этот счет какие-то сомнения. Правильно ли я вас понял?
– Я далеко не уверен, собирался ли он всерьез выступить с докладом, – кисло улыбнулся Райджер. – Если хотите знать мое мнение, сэр, Вильерс был душевнобольным. В течение десяти лет он в отчаянии бился о преграду, возникшую между ним и космосом, и в результате им овладела фантастическая идея мгновенного перенесения массы, – идея, в которой он увидел свое единственное спасение, единственную цель жизни. Ему удалось путем каких-то махинаций продемонстрировать эксперимент. Кстати, я не утверждаю, что он старался надуть вас умышленно. Он мог быть с вами искренен и в своей искренности безумен. Вчера вечером кипевшая в его душе буря достигла своей кульминации. Он возненавидел нас за то, что нам посчастливилось работать на других планетах, и пришел к нам, чтобы, торжествуя, показать свое превосходство над нами. Для этой минуты он и жил все прошедшие десять лет. Потрясение от встречи с нами могло в какой-то мере вернуть ему разум, и Вильерс понял, что на самом деле он – полный банкрот, что никакого открытия не существует. Поэтому он сжег записи, и сердце его, не выдержав такого напряжения, остановилось. Как же все это скверно!
Лицо внимательно слушавшего Мендела выражало глубокое неодобрение.
– Ваша версия звучит очень складно, – сказал он, – но вы не правы. Меня, как это вам, вероятно, кажется, не так-то легко провести, демонстрируя мнимый опыт. А теперь я хочу выяснить кое-что еще. Согласно книге регистрации, вы, все трое, являетесь соучениками Вильерса по колледжу. Это верно?
Они кивнули.
– Есть ли среди приехавших на съезд ученых еще кто-нибудь, кто когда-то учился с вами в одной группе?
– Нет, – ответил Конес. – В год нашего выпуска только нам четверым должны были дать диплом астронома. Он тоже получил бы его, если б……
– Да-да, я знаю, – перебил его Мендел. – В таком случае кто-то из вас троих побывал еще один раз в номере Вильерса в полночь.
Его слова были встречены молчанием.
– Только не я, – наконец холодно произнес Райджер. Конес, широко раскрыв глаза, отрицательно покачал головой.
– На что вы намекаете? – спросил Тальяферро.
– Один из вас пришел к Вильерсу в полночь и стал настаивать, чтобы тот показал ему свои записи. Мне не известны мотивы, которые двигали этим человеком. Возможно, все делалось с заранее продуманным намерением довести Вильерса до такого состояния, которое неизбежно приведет к смерти. Когда Вильерс потерял сознание, преступник – будем называть вещи своими именами, – не теряя времени, завладел рукописью, которая действительно могла быть спрятана под подушкой, и сфотографировал ее. После этого он уничтожил рукопись в окуркосжигателе, но в спешке не успел сжечь бумагу до конца.
– Откуда вам известно, что там произошло? – перебил его Райджер. – Можно подумать, что вы при этом присутствовали.
– Вы не далеки от истины, – ответил Мендел. – Случилось так, что Вильерс, потеряв сознание в первый раз, вскоре очнулся. Когда преступник ушел, ему удалось доползти до телефона, и он позвонил мне в номер. Он с трудом выдавил из себя несколько слов, но этого достаточно, чтобы представить, как развернулись события. К несчастью, меня в это время в номере не было: я задержался на конференции. Однако все, что пытался мне сообщить Вильерс, было записано на пленку. Я всегда, придя домой или на работу, первым делом включаю запись телефонного секретаря. Такая уж у меня бюрократическая привычка. Я сразу позвонил ему, но он не отозвался.
– Тогда кто же, по его словам, там был? – спросил Райджер.
– В том-то и беда, что он этого не сказал. Вильерс говорил с трудом, невнятно, и все разобрать оказалось невозможно. Но одно слово Вильерс произнес совершенно отчетливо. Это слово – «однокашник».
Тальяферро достал из внутреннего кармана пиджака свой фотоаппарат и протянул его Менделу.
– Пожалуйста, можете проявить мои пленки, – спокойно сказал он. – Я не возражаю. Записей Вильерса вы здесь не найдете.
Конес последовал его примеру. Нахмурившись, то же самое сделал и Райджер. Мендел взял все три аппарата и холодно сказал:
– Полагаю, что тот из вас, кто это совершил, уже успел сменить пленку, но все же…Тальяферро пренебрежительно поднял брови.
– Можете обыскать меня и номер, в котором я остановился.
С лица Райджера не сходило выражение недовольства.
– Погодите-ка минутку, черт вас дери. Вы что, служите в полиции?
Мендел удивленно взглянул на него.
– А вам очень хочется, чтобы вмешалась полиция? Вам нужен скандал и обвинение в убийстве? Вы хотите сорвать работу съезда и дать мировой прессе сведения, воспользовавшись которыми, она смешает астрономов и астрономию с грязью? Смерть Вильерса вполне можно объяснить естественными причинами. У него на самом деле было больное сердце. Предположим, тот из вас, кто был у него в полночь, действовал под влиянием импульса и совершил преступление непреднамеренно. Если этот человек вернет пленку, нам удастся избежать больших неприятностей.
– И преступник не понесет никакого наказания? – спросил Тальяферро.
Мендел пожал плечами.
– Я не стану обещать, что он выйдет сухим из воды, но, как бы там ни было, если он вовремя сознается, ему не грозит публичное бесчестье и пожизненное тюремное заключение, что произойдет неизбежно, если мы заявим в полицию.
Никто не проронил ни слова.
– Это сделал один из вас, – произнес Мендел.
Снова молчание.
– Я думаю, мне понятны соображения, которыми руководствовался виновный, и я попытаюсь их вам обрисовать. Рукопись уничтожена. Только мы четверо знаем об открытии Вильерса, и только один я присутствовал при эксперименте. Скажу больше: единственным доказательством того, что я был свидетелем этого эксперимента, являются слова самого Вильерса – человека, который, возможно, страдал психическим расстройством. Поскольку Вильерс умер от сердечной недостаточности, а его записи уничтожены, легко можно будет поверить в гипотезу доктора Райджера, который утверждает, что не существует и никогда не существовало никакого способа телепортации. Через один-два года наш преступник, в руках которого находится рукопись Вильерса, начнет постепенно использовать ее, причем не скрываясь, публично. Он будет ставить опыты, осторожно выступать в печати с соответствующими статьями, и дело кончится тем, что именно он окажется автором этого открытия, прославится и получит немалые деньги. Даже его бывшие соученики, и те ничего не заподозрят. В крайнем случае они решат, что давнишняя история с Вильерсом побудила его начать исследования в этой области. Но не более.
Мендел пристально всматривался в их лица.
– Но теперь у него ничего не выйдет. Любой из вас, кто когда-либо осмелится от своего имени опубликовать данные о способе телепортации, тем самым объявит себя преступником. Я присутствовал при опыте и уверен, что там не было подтасовки. Я знаю, что у одного из вас находится пленка, на которой заснята рукопись Вильерса. Как видите, эта рукопись теперь потеряла для вас ценность. Отдайте же мне эту пленку.
