Следователь по особо важным делам - Безуглов Анатолий Алексеевич (читаем книги TXT) 📗
— Любила его Аня.
— Не характеристика человеку. Любят и подлецов, и проходимцев, и даже убийц. Как ОН к ней относился, вот в чем дело.
— Подумайте, зачем Залесскому возвращаться к жене через столько лет? Никто его за уши не тянул.
— Разумеется, Может, она стала ему мешать?
— Допустим. Тогда он ноги в руки и подался в бега.
У него это недолго.
— А второй ребёнок?
— А первый? — в тон ему спросил я. — О первом он не думал. Более того, ну, убил он жену и этим только бы связал себе руки. Мальчик-то на его шее…
— У родителей.
—Так ведь возраст у них какой? Ну, ещё пять-десять лет, а там скажут: сын твой, тебе и воспитывать.
— Кстати, где сейчас Залесский?
— В Одессе.
— Какие у вас личные впечатления?
— Я его сам ещё не допрашивал.
Иван Васильевич внимательно посмотрел на меня:
— Объясни. Это интересно.
— Я вызвал его в Крылатое, но он лежит в больнице…
Может, и хорошо…
— Хорошо, что лежит?
— Нет, что мы пока не встретились на допросе.
— Чем он болеет?
— Нервное потрясение… Понимаете, Иван Васильевич, он очень реальная фигура на роль убийцы.
— Понимаю, — кивнул бывший зампрокурора республики. И улыбнулся: — А я думал, боишься, что его папаша снова телегу накатает.
— Не этого я боюсь. А что папаша адвокат — принимаю во внимание. Сын далеко не глуп. И по-моему, искушён в юриспруденции. У него — алиби…
— Отлучиться из дома своего дружка среди ночи — пара пустяков.
— Но у меня нет никаких фактов!
— Допрос, если его с умом…
— Нет, Иван Васильевич. Я думал об этом. С Залесским надо разговаривать, имея очень веские и убедительные улики. А их нет! У меня такое ощущение, что, если я сейчас решусь на его допрос, он увидит это. Не хочу рисковать. Если хотите, не имею права.
— Так-так, — задумался Иван Васильевич. — А за что он мог её убить?
— Думаю…
— Ревность исключаешь?
— Совершенно исключено.
Он подумал. Кивнул:
— Я согласен. Не та птица… Но возможно, ещё что-нибудь? — неуверенно спросил он.
Я улыбнулся:
— Вот над этим «ещё что-нибудь» я и бился столько времени. И нет ничего. Более того, я глубоко убеждён, что Аня очень подходила ему. Не знаю, подходил ли он ей, а если любила, выходит, жаловала и могла позволить Валерию и дальше любые чудачества, за это я ручаюсь. С другой стороны, в Крылатом за ним измен не знают. Прикладывался — это да…
— Жульничал. С билетами.
— Как посмотреть. А может, его подчинённый, Ципов?
Наверняка сказать невозможно. И все равно она простила бы его в любом случае.
Иван Васильевич пожал плечами:
— Тебе должно знать лучше. Даром, что ли, столько времени ухлопал? И в душах русских женщин разбираешься, — он чуть усмехнулся. — Насколько я понимаю, есть ещё одна загадка. Кто этот самый «коробейник» и зачем он приезжал к супругам? Да, чтобы не забыть. Ты упомянул, что до возвращения блудного отца в лоно семьи он торчал некоторое время в Москве. Из-за какой-то или у какой-то женщины. Было?
— Эти сведения получила Ищенко в Одессе.
— Эту женщину нашли?
— Пока нет. — Я почувствовал, что Иван Васильевич подбирается к уязвимому месту моих исследовательских действий.
— Сколько времени Залесский обретался в Москве?
— Около полугода.
— И ты прекрасно осведомлён, чем он занимался?.. — не удержался он от иронии.
— Здесь, в столице?
— И здесь.
— Здесь, честно говоря, не знаю. До этого работал в газете в Одессе, Львове, потом плавал. Сначала на внутренних линиях, потом за границу. Последние четыре месяца жил в Москве. Наверное, были деньги. У моряков часть зарплаты переводится на лицевой счёт… Кончились деньги, поехал в Вышегодск.
— Скорее всего, именно поэтому, — согласился Иван Васильевич. И замолчал.
— Так мы говорили о «коробейнике»..
— К этому и веду.
