Кровь слепа - Уилсон Роберт Чарльз (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Похоже, дефолт на нашем поколении отразится сильнее всего, — сказала она.
Фалькон рассказал ей о похищении младшего сына Консуэло и о том, как это повлияло на их отношения. На Алисию рассказ этот произвел сильное впечатление, и она сказала, что обязательно позвонит Консуэло.
— С ума она сошла, что ли!
— Только не говорите от моего имени, — предупредил Фалькон.
— Разумеется.
Они вышли к стоянке, где головы обоих обручем охватил иссушающий зной. Фалькон открыл ей дверцу и, показав водителю полицейское удостоверение, многозначительно взглянул на включенный счетчик. Водитель тут же обнулил его, и такси умчалось прочь.
Когда в комнату для свиданий, выделенную начальником тюрьмы, стражники ввели Кальдерона, тот выглядел так, что у Фалькона мелькнула мысль, не отправить ли его назад в камеру. Усадив заключенного, стражники вышли. Кальдерон порылся в карманах в поисках сигарет, потом закурил и, затянувшись, покачнулся на стуле.
— Зачем явился, Хавьер? — спросил он.
— Как чувствуешь себя, Эстебан? Вид у тебя несчастный. Измученный.
— Как у помешанного? — прервал его Кальдерон. — Выбирай на свой вкус. Любое определение подойдет. Знаешь, раньше я этого по-настоящему не сознавал, а теперь понял, что спрятаться, укрыться где-нибудь во время этой психо… так называемой терапии попросту невозможно. Понимаешь? Больше всего это похоже на ампутацию. Психоампутацию, удаление из мозга злокачественных, гнилостных воспоминаний.
— Я сейчас на стоянке видел Алисию.
— Эта уж не расколется, ничем себя не выдаст, — сказал Кальдерон. — Думаю, что психоаналитики похожи на игроков в покер, за исключением того, что своих карт и сами не знают. Ну и что она сказала тебе интересного?
— Насчет тебя — ничего. Она очень тактична. Не сказала даже, зачем она здесь, — отвечал Фалькон. — Наверное, тебе не следует считать это ампутацией, Эстебан. Ампутировать воспоминания невозможно, как невозможно и укрыться от них полностью и без последствий. Можно только осветить их, точно лучом прожектора.
— И на том спасибо, Хавьер, — сказал Кальдерон покорно, словно сдаваясь. — Посмотрим, станет ли мне теперь чуточку легче. Доктор Агуадо поинтересовалась, чего я жду от наших сеансов. Я сказал, что хотел бы знать, убил я или нет. Забавно. Очень похоже на начало следствия. Сперва она выдвигает предположение: Кальдерон ненавидит женщин. Представляешь? Я — женоненавистник! Затем начинается выуживание из меня всяческой банальщины: как я презираю свою дуру-мать, как обошелся со своей подружкой, которая не оценила моих стихов.
— Твоих стихов?
— Я ведь в писатели метил, Хавьер, — сказал Кальдерон, поднимая вверх палец. — Но это все дела давние, и углубляться в них нет смысла. Так зачем ты здесь?
— Мы немножко продвинулись в расследовании убийства Инес, после чего уперлись в стену.
— Давай выкладывай, Хавьер. Не ходи вокруг да около.
— Я взял в разработку Марису.
— Похоже, ей несладко пришлось.
— Похоже, не только я один тому виной, — сказал Фалькон и рассказал ему о дисках, на которых была заснята Маргарита, о звонках с угрозами и о похищении Дарио.
— Ты лучше моего умеешь скрывать свое внутреннее смятение, Хавьер.
— Тут роль играет практика, — сказал Фалькон. — Так или иначе, я поручил Кристине Феррере побеседовать с Марисой, и, будучи под градусом, она призналась, что вступить в связь с тобой ее заставили.
— Кто заставил?
— Те, кто держат у себя в плену ее сестру. Русская криминальная группировка.
Кальдерон, не поднимая глаз, пыхтел сигаретой.
— А от тебя, Эстебан, я хочу узнать одно: каким образом произошло твое знакомство с Марисой? — спросил Фалькон. — Кто познакомил вас?
Последовала секундная пауза. Кальдерон откинулся в кресле, прищурился:
— Она умерла, правда? И ко мне ты пришел потому, что она больше не может давать тебе показания.
— Ее убили прошлой ночью, — сказал Фалькон. — Мне очень жаль, Эстебан.
