Остаться в живых… - Валетов Ян (версия книг txt) 📗
Это была его женщина.
Это было ее желанием.
Они были вместе в минуту смертельной схватки со всем миром.
И все остальное могло катиться к черту!
Он схватил ее за плечи и впился взглядом в ее мокрое, окровавленное после падения лицо, силясь запомнить его навсегда. Запомнить так, чтобы в любой момент вызвать из памяти – если они, конечно, выживут сегодня – ресницу, прилипшую к щеке, еле заметные «гусиные лапки» в уголках глаз, небольшой, похожий на оспину шрам над верхней губой, родинку над левой бровью…
Новая огромная волна перехлестнула через «малого медведя» и обрушилась на палубу «Тайны» водопадом. Страшно заскрежетали в клюзах якорные цепи, но бот опять устоял на месте, только присел под тяжестью воды, словно штангист перед толчком. Пименова с Ленкой еще теснее прижало друг к другу.
Скафандр Глеба Изотова закружило в пенном водовороте и только чудом не смыло за борт – он распластался на палубе, и, глядя на воду, вскипающую в шпигатах, Губатый благословил свою предусмотрительность – падая, он успел швырнуть желтый баллон в рубку, и его не смыло за борт.
Он отпустил ее и отступил на полшага назад, стряхивая наваждение, но не для того, чтобы отказаться оттого, что прочувствовал за эти минуты, а потому, что наступило время действовать.
Баллон закатился в угол штурманской и при каждом скачке судна бился о ножку привинченного к полу стола. Шатаясь, как пьяный, Пименов подхватил желтый цилиндр, потом открыл рундук и достал последний грузовой понтон.
Последний понтон. Последний шанс. Розыгрыш того самого лотерейного билета. Второго розыгрыша не предвиделось. Слишком много объяснений нужно будет дать по приходу в порт. Кто знает, что успел наговорить нужным людям только что скончавшийся господин Кущенко? Тем более, что с одним обстоятельством спорить было бесполезно: количество трупов в истории, которая так мирно начиналась, превысило среднее количество умерших в сказках братьев Гримм и стремительно догоняло трагедии Вильяма Шекспира. Случилось то, что случилось, и, хотя Губатый ненавидел, когда его жизнью управляли обстоятельства, но, как поживший в этом мире человек, он не мог не признать, что сейчас не в силах противостоять им.
Но признать – это не значит смириться.
И Губатый шагнул из рубки под проливной дождь, плотно притворив за собой двери. Пусть призовой шар крутился в игровом барабане вместе с десятками пустышек – Пименов знал, что ему предстоит сыграть, даже если шансов победить не будет вовсе.
Изотова ждала его на корме, уже в акваланге и в ластах, с трудом балансируя на выплясывающей тарантеллу палубе. Губатый молча сунул сверток ей в руки и, освободив от креплений кран-балку, развернул стрелу над бортом, а потом потянул за рычаг лебедки. Увлекаемый тяжелым крюком трос пошел вниз. Леха дал ему уйти в глубину метров на десять и затянул тормоз.
Потом Пименов забросил за плечи легкий, как пушинка, трехлитровый баллон и ввел данные в наручный компьютер. Времени у него не было.
У него совсем не было времени…
На глубине всегда царит штиль.
Они провалились в тишину сразу же, едва погрузившись в бурлящие воды бухты. Губатый, несмотря на малый запас воздуха, пошел вниз вдоль кормовой якорной цепи и остался доволен осмотром. Если ветер не переменится градусов на десять – пятнадцать, а цепи выдержат, то с «Тайной» ничего не случится. Оба якоря были надежно закреплены среди крупных валунов неправильной формы – остатка скальной россыпи. Пименов видел, как волнение беспощадно треплет бот, по постоянно меняющемуся натяжению цепей – они то провисали, то рывком натягивались, и в этот момент надо дном прокатывался неприятный железный звук, отдававший в десны и затылок. Но валуны держали надежно, и слава Богу!
Фонари пришлось зажечь в самом начале.
Гроза и густые сумерки накрыли бухту, и перед погружением Губатый включил на «Тайне» сигнальные огни – по привычке, естественно, а не потому, что кто-то их мог заметить в такую погоду. Бушующее море было темным, как приближающаяся ночь и, спускаясь все глубже и глубже, Пименов подумал, что в такой вот момент особенно хочется выжить. Вырваться из холодных и сильных объятий смерти, выплыть, убежать и оказаться где-нибудь, где в камине трещат дрова, прыгают за проволочным экраном чертики-искры, колется шерстяной плед и в небольших рюмках дышит ароматом золотистый коньяк.
