Следователь по особо важным делам - Безуглов Анатолий Алексеевич (читаем книги TXT) 📗
— Принеси Ахмеда. Разбудит бабушку.
Кешка ушёл и вернулся с попугаем. Небольшой, не очень яркий, он все время наклонял голову, словно пытался что-то разглядеть.
— Канаду? — спросил я наугад.
— Лори, — ответил Кешка, сажая птчцу на специально прибитую к стене жёрдочку. Попугай стал маршировать по ней то в одну, то в другую сторону, перехватывая прутик лапками. — Они самые способные к речи, — пояснил мальчик. — Вернее, к звукоподражанию. Они ведь не понимают, что произносят.
— Он уже много знает слов?
— Двенадцать. — Кешка подошёл к птице, легонько постучал по жёрдочке: — Ахмед, здравствуй. Здравствуй, Ахмед.
Лори косил на него глаз и перебирал на спине крыльями.
— Здравствуй, Ахмед, — сказала Надя.
Попугай раскрыл клюв и произнёс:
— Х-р-р-ш-о.
— Это значит «хорошо», — «перевёл» Кешка.
— Ну а как у тебя дела с удавом? — поинтересовался я, чтобы показать осведомлённость о его желаниях.
— Я уже договорился с одним герпетологом поменяться, Он из Индии приехал. Да бабушка против, — вздохнул Кешка.
— Хороший удав?
— Да, очень красивый горный питон. Они, понимаете, не очень большие… Может, ещё уговорю бабушку,
— А что ты предлагал в обмен?
— Макаку-резус.
Я невольно оглянулся:
— У вас, значит, обезьянка живёт? Ты, Надя, ничего об этом не говорила.
— Нет, не живег, — ответил за неё сын. — Но папа обещал привезти, как только я попрошу. Он часто летает в Гавану. Через Африку.
При упоминании об отце мне сделалось неуютно. Разговаривая с Кешкой, я не выпускал из поля зрения и Надю.
Она молчала. Как мне показалось, наблюдала, изредка бросая взгляды то на меня, то на сына.
Мы кончили есть. Надя занялась посудой. И я видел теперь только её спину.
— Да, животные-это очень интересно, — сказал я, чтобы как-то перехватить нить разговора и увлечь Кешку. — Особенно в век техники, урбанизации. Я читал где-то, что теперь львов ввозят не из Африки в Европу, а наоборот.
Разводят в зоопарках и потом выпускают на волю, в привычные условия.
— Это только опыты, — рассудительно произнёс мальчик. — Звери,. рождённые в зоопарке, не умеют добывать себе пищу. И большей частью гибнут на воле.
Надя неожиданно повернулась:
— Может, вы пройдёте в столовую? Кеша, пригласи дядю Игоря. Неудобно на ку.хне…
— Нет, — запротестовал я. — Здесь уютней. Да и не разбудить бы Варвару Григорьевну…
На самом деле я ещё не решался оставаться с Кешкой наедине. При Наде мне было легче с ним общаться.
— Ну смотри, — ответила она.
— Техникой ты не увлекаешься? — спросил я Кешку.
Он отрицательно покачал головой.
— Книгами?
— О животных.
— А приключенческой литературой, детективами? — Мне надо было перекинуть мостик в область, где я был на коне.
Мальчик состроил кислую рожицу и протянул:
— Ску-ушно… Все равно знаешь, чс-м все кончится, а преступника поймают.
Надя опять повернулась и улыбнулась мне.
— В книгах, наверное, так. А вот я, например, могу рассказать случай, когда преступник не был найден.
Мальчик пожал худенькими плечами:
— Это, наверное, тоже скуплю. — И без всякого перехода сказал: —А вы давно были в зоопарке?
— В общем, давненько.
— Теперь там и ткачики есть. Папа мне обещал привезти. Очень интересные птицы…
Но о ткачиках я так и не узнал. В коридоре позвонили.
— Кеш, открой, это медсестра. Проводи к бабушке. — Мальчик вышел. — Вот видишь, Игорек, прямо лазарет…
Сейчас уколы маме будут делать, банки ставить… Ты посиди, поговори с Кешкой, а я минут через десять освобожусь. Надо помочь. Не обижаешься?
— Ну что ты! Ты уж прости, навязался не ко времени…
Знаешь, Надя, я пойду.
— Посиди… — Большой настойчивости в се голосе я не заметил.
— Пойду, — решительно поднялся я.
В коридоре она спросила:
— Как тебе Кешка?
