Саван для блудниц - Данилова Анна (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Думаю, что да, потому что эта кофточка, по словам Тараскиной, стоит довольно дорого.
– А как вы объяснили этой самой Тараскиной (кстати, я, кажется, вспомнил ее, она ходит в черной коже и бренчит цепями?!) свой интерес к розовой кофточке?
– Я ей вообще ничего не объясняла, просто спросила, и все. А про то, что кофточка дорого стоит, мне сказала сама Лена.
– Просто так?
– Почти. Сначала она попросила меня описать эту кофту, и когда я припомнила, что она простая, на пуговицах (больше на акварели не разглядишь), то Лена заявила, что, мол, хоть она и простая, зато английская, что ей сносу нет и стоит она дорого… Я еще подумала тогда, что Лена с кем-то уже обсуждала эту тему… Они же, девчонки, завидуют друг дружке.
Голубева, наверное, до сих пор держала себя в руках и разговаривала так, словно ее Натали жива, и только сейчас в ее глазах появились слезы – она «вспомнила», где находится и по какому поводу…
– Я закурю?
– Конечно, курите.
– Еще Тараскина рассказала мне о том, что у них в школе решили срочно устроить медосмотр для девятиклассников, но на него почти никто не пришел. Что и говорить, дети сейчас другие, и они знают свои права. Разве насильно уложишь девочку на кушетку?.. А ведь если бы уложили, то я и о своей дочери своевременно узнала бы все… Да что там говорить – я сама во всем виновата… Просмотрела, просмотрела, и еще раз – просмотрела. Я только и знала, что она влюблена в Вадика…
– Если хотите, я вас подвезу.
– Подвезите, если не трудно, тем более что у меня что-то кружится голова. Да не забудьте про акварельки… И как это мы их не выбросили? Виктор Львович, а что, если Наташа действительно видела все, что произошло в географическом кабинете в тот день? Неужели ее могли потом отравить? Какой кошмар…
Она вышла из гостиницы еще затемно, было около пяти утра. Добралась на такси до вокзала, потому что посчитала, что только там можно в такое время разжиться горячим кофе, а заодно и позавтракать.
Заспанная буфетчица за стойкой вокзального кафе сварила ей сосиски, приготовила салат из свежих помидоров и подогрела пирог с яблоками.
Юля села за столик, лицом в окну, за которым в синеватой мгле продолжал идти дождь, и спросила себя, что она здесь делает, кто толкнул ее в спину и заставил покинуть теплую постель и мчаться по холодному и мокрому, содрогающемуся от ветров городу на вокзал, чтобы пить жидкий, но страшно дорогой кофе и давиться сосисками с душком?…
Она отодвинула от себя тарелку, отпила еще немного кофе и, повернувшись, взглянула на буфетчицу, которая, уютно устроившись на высоком табурете и уложив свою круглую щекастую физиономию на поверхность стойки, любопытными глазами смотрела на свою подопытную посетительницу, которой только что продала тухлятину, и теперь, как садистка, наблюдала, что за этим последует.
– Где тут у вас линейный отдел милиции? – спросила Земцова довольно спокойно, хотя тошнота уже подкатывала к горлу и грозила выплеснуться во что-то более серьезное и неотвратимое: она все же успела проглотить кусочек сосиски.
– Милиция? А зачем вам милиция? – спросила буфетчица, вскочив с табурета, и, как потревоженная птица, смешно наклонив голову набок, вытаращила глаза на стоящую перед ней побледневшую Земцову. – Шляетесь где-то ночами, пьете всякую гадость, а я виновата?! Ты, – она осадила свою начинающую бунтовать посетительницу, которую приняла за шлюху, этим оскорбительным «ты», – без чемодана, без сумки, в руках портмоне, набитое долларами, думаешь, я не заметила? И теперь скажи, что ты командированная, скажи, а я послушаю… Ходят тут всякие, заразные…
Но она не успела договорить – салат вместе с еще теплыми сосисками, вымазанными в едкой желтой горчице, полетел прямо в ее щекастую физиономию, залепив глаза и рот ею же приготовленным ранним завтраком. Следом на крахмальный кокошник выплеснулись остатки желудевого напитка, который здесь принято было считать натуральным кофе.