Спускаться приходилось очень быстро – они с Изотовой просто летели во тьме, как два боевых пловца, идущих на задание. Ленка, теперь уже не скрывавшая навыков, шла рядом с ним уверенно, не делая ни одного лишнего движения – собранная, целеустремленная, стремительная. Пименов легко держал выбранный темп, хотя усталость сказывалась, и последний подъем без остановки давал о себе знать болями в суставах.
Они вышли прямо на скалы-близнецы, почти синхронно, как в бассейне на тренировке, поменяли угол погружения и оказались над разбитыми остатками пакетбота. Над каютой Чердынцева, которая сегодня едва не стала Ленкиной могилой, весело реяли два надутых понтона, – прекрасный ориентир в темноте. Губатому показалось (но особой уверенности не было – из-за того, что во время ночного погружения увидеть общую картину невозможно), что за короткое время их отсутствия судно еще больше завалилось направо и просело. «Нота» исчезала, проваливалась в песок и небытие, и если раньше ее не было в мире живых, то теперь она покидала и мир мертвых. Не обнаружь ее настырный Изотов, не потревожь ее Пименов с командой, не упусти колокол покойный Кущ, и пакетбот еще многие годы дремал бы в тени скал, медленно погружаясь в донные отложения. Многие годы, а, может быть, и столетия – и вода, растворившая кости мертвых моряков за каких-то 80 лет, долго бы жевала порванные бока «Ноты», превращая их в красноватую взвесь. А сейчас – судно разлагалось, как труп на солнце, распадалось на куски, и Губатый мог сказать наверняка, что на следующий сезон из песка будут торчать только ребра шпангоутов и остатки мачт, да горб паровой машины, выброшенной из трюма недавним взрывом. А еще через пару лет все окончательно затянет, и обломки потеряют всякую живописность.
Одним оставшимся понтоном сейф было не поднять, и даже для буксировки подъемной силы одного газового мешка не хватило бы никогда. Нужно было добавить его к уцелевшим понтонам и, с помощью их, выведя сейф наружу, буксировать к крюку, свисающему с грузовой стрелы «Тайны». На все про все у Пименова было девять минут, то есть чуть более 4 минут на работы на дне и еще пять на подъем с двумя короткими остановками.
Он проскользнул в каюту, развернул корпус на 180 градусов, чтобы зависнуть ногами вниз, и принялся крепить фалини понтона на запорное колесо. Реагент смешался с морской водой, мешок начал раздуваться. Пименов уперся ногами в переборку и принялся толкать сейф так, чтобы он оказался напротив дверного проема, который теперь был потолочным люком. По мере того, как третий воздушный мешок набирал объем, железный ящик становился все легче, и наконец заскользил по старым доскам. Губатый толкнул его от себя и вверх и, в этот момент переборка под его ногой хрустнула, и нога провалилась в образовавшуюся дыру по колено. От неожиданности Пименов едва не запаниковал, рванулся в сторону и потерял равновесие, ударившись о доски грудью. И почти сразу вместе с равновесием и ориентировку – где верх, где низ.
Это длилось доли секунды, но за это время Губатого, смертельно продрогшего за эти дни, пробил холодный пот. Он закрыл глаза, чтобы успокоиться, и медленно досчитав до пяти, потянул ногу из провала. Судно заскрипело, вздрогнуло, и Пименов почувствовал, как что-то твердое схватило его за икру и сжало так, что от боли он забился, как пойманная на крючок рыба. Он прекрасно понимал, что ничто живое не могло таиться в темном провале, что ногу зажало ломающейся переборкой или придавило чем-то массивным, но воображение оказалось сильнее его. Губатый мог поклясться, что в этот момент ощутил холодные костлявые пальцы, вцепившиеся в его плоть, и это леденящее прикосновение мертвеца он чувствовал через неопреновый костюм. Он едва не вывернул себе колено в отчаянной попытке освободиться, но безрезультатно – нога осталась в ловушке, а он распластался по мшистым доскам, не в силах сдвинуться и на десять сантиметров.