Кальдерон подался вперед. Наклонившись через стол, он вглядывался в лицо Фалькона.
— Чего же тебе жаль, Хавьер? — вопросил он, теребя пальцами грудь. — Ты жалеешь меня, потому что думаешь, что я ее любил, в то время как она трепалась со мной, выполняя чье-то поручение?
— Мне жаль женщину, попавшую в ужасное положение, испытавшую страшное давление и муки, женщину, чьей единственной заботой была безопасность родной сестры, — сказал Фалькон. — Только поэтому она и не желала с нами разговаривать. По этой единственной, но весьма веской и уважительной причине.
Эти слова казалось, вывели Кальдерона из равновесия. Он даже покачнулся на стуле и был вынужден опереться на стол, чтобы не упасть. Его охватило волнение. Наверное, этот трудный разговор, давшийся ему тем труднее, что он замыкал собой сеанс психоаналитика, пробудил в нем способность видеть что-то помимо и дальше себя и своих собственных интересов; казалось, он понял, что сидящего перед ним отличают совершенно иные моральные качества, что это человек иных нравственных основ.
— Ты прощаешь ее, да, Хавьер? — спросил он. — Ты убедился, что Мариса была каким-то образом причастна к убийству Инес, и все-таки…
— Нам бы очень помогло, если бы ты все же вспомнил, кто познакомил тебя с Марисой, — сказал Фалькон.
— Означает ли это… — Кальдерон сморгнул навернувшиеся слезы, — что я действительно не совершал того, в чем меня обвиняют?
— Это означает, что Кристина Феррера заподозрила Марису, которая во время их беседы была пьяна, в том, что вступить в связь с тобой ее заставили, — сказал Фалькон. — Мариса так и не призналась в том, что давление на нее оказали русские. Мы не имеем ни подписанного заявления, ни записи их беседы. Новых доказательств в руки мы не получили. Кроме того, Марису мы потеряли. В суде она выступить не может. И теперь нам приходится вернуться к более ранней стадии ваших отношений, к истории того, как она оказалась замешанной в этом деле, а это значит, что необходимо выяснить, как вы познакомились. Вас кто-то представил друг другу?
Фалькон совершенно отчетливо видел, что Кальдерон это помнит. Тот сидел, пристально глядя куда-то поверх головы Фалькона и ковырял в щели между передними зубами, задумчиво проводя взад-вперед пальцем, словно поднимая на весы что-то, несомненно оказавшееся очень тяжелым.
— Знакомство произошло на приеме в дворцовом саду герцогини Альбы, — сказал Кальдерон. — Марису подвел ко мне мой кузен.
— Твой кузен?
— Сын председателя Совета магистратуры Севильи, — сказал Кальдерон. — Алехандро Спинола. Он работает в мэрии.
15
Когда Фалькон ехал из тюрьмы, ему позвонили:
— Два полицейских из наркоотдела в Трес-Миль сообщили о двойном убийстве в квартире наркодилера Роке Барбы, известного также как Калека, — сказал дежурный. — В гостиной найден убитым кубинец Мигель Эстевес. Получил два выстрела в спину и нож в бок. В спальне лежало тело некой Хулии Вальдес, испанки, — по слухам, любовницы хозяина квартиры. Ей выстрелили в лицо.
Перед гольф-клубом Фалькон съехал с автобана и по кольцевой выехал на Карретера-де-Су-Эминенсию, то есть на шоссе Его Высокопреосвященства. Название магистрали всегда его смешило, ибо окаймляла она самый убогий из всех районов общественной застройки в Севилье.
В 60-х городские власти постарались переселить местных цыган из центра города в эти блочные коробки подальше от цивилизации. Годы нужды, разобщенность и недостаток самоуважения привели к тому, что эта вялая попытка общественного переустройства закончилась созданием целого анклава наркомании и насилия, где процветали убийства, грабежи и вандализм. Что вовсе не означало отсутствия в этом районе души, потому что некоторые из известнейших исполнителей фламенко происходили отсюда, что не мешало им в тот или иной период отбывать тюремные сроки в узилище, которое Фалькон только что посетил. Но душа эта никоим образом не получала воплощения в окружающем пейзаже — закопченных бетонных коробках с развешанным на железных рейках над балконами и галереями убогим бельем, с кучами мусора на лестницах и в подвалах, с замызганными, испещренными граффити фасадами домов. Словом, общее впечатление полнейшей запущенности убедило бы всякого, кто в этом и мог усомниться, что район этот совершенно не занимал умы местных градоначальников.
