Тингль-Тангль - Платова Виктория (читать книги без txt) 📗
– Ты говорила, она работает в ресторане…
– Да. Шеф-поваром.
– Не мешало бы ее навестить как-нибудь.
– Ну, это в случае, если мы прихватим отсюда костюм. В твоем обычном виде тебя в наш ресторан не пустят.
– Там жесткий дресс-контроль?
Ямакаси никогда не производил на Ваську впечатление человека, знающего, что такое дресс-контроль, а вот поди ж ты! Откуда что взялось!…
– Не то чтобы такой уж жесткий… Но очень многие, в том числе толкущиеся там учредители, наверняка отреагируют на тебя неправильно.
– Это почему же?
– Они педики.
Васька благоразумно упоминает педиков и выносит за скобки отставного попа и припадочного Ральфа. Быть может, Ямакаси отпугнут хотя бы педики. А уж на попа, и тем более на Ральфа с креветками вместо глаз, он точно наплюет.
– Да и черт с ними, с педиками. К тому же в любом ресторане есть черный ход, ведущий прямиком на кухню. Я прав?
– Да, – Ваське очень не хочется говорить это. – Да, конечно…
– Постой… Ты сказала – «наш ресторан».
– Разве?
– Я запомнил. Ты тоже там работаешь?
– Да. Не на кухне, не переживай. Я варю кофе.
– Это называется бариста, – довольный собой, Ямакаси легонько щелкает Ваську по носу, попутно освобождаясь от ее руки в своем паху.
Сверхделикатно, приходится признать.
– Это называется хериста, – поправляет Васька. – Кофе у нас омерзительный. Его никто не пьет.
– Отчего же тебя держат?
– Из-за сестры. Если бы не она – меня бы давно выкинули. Но поскольку она заправляет на кухне и без нее ресторан просто развалился бы, владельцам приходится мириться и со мной… Они не могут ни в чем ей отказать, и я, неблагодарная скотина, этим пользуюсь. Я достаточно объективна?
– Вполне. Ты меня восхищаешь.
– Значит, тебе не обязательно знакомиться с моей сестрой?
– Послушай, кьярида… Ты должна мне Доверять…
«Ты должна мне доверять» и «доверься мне» – насколько тождественен смысл этих фраз? Он совершенно разный. Доверься мне – всегда было направлено на Ваську, делало ее главным действующим лицом. Ты должна мне доверять означает: отойди в сторону, мать твою, кьярида. Разберемся без твоих соплей и желательно тогда, когда ты полностью очистишь горизонт.
– Не вижу смысла тебе доверять…
– Напрасно.
– …но хочу предупредить. Если уж так случится, что ты все-таки просочишься в «Ноль…». Это название ресторана – «Ноль за поведение». Так вот, если ты просочишься туда, лучше бы тебе не заказывать блюда, которые готовит моя сестра.
– Как скажешь, кьярида.
– Поверь, так будет лучше.
– Я понял, понял… А заказать у тебя кофе не возбраняется?..
Они все еще сидят в чужой квартире, хозяин которой может появиться в любой момент. Но Васька почему-то уверена, что он не появится. Хотя бы до того момента, пока они не уйдут отсюда.
Уйдут же они в конце концов?…
Это происходит даже раньше, чем рассчитывала Васька, не бросившая даже прощального взгляда на простреленный бумажный лоб типа на плакате. Они покидают мансарду тем же путем, которым пришли – через окно; в активе визита – пушка с четырнадцатью патронами, в пассиве – секс, которым они так и не занялись.
В последующие дни тоже не было никакого секса.
Равно, как не было самого Ямакаси. Во всяком случае, Васька видела его гораздо реже, чем обычно. Раньше его отлучки были не слишком продолжительны, – щадящи, сверхделикатны. Теперь они удлинились, как тени в предчувствии сумерек, а предыдущей ночью она не обнаружила птицу в своей постели.
Это вовсе не означает, что Ямакаси покинул квартиру, он просто переместился в ту ее часть, где до сих пор безраздельно властвовал паук.
Все последующее происходит под лозунгом «Ты должна мне доверять».
Они уже знакомы – Васька знает это точно.
Он не приходил в ресторан – в этом Васька не совсем уверена, потому что в «Ноле» существует черный ход.