— Смышлёный парень. Люблю увлечённых люден.
— Звони. Хороню? — Она, забыв о гриппе, чмокнула меня в щеку.
— Обязательно. Привет Варваре Григорьевне.
Я надел пальто.
— Кеша! — позвала Надя. Мальчик вышел в коридор. — Попрощайся с дядей Игорем.
Он протянул мне руку:
— До свидания. Заходите.
И по этому «заходите» я понял, что мой приход не произвёл на Кешку никакого впечатления. Не смог я его заинтересовать. Может быть, я слишком настойчиво прсдлагал дружбу? Ладно, надо положиться на время… А вдруг не получится у нас этой дружбы?
Чтобы как-то отвлечься от этих размышлении, я позвонил Ивану Васильевичу. Дела — моя работа и мой отдых.
— Чикуров? Голубчик, как это вы догадались позвонить мне именно сегодня? Я приезжаю в Москву раз в полмесяца, и то на час-другой. Хотите встретиться? Ради бога, приезжайте. Жду. Только помните, вечером я снова уезжаю на дачу.
На дверях моего бывшего шефа была приколота записка. Я немкою опоздал и расстроился, увидев её. Она конечно же предназначалась мне. Наверное, с дурными весгямп — Иван Васильевич не смог ждать. Но тут мне повезло больше. «Игорь Андреевич, спустился буквально на минуточку в магазин. Вам откроют соседи слева, я предупредил». Не успел я дочитать послание, как внизу хлопнула дверь. Иван Васильевич поднялся по лестнице с большой кожаной хозяйственной сумкой почти бегом.
— Заждались? — спросил он, опуская ношу на пол. На нем была куртка из синтетики на меху. с капюшоном, откинутым на плечи, фетровые с кожей бурки, толстые вязаные варежки. Я удивился: полутурист-полусторож. Единственное, что осталось от прежнего подтянутого заместителя прокурора республики, — меховая шапка пирожком из серебристой нерпы.
Но никогда прежде я не видел его таким молодым, розовощёким и крепким.
— Совсем не ждал. Только-только подошёл, — сказал я, берясь за ручки сумки, собираясь помочь хозяину, когда тот открывал замок. Поклажа весила не меньше пуда.
— Э, голубчик, не балуйте меня. Я с такими грузами променады закатываю-не всякому молодому одолеть.
— Приличная сумочка, — подтвердил я, внося её о прихожую.
— Тут и половины не будет, — засмеялся Иван Васильевич. Он толкнул дверь в кухню. На столе стоял туго набитый походный рюкзак. — Вот стоит, родимый. Мамаша называет его фараоном. Но думаю, фараоны весили гораздо меньше… Еду к маме, на дачу. Раздевайтесь, будьте как дома.
Он скинул куртку и остался в мохнатом сером свитере с высоким отложным воротником. Я был совершенно уверен, что вязала его Екатерина Павловна.
Мы прошли в комнаты, где ничего не изменилось с моего первого посещения. Я первым делом поинтересовался здоровьем его матери.
— Превосходно! Лучше быть не может. Вы знаете, такое это чудо — дача.
— Представляю…
— Нет, не представляете. Вы знаете летнюю дачу. Суррогат отдыха. Комары, жара или беспросветные дожди. Запомните: нет ничего лучше зимнего отдыха. И обязательно — самому колоть дрова, топить печь, ходить по воду к колодцу. Я уж не говорю — таскать «фараон» в мороз.
А зимний лес! Тишина, чистота. Какой колорит, какое освещение. Готовые пейзажи.
— Ваш вид — лучшая реклама, — сказал я.
Иван Васильевич провёл ладонями по раскрасневшимся щекам, которые в тепле ещё больше разрумянились:
— Отъел, хотите сказать…
— Нет, поздоровели. И помолодели.
— Ну, Чикуров, давай подхалимаж в сторону.
— Я серьёзно.
— С другой стороны, какой резон тебе теперь мне комплименты отвешивать?
— он засмеялся.
— Может, есть…
— Интересно.
— А вдруг вы снова, как говорится, вернётесь в строй?
— Нет, Игорь Андреевич, такого не будет.
— Все не бывает до тех пор, пока не случается. Ваши же слова.
Он покачал головой:
— Конечно, может и наскучить сидеть дома без дела, которым занимался всю жизнь. Пойду в какие-нибудь референты, консультанты… Не знаю. — Он вдруг подозрительно посмотрел на меня: — А что ты об этом?
— Просто так.
— Что-нибудь говорят у нас?