Хотите сказать, что через московскую приятельницу Залесского я мог выйти на «этого типа», как назвала его убитая?
— Отчасти. Тут может здорово повезти или не повезти совсем. Меня удивляет другое: ты прошёл мимо такого важного момента, как пребывание За.тесского в Москве. Чем он занимался в.Одессс, Львове и так далее, известно. А вот почему его потянуло в столицу? С кем он здесь общался?
Насколько я понимаю, решение вернуться к Ане возникло в Москве. В результате чего? Это очень серьёзный шаг.
Я бы даже сказал — отчаянный. Может быть, у него здесь что-то произошло? Вот тут, возможно, и выяснится, что же все-таки за человек этот Залесскии. Правда, найдёшь ли ты женщину, у которой он жил… Думаю, это возможно…
— Занимаюсь этим, — не выдержал я. — Сделал запрос в паспортный стол. Может, Залесский был прописан временно…
— Хорошо. Очень хорошо. Ведь интересно, как проводит время молодой человек, нигде не работая, не имея ни близких, ни родственников в Москве. Если мы берём на вооружение женские души, они уж нашу, мужскую, чувствуют и понимают отлично. Какие планы были у Залесского здесь, какие намерения? Ведь ему пришлось по какой-то причине уехать все-таки из Москвы. Познав его характер, можно строить предположение, какую роль в его жизни играет «коробейник»… Ты сам что собираешься делать?
К его неожиданным вопросам я привык.
— Займусь «предсмертным» письмом. И приятельницей Залесского. Как только получу сведения от Ищенко, буду думать. Может быть, придётся ехать в Одессу. Или ещё куда.
Иван Васильевич молча кивал головой. Это был жест одобрения.
— Ты ничего не знаешь о «коробейнике»… Во всяком случае, с какого он бока припёка. Но направление мне импонирует. Письмо… Игорь Андреевич, исследуй его со всех сторон. Правдиво ли оно? Начать… Бросить и написать снова. Почему?
— Оно у меня самого как гвоздь в голове. Я знаю в нем каждую строчку, каждую букву. Вообще мне странно. Ухватиться за человека, который бросил её когда-то. Вступить с ним в брак, обрести мужа, отца своего ребёнка — и изменять ему… Не могу я этого понять.
Мы засиделись до тех пор, пока Иван Васильевич вдруг не сказал:
— Вот что, голубчик. Говорить с тобой приятно. Но надо пожалеть мою старушку. Заждалась небось. Звони, звони почаще. У меня определённого графика нет. Кончаются продукты — я приезжаю. Сие зависит от аппетита. Скажу честно, думаю о твоих делах. Сдаётся, сейчас ты на правильном пути.
Распушить, «потрясти за грудки», а петом похвалить, если дело движется,
— излюбленная манера Ивана Васильевича. Мы это называли тренировкой мозгов.
Я не удержался:
— Все-таки, Иван Васильевич, жаль… — Я не договорил:
«…что вы ушли на пенсию». Он понял сам. — Сколько ещё пороху в пороховницах!
— Не береди старые раны, — шутливо погрозил бывший зампрокурора. — Они самые болезненные.
— У вас есть возможность ещё здорово действовать.
— Какая?
— Писать, писать и ещё раз писать. Сколько опыта, сколько случаев. Я же знаю, рвали все редакции на части…
Иван Васильевич махнул рукой:
— Теперь никто не звонит.
— Как же так?
Когда он был зампрокурора, то его буквально одолевали просьбами выступить по телевидению, по радио, консультировать кинофильмы. А редакции газет и журналов стремились заполучить от него хоть статейку, заметку, любой материал…
— Вот так, голубчик. Оказывается, нужен был не я, а вывеска. —Вывески теперь пет. Простой персональный пенсионер. Ну а насчёт писать… Признаюсь, пробую, пишу. Но это все равно не заменит живого дела.
Он замолчал, посмотрел грустно куда-то мимо меня.
И я понял, что не все так полно в его жизни, как пытается представить Иван Васильевич. Хотя бы тот факт, с каким интересом он говорил со мной. Он словно угадал мои мысли.
— Но, видно, не так просто отделаться, — он улыбнулся. — Вот ты приходишь… Нет, я рад, честное слово. Кстати, Екатерина Паъловна ждала тебя на седьмое ноября. Есть шансы оправдаться в её глазах — Новый год. Запиши, кстати, адрес дачи…