– Что происходит? – каждый раз спрашивает Васька.
– Все идет замечательно. Ты поразишься, насколько удачно все складывается, – каждый раз говорит Ямакаси.
И прижимает ее к себе.
Лучше бы он этого не делал.
Все дело в запахе, который стали источать татуировки Ямакаси. Запах слишком слаб, чтобы разложить его на составляющие, слишком тонок, но он существует. И он знаком, хорошо знаком Ваське. То есть – был знаком когда-то очень давно, в детстве, и она сделала все, чтобы избавиться от него. Изгнала его навсегда. Это как-то связано со снами, ну да – с ее собственными, плохо охранявшимися снами. Она была недостаточно бдительна (а какой бдительности можно ожидать от ребенка?), она беспечно разгуливала по своим снам, пока в один прекрасный момент не поняла, что ее сопровождают. Поначалу это были просто силуэты, – легкие, как бумажные кораблики, плывущие к водостоку. Хотя сами кораблики не просматривались, Васька помнит это хорошо; кораблик из бумаги – псс-ы, он никогда бы ее не увлек. Нет, там были вещи посерьезнее корабликов и много красивее:
мотоцикл, сверкающий хромированными деталями, с фарой и подфарниками, наполненными лунным светом умная птица с такими древними глазами, что зрачки в них растрескались и превратились в пыль новехонький трамвай с огромными колесами и поющим на все лады звонком: «исполняю желания, исполняю желания, исполняю желания»
однажды Васька едва не вскочила на его подножку, и ей бы это удалось, если бы трамвай не набрал скорость и не ушел из-под носа в самый последний момент. И остановился чуть поодаль, как будто выжидая – побежит за ним Васька или нет.
Она бы побежала, она готова была побежать, но что-то остановило ее: липкая темнота, сгустившаяся над головой трамвая, притаившаяся в углах открытой задней площадки.
В этой липкой темноте, так не вовремя, так неосмотрительно явившейся маленькой Ваське, и крылась разгадка: ни чудесного мотоцикла, ни прекрасной птицы, ни восхитительного новехонького трамвая со звонком никогда не существовало. А существовала только темнота: это она создавала и проецировала образы, она заманивала Ваську, чтобы сожрать, слопать ее и косточек не оставить. И у этой темноты было имя.
МИКА.
Мика – вот кто обманом пролезал в ее сны, вот кто сопровождал ее, прикидываясь тем, что так нравилось Ваське, вот кто норовил подойти близко-близко. Что же тогда сделала Васька? – быстренько проснулась и поймала Мику прямо на месте преступления: Мика сидела у кровати и подло, по-змеиному держала Ваську за руку. Она пыталась приручить Ваську хотя бы во сне. Тогда-то Васька и почувствовала этот запах – такой же липкий, душный, приторный. Запах человека, который до обморока хочет, чтобы его любили.
И готов заплатить за это любую цену.
Выросшая Васька давно позабыла – и про сны, и про запах.
И вот сейчас он сам напомнил о себе.
Ведьма ничуть не изменилась за столько лет. Она до сих пор до обморока хочет, чтобы ее любили. И готова заплатить за это любую цену. Вот и Кокетничает с татуировками Васькиного парня. Метит их, как мартовский кот.
«Ты поразишься, насколько удачно все складывается», – говорит Ямакаси.
Еще бы – не удачно. Но лучше не думать об этом.
Лучше – довериться.
А ещё лучше – поймать пряничную суку, курсирующую между собственным логовом и сортиром, прижать к стене, накрутить ее патлы себе на кулак и спросить напрямую: «положила глаз на моего парня, ведьма?»
Ваську так и подмывает сделать это.
А совсем недавно желание разобраться с пауком настигло ее прямо на чертовой работе, за барной стойкой. И она обязательно осуществила бы его, если бы не Чук.
Неформальный Чук в (если не пафосном, то, во всяком случае, – изысканном) интерьере «Ноля» – в этом была первая странность. Обычно люди Чукова склада, да и Васькиного склада тоже, довольствуются демократичной кофейней, где в меню обязательно присутствуют пирожки с капустой и с рисом и яйцами. Васька не помнила, говорила ли ЧукГеку, где именно работает (может, и говорила), но они никогда не приходили в «Ноль».
