Тень - Колбергс Андрис Леонидович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
После работы Эрик должен был встретиться с Виктором. Вазов-Войский надеялся за эти дни раздобыть новые факты.
— Добрый вечер!
— Привет!
— Куда пойдем?
— Какая разница. Особых новостей нет. Сдается мне, я нашел объяснение, почему не совпадают дни рождения. Если меня подменили, то я ведь живу с датой рождения того, другого ребенка.
— В принципе верно.
— И еще. Сдается, и у тебя мать ненастоящая, тебя тоже усыновили.
— Чем дальше в лес, тем больше дров… Что ты еще наплетешь?
— С больницей у меня все, больше сведений не наскрести. Может, ты попробуешь?
— Вот уж чего не умею.
— Сходи, поговори.
— С кем?
— Сестрички, доктора… В городском архиве у тебя нет связей?
— У меня нигде нет связей. Ты думаешь, в архиве еще хранятся больничные документы тех лет?
— Где-то должны же они храниться.
— Двадцать пять лет… Многовато.
— Ну, бывай. Как-нибудь объявлюсь. Вечерком.
— Где ты работаешь?
— Свободный художник. О работе в другой раз, мой трамвай идет.
— Ты женат? Дети у тебя есть?
— Бывай!
Почему мать мне никогда не говорила: «Вот здесь, в этой больнице, ты появился на свет»? Странно, кажется, матери обычно это говорят. Здесь ты родился. За этими окнами.
Здесь ты родился! Звучит замечательно, торжественно, почему же мне никогда этого не говорили?
Вечером, за ужином, он нервничал, боялся, что слово, сказанное невпопад, может выдать его с головой. Но временами исподволь смотрел на мать, как на чужую женщину. В конце концов уговорил Ивету удрать в кино. На последний сеанс.
Прошло еще несколько беспокойных дней. В мозгу у него складывались версии, одна другой причудливей. Эрик старался задержаться на работе подольше, иногда выручало какое-нибудь затянувшееся заседание в исполкоме. И все-таки ничто не помогало, нервы были напряжены до предела, в любую минуту у него могло вырваться: «Все ложь, мать! Я имею право знать правду!»
Наконец Виктор объявился снова, и оказалось, что он, Эрик, ждет его с огромным нетерпением. Он уже испытывал к нему какое-то родственное чувство — они оба были обмануты, но связывало их, пожалуй, не только это.
— Я придумал, — сказал Виктор. — Мы должны начать с другого конца. С тебя. Меня подменили, на меня не может быть никаких документов, зато если тебя усыновили… Дошло?
— Не совсем.
— Если тебя усыновили, записи о тебе должны быть в детдоме. Я узнал, в каком. Айда, авось еще застанем директора и врача.
— Насколько я знаю, таких сведений не выдают.
— Но это не значит, что нельзя попробовать.
Они направились к ближайшей троллейбусной остановке.
— Знал бы я, что ты сегодня придешь…
— И что же?
— Привел бы показать свою дочку. Шустрая девчонка.
— Не надо, — поморщился Виктор.
— Почему? — не понял Эрик.
— Потом она закидает тебя вопросиками, заврешься, как сивый мерин. И подумай, что она наговорит дома. Ни к чему это.
Детдом размещался в бывшем особняке, в тихом переулке, в тени высоких ясеней. Со стороны лужайки, отделенной от улицы декоративным забором из кованого чугуна и рядом серебристых елей, доносился хор детских голосов.
— Опоздали, — сделал вывод Виктор.
Все же тяжелая наружная дверь поддалась, и они очутились в просторном вестибюле. Стены и потолок были обшиты дубовыми панелями с цветными гербами — по всей вероятности, то были гербы знатных ливонских родов. Наверх вела деревянная лестница с резными перилами.
— Похоже, здесь жил маркиз или граф, — озираясь по сторонам, с оттенком почтительности в голосе сказал Эрик.
— И ты. Я надеюсь, и ты здесь жил… Потопали наверх, директора везде и всюду сидят на втором этаже.
В коридоре, тоже обшитом деревом, но менее дорогим и без гербов, они услышали два исполненных ненависти женских голоса.
— Нет, тут определенно есть живые люди, — усмехнулся Виктор.
Разговор доносился из директорского кабинета. Они переглянулись и решили обождать у дверей.