– Шестьдесят рублей на стойку, и быстро, – Юля держала на расстоянии вытянутой руки свое удостоверение. – А не то разнесу всю витрину…
Но буфетчица оказалась не из пугливых и, очевидно, была привычна к подобным выходкам посетителей. Она бросилась в подсобку, откуда быстро вызвала по телефону милицию. Спустя пару минут со стороны лестницы показались двое молоденьких милиционеров, которые, увидев превращенное в палитру из красных, желтых и зеленых пятен лицо окончательно проснувшейся буфетчицы и приблизительно представляя себе, что здесь произошло, увели даже не пытавшуюся сопротивляться симпатичную и хорошо одетую девушку в то самое линейное отделение милиции, куда она и сама собиралась пять минут назад.
– Моя фамилия Земцова, я частный детектив, приехала из С., вот мое удостоверение. Вздумаете меня лапать своими грязными руками или попытаетесь отнять у меня деньги, расстанетесь со своими погонами уже к сегодняшнему вечеру. Мне нужно срочно связаться с Павлом Ивановичем Соболевым. Я могу позвонить отсюда?
Она стояла посреди маленького полутемного кабинета с выкрашенными в тоскливый зеленый цвет стенами, черным мрачным сейфом, желтым старым письменным столом и двумя металлическими стульями.
Двое парней, одетых в милицейскую форму, стояли – один около двери, другой возле стола – и молча смотрели на неожиданно залетевшую к ним «ночную бабочку». На ее слова о том, что она – частный детектив, и даже на ее удостоверение они не обратили внимания, словно такие визиты здесь – явление обычное. Другое дело – впечатление, которое произвела на молоденьких, изнывающих от скуки на этом ночном дежурстве милиционеров сама Юля в своем коротком сером платье-джерси, не скрывающем длинных стройных ног, обутых в узкие туфли-лодочки на тоненьком низком каблуке, и наброшенном на плечи черном замшевом жакете, почти совпадающем по длине с платьем, – дорогой и стильный наряд, которому бы позавидовала любая путана. Кроме того, бессонная ночь в объятиях внезапно появившегося в ее жизни (и постели) господина Харыбина добавила к ее внешности несколько явных оттенков усталости – сиреневые круги под глазами, покрасневшие веки, утомленный взгляд и вялая улыбка… Кроме того, ее длинные волосы, едва сколотые на затылке, заметно растрепались от дождя и ветра и мало чем походили на приличную прическу. И вот эта-то неприбранность и послужила, очевидно, поводом для того, чтобы один из парней, выхватив из рук Юли ее удостоверение и швырнув его на пол, бросился раздевать ее.
– Ах ты, подонок! – Юля наотмашь ударила парня по лицу, но в это время подоспевший на помощь напарнику другой милиционер принялся выкручивать ей руки. Она дико закричала, представив, что могут сейчас сделать с ней эти мерзавцы, и это после того, что ей пришлось пережить ночью в гостинице… Каким бы порядочным и любящим ни был мужчина, он никогда не простит женщине того, что она позволила себя изнасиловать. А что уж говорить про Харыбина, который оказался еще большим эгоистом, чем Крымов, и половину ночи объяснял Юле, что она теперь – его собственность, за которую он несет ответственность.
Услышав шаги за дверью, она закричала еще раз, после чего в дверь стали ломиться, послышалась соленая площадная брань, и парни, очевидно услышав знакомый голос, отпустили ее. Один из них открыл дверь, и в кабинет тотчас ворвался высокий худой мужчина в черном плаще и черном берете. Не выпуская сигарету изо рта, он сказал, зацепив сильной длинной рукой за ворот одного милиционера:
– Ты – налево, а ты, – он схватил за грудки второго, – направо. – И тут же, обращаясь к Юле, позеленевшей от страха и едва стоящей на ногах: – Моя фамилия Соболев. Это вы от Корнилова?
– Кажется, мне повезло… – Она все еще не верила в свое спасение и стояла, подперев стену и чувствуя, как голова ее с каждой секундой становится все легче и легче… Вот она оторвалась и полетела наверх, к потолку, который завертелся вокруг своей оси – одинокой лампочки, возле которой вдруг возникло знакомое лицо…
