Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена (книги бесплатно TXT) 📗
В это время какой-то человек в черной черкеске с газырями вышел из-за огромных фикусов, которыми был уставлен дальний угол вестибюля, и преградил Липковской путь к лестнице, а второй, похожий на первого, словно близнец, стремительно взлетел вверх по ступенькам. Делафар озадаченно нахмурился: странно… ведь он был убежден, что в холле никого, кроме портье и швейцара, ну и его самого, он нарочно осмотрел все, заглянул и за фикусы… откуда же взялись эти двое?! И сколько там их еще прячется?!
Его вдруг бросило в холодный пот. Что, если бы она уже появилась и… А тут, оказывается…
По лестнице раздались быстрые шаги, и в холле появился Гришин-Алмазов в сопровождении нескольких смуглых людей в черкесках. Это была знаменитая охрана губернатора — татары. Никто не знал, откуда они взялись, но все они принесли на Коране присягу защищать Гришина-Алмазова. И все время, пока он был у власти, за ним неотступно, прямо за спиной, шел татарин с винтовкой, который убил бы всякого, кто покушался на Гришина-Алмазова. Иногда татар было двое. Сейчас их спустилось пятеро. И все вооружены. И неизвестно, сколько их за фикусами. А возможно, и на улице…
Делафара бросало то в жар, то в холод. Какое счастье, что она опаздывает. Если бы она сейчас пришла и увидела всех этих людей… увидела, что Делафар неправильно сообщил ей о том, кто сегодня сопровождает Гришина-Алмазова в «Бристоль»… не двое охранников, а целый кортеж, оказывается… Ему не помогли бы никакие оправдания.
Она была жестока. Непреклонна и очень жестока.
«Если она сейчас придет, скажу, что диктатор внезапно вызвал охрану, — поспешно обдумывал Делафар, как будет оправдываться. — Пришел только с двумя татарами, а остальных вызвал потом. По телефону. Скажу, что если бы она пришла вовремя, нам бы, может быть, удалось… Поверит она ? Нет? Неизвестно… Ее обмануть трудно… Ну что ж, что не поверит, а проверить-то никак нельзя! И не убьют же они меня, я им нужен, я им нужен, у них никого, кроме меня, нет в штабе французского командования…»
Тем временем в вестибюле «Бристоля» разгорелся нешуточный скандал.
Спустившись и увидев Лидию Липковскую, Гришин-Алмазов приостановился. Его резкое, неприветливое лицо стало вообще ледяным.
— Что вы здесь делаете, сударыня? — спросил он угрюмо.
Лидия ожесточенно прищурилась, вмиг потеряв свою фарфоровую, кукольную красоту:
— Это я должна спросить, что вы здесь делаете! Я ждала вас у себя… я была уверена, что вы сочтете нужным прийти и извиниться за те обиды, которые я терплю от вас, за ваше пренебрежение! И вдруг я узнала, что вы отправились в «Бристоль»! Здесь остановилась… эта…
— Молчите! — процедил Гришин-Алмазов.
Но унять Липковскую было очень непросто, она тараторила с такой скоростью, что губернатор просто не успевал слово вставить:
— Этот аппарат, который вы установили в отдельной комнате и который непрестанно показывал вам фильмы с ее участием… я зашла в эту комнату случайно и сразу все поняла! Вы поклоняетесь ей, как идолу! Вы голову из-за нее потеряли! И…
Ее безумно расширенные глаза вдруг соскользнули с лица Гришина-Алмазова на его руку, и Лидия с визгом воскликнула:
— А где ваш перстень? Неужели вы… ей…
Она, казалось, потеряла дар речи от ярости, и Гришин-Амазов не замедлил этим воспользоваться.
Охранники уже давно ждали его знака, и теперь, стоило ему только мигнуть, как они бросились вперед, схватили Липковскую под руки и выволокли за дверь «Бристоля» — швейцар едва успел отскочить, не то, конечно, был бы сбит наземь широкоплечими татарами.
— Отвезите даму на ее квартиру, и пусть автомобиль вернется за мной, — сказал Гришин-Алмазов словно бы в никуда, но как минимум пять рук взлетело к папахам в знак того, что его приказ услышан и будет исполнен.
Через минуту настала тишина.
Делафар решился, наконец, выглянуть из-за газеты — и чуть не упал со стула, увидев, что одесский диктатор смотрит на него в упор. На лице его играл яростный румянец… Делафар отчетливо представил себе, как эта рука с длинными пальцами — у Гришина-Алмазова были пальцы удивительной красоты, которым мог позавидовать любой пианист! — выхватывает из кобуры револьвер.