— Вы женщина-а-а… вы должны понимать материнское чувство! У меня сердце разрывается! Верните мне ребенка-а-а… — Она выла так, что мороз по коже подирал. — Отдайте мне ребенка-а-а… Я хочу воспитывать сама-а…
— Воспитывать? Нет, не воспитывать вы хотите! За четыре года ни разу к Стелле не пришли, вас не интересовало, здоров ваш ребенок или болен…
— Я не могла, я работала на дальних рейсах.
— Даже письмеца вы Стелле не прислали. Да, да… Она уже читает, она исключительно одаренный ребенок. Если вам ее отдать, малышка получит травму похуже, чем в прошлый раз. Да не нужна она вам, я знаю, вам она не нужна.
— Я открытки слала. Ко всем праздникам. К Октябрю, к Маю. Несколько раз. Где они, мои открытки?
— Будьте человеком и не калечьте ребенку жизнь. Вы уже достаточно зла ей причинили. Стелла почти уже вас забыла, примирилась, понимаете!
— Отдайте мою доченьку-у… Мое дитя-а-а…
— Перестаньте выть. Не ребенок вам нужен, а справка, что ребенок существует. Я связалась с руководством по месту работы вашего мужа. Через неделю заседание комиссии по распределению жилой площади. Кому из вас пришло на ум, что неплохо бы получить лишнюю комнату за счет Стеллы? Вам или вашему мужу?
— Ах ты!..
— Все! Разговор окончен! У вас на Стеллу никаких законных прав. Идите!
Эрик глянул на Виктора и удивился: зубы стиснуты, на скулах желваки. Их взгляды встретились, и они поняли, что думают об одном и том же: «Прочь отсюда!»
Но в этот момент дверь распахнулась, и прилично одетая женщина с перекошенным от гнева лицом и красными, заплаканными глазами выбежала из кабинета. Они были поражены: думали увидеть тупую, грязную, опустившуюся.
— Вы к директору? — спросила девушка в белом халате медработника. За все время спора она не проронила ни слова.
— Да… Мы хотели…
— Пусть войдет, — сказали из кабинета.
— Вы вдвоем по одному делу? — хотела спросить директор, маленькая, седеющая женщина с открытым умным лицом, но, разглядев посетителей, замялась на полуслове. — Садитесь… Чем могу быть полезной? Минуточку! Эви, у нас есть кофе? Свари, пожалуйста! Вы ведь пьете кофе, не так ли?
— Да, конечно… — машинально пробормотал Эрик.
— Ну-с, пока Эвочка сварит нам кофе, мы можем поговорить. Только, чур, ничего не скрывать, иначе я не смогу вам помочь. У кого из вас язык лучше подвешен? Итак, как вы познакомились?
Виктор бросил на Эрика тревожный взгляд и сказал:
— Разрешите мне. Мы познакомились в кино… В «Гайсме». Сеанс окончился, зажегся свет, и я смотрю… Словом, мы очутились рядом. Смотрим друг на друга и не верим своим глазам. Потом начали встречаться, разговаривать. Раз, другой… Я вспомнил, что как-то отец обронил фразу…
— У вас лично двое родителей?
— Было двое.
— А у вас?
— Только мать. Но я боюсь у нее что-либо спрашивать. Ей нелегко было меня воспитать. Я ей многим обязан.
— Похоже, вы близнецы, — весело сказала директор. Эви принесла дымящийся кофе. Комната наполнилась ароматом. — Только, милые люди, мы близнецов не делим… Кто желает усыновить, должен брать обоих. Я директорствую здесь уже больше десяти лет, но мы никогда не разлучали двойняшек. Может, раньше поступали иначе, но не думаю.
— О, я еще не все рассказал. Источник информации — мой папаша. Между прочим, мы родились в одной больнице и едва ли не в один день. Вот сколько мы уже выяснили.
— Рассказывайте, рассказывайте. Ведь мы уже условились: подробно и без утайки. Я вас внимательно слушаю.
Кофе пили маленькими глотками.
Слушая, директор кончиками пальцев поглаживала щеки.
Она старалась угадать, сколько правды в рассказе Виктора. Хорошо, если половина. За его словами крылась какая-то большая трагедия семьи Вазовых-Войских, если уж старый морской волк бросил в Риге все и отправился в добровольное изгнание, где ведет аскетическую жизнь мученика. Какие бы мотивы он ни придумывал, на самом деле это попытка искупить грехи. Старик, видимо, чувствует себя виноватым. А признание матери… унес бы его с собой в могилу, имей он хоть малейшую надежду, что сын еще может стать человеком. Отец сильно разочаровался в сыне, не исключено даже, считает, что смерть любимой жены — результат поведения сына.