«О каком перстне она говорила?» — мелькнула мысль, которая в это мгновение показалась ужасно глупой.
— А, это вы… — процедил диктатор, видимо, узнав Делафара. — Что вы тут делали за этой газетой?
И глаза его сузились, внезапно став похожими на прорези прицела.
— Я, — панически вздохнул Делафар, — я спал… я уснул… сидел и уснул…
Брови Гришина-Алмазова чуть приподнялись, но безумие ушло из глаз.
— Понятно, — сказал он, кивнув. — Вы спали… подчеркиваю, спали. И ничего не слышали. Подчеркиваю — ничего.
«Подчеркиваю — не слышали», — чуть не брякнул Делафар, но благоразумно прикусил язык.
Губернатор ушел.
Вестибюль опустел. Однако Делафару теперь казалось, что глаза невидимых наблюдателей так и сверлят его.
Он больше не мог здесь оставаться и поспешно вышел на Пушкинскую.
Немного постоял, утихомиривая бешено бьющееся сердце. Страх уходил. Трезво работал его холодный мозг, оценивая то, что стало известно сегодня.
Два слова вспыхивали в мозгу: цветы… перстень… перстень… цветы…
Вроде бы мелочи, но…
Делафар в глубокой задумчивости побрел по Пушкинской. Оглянулся… Бесподобно-прекрасный, помпезно-роскошный «Бристоль», который всегда напоминал ему красивейшие здания Парижа, уже скрылся в густой, сырой тьме, пахнущей морем.
— Bon soir, — вдруг шепнул кто-то над самым его ухом.
Постепенно Алёна пришла в себя, а когда они причалили, слезы уже высохли вместе с брызгами морской воды. Она даже смогла улыбнуться Ромке, когда он подал ей руку, чтобы сойти с аквабайка.
— Что это было? — спросил он в полном недоумении. — Что вы затеяли? Зачем? Я когда Арнольду позвонил, он меня чуть не сожрал по телефону. И велел немедленно возвращаться и вас забрать.
— А что же он сам не приехал? — спросила Алёна. — Если уж так забеспокоился?
— Он просил сказать, чтоб вы его обязательно подождали здесь, на Лонжероне. Он приедет, конечно, приедет. Просто сейчас какие-то срочные дела… насчет каких-то копий какой-то ювелирки, я не понял. Да еще у него какой-то родственник умирает или знакомый, я точно не знаю. Хлопот полон рот.
— Но его родственник — это и твой родственник, правда? — невесело посмотрела на него Алёна. — Ты же племянник Арнольда? Или нет?
— Да как сказать, — безразлично пожал плечами Ромка. — Я племянник не столько Арнольда, сколько его бывшей жены. Она сейчас в Америке живет. На фотках та-акая… ну просто супермодель, с ума сойти. С белыми волосами и бюстом умопомрачительным, вроде как у той блондинки с яхты. Они только поженились — лет пятнадцать назад, я еще вообще пешком под стол ходил, — а у Арнольда как-то дела не ладились, ну, а ей внезапно подвернулся какой-то богатый америкос, она Арнольда бросила, за этого пиндоса выскочила и укатила с ним в Штаты. С тех пор о ней никто ничего не знает, ни моя мама, ни бабушка. Она даже им не писала, вы это представляете?! Главное, мы как раз вчера только с мамой про нее вспоминали. Я вечером был у своих, в Аккермане, хотел в ночь вернуться, мне ж с утра на работу, а мама говорит: «Сегодня у Лельки день рождения, давай хоть за нее выпьем, если ее с нами нет». Ну, мы и посидели с родителями, я только сегодня примчался, еле успел к открытию пляжа.
— Да? — проговорила Алёна задумчиво. — А мне Арнольд не говорил, что был женат…
Она изо всех сил старалась, чтобы голос звучал равнодушно, но не была уверена, что ей это удалось.
— Да не берите в голову! — всполошился Ромка. — Это давняя история, я ж говорю. Там все давно окончено, Арнольд о ней и не думает… Я точно знаю, мы ж постоянно общаемся. Он заботливый, помог мне с Аккермана уехать, в Одессе устроиться, в строительный поступить, комнату на Софиевской мне снял, сам за нее платит… Он классный! Не, даже не думайте про Лельку, это такая хня! Не о чем беспокоиться!
