Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— Я понимаю и делаю все возможное, — сказал редактор, — я с замгенерального переговорил, он принимает нашу позицию.
— Спасибо, я сейчас же позвоню Карпецу.
Игорь вышел от главного и услышал, как в его каморке, которую завхоз редакции именовал кабинетом, надрывается телефон.
Он открыл дверь, схватил трубку.
— Игорек, — услышал он голос Женьки, — ну где ты ходишь?
— Я же на работе, малыш.
— Это все сейчас несущественно. Поезжай к своему Мишке и возьми у него хороших харчей, мясо для шашлыка я уже купила.
— А что празднуем, надвигающийся пленум ЦК?
— Танька Ильина с Гошкой из Сирии приехали на десять дней, его первым советником посольства назначают, по сему поводу гуляем у меня на даче.
— Женечка, не ко времени этот праздник жизни, у меня дела.
— Праздник всегда ко времени, а работа твоя — не Алитет, в горы не уйдет.
— Ничего не могу противопоставить твоей железной логике.
— Высвисти Юрку, а с Натальей я уже договорилась.
— Народу много будет?
— Только свои.
— Ладно, королева, повинуюсь.
— То-то, — важно ответила Женька, — ты у меня единственная радость.
День явно не задался. На вечер Игорь планировал весьма нужную встречу, но Женька есть Женька. Она врывалась в его жизнь, как тайфун на Курилах, разрушая планы и сметая все на своем пути.
Он позвонил бывшему начальнику ГУУР генералу Карпецу, и тут ему повезло.
— Игорь Андреевич, — сказал безукоризненно вежливый начальник ВНИИ МВД, — у меня сегодня день очень непростой, оставьте вашу статью на вахте, а я прочту и послезавтра с вами свяжусь.
— Спасибо, Игорь Иванович, — обрадовался Анохин.
Магазин друга Мишки находился по дороге на улицу Воровского на Суворовском бульваре.
Игорь разыскал Мишку в подсобке, где тот давал указания по формированию пятничных заказов для руководства райисполкома.
— Пошли ко мне, — устало сказал Миша, — обрыдли мне эти начальники. В райком дай заказы, в исполком тоже, да еще список для разных приживал присылают. Менты опять же. Санинспекция. И вам дай икру, рыбу хорошую, сервелат, ветчину консервированную. Ты тоже за харчами?
— Ты уж извини, Мишка, закуска нужна.
— Да не извиняйся, вам с Женькой я с радостью всего накручу, люди-то вы мне не чужие.
Мишка ушел куда-то и приволок ящик, доверху набитый дефицитом.
Игорь расплатился, обнял Мишку и отволок харчи в машину. Потом он завез статью, оставил ее на вахте и попросил сделать один звонок по телефону. Старшина выдержал подобающую человеку, охраняющему режимный объект, паузу и милостиво позволил позвонить. На этот раз Анохину повезло, Юрка оказался в своей тренерской комнате.
— Привет, чемпион, — обрадовался Анохин, — сегодня к шести приезжай на дачу к Женьке, только заскочи за Натальей, она тебя будет ждать. Все, до связи, я погнал в Переделкино.
Ельцов положил трубку и позвонил Наташе.
— Ты куда пропал? — низким волнующим голосом спросила Наташа.
— Наступление — лучший вид обороны?
— А это здесь при чем?
— Ты же сама сказала, что позвонишь мне.
— Решил выяснить отношения?
— Ты же знаешь, это не мой жанр.
— Тогда жду в пять. Буду стоять напротив «Астории».
— Я понял.
Ельцов повесил трубку и пошел в тренировочный зал, нужно было договориться с коллегой-тренером, чтобы он последние два часа провел совместную тренировку обеих групп.
— Нет вопросов, Юрик, — весело ответил тот. — Поезжай спокойно, я из твоих задохликов сделаю настоящих бойцов.
Юра быстро собрался и поехал домой переодеваться. Дядьку он застал на любимом месте. Игорь Дмитриевич сидел за столом на кухне и курил трубку. Щурясь от дыма весело посмотрел на племянника.
— Судя по твоему праздничному выражению, собрался в свет, дорогой племянник?
— К Женьке на дачу.
— Это замечательно, завтра у тебя свободный день, и совсем необязательно сидеть в Москве.
— Я хочу вернуться утром.
— Не надо, — дядька встал, потянулся, — завтра мой выход.
— Ты боишься, что-нибудь не срастется?
— Всякое бывает. Поэтому лучше тебе в это время быть на людях.
— Я буду на даче.
— Отлично. Если что не так, сгорю один я. А с меня взятки гладки! — Игорь Дмитриевич весело засмеялся.
— Ох, дядька, дядька, сколько я помню, тебе удавалось все.
— Милый мой племянник, — Ельцов-старший разлил кофе по чашкам, — давай выпей на дорожку коричневой влаги, взбодрись. А то у тебя такое лицо, словно ты чего-то испугался.
Юрий не ответил, помешал ложечкой кофе и закурил сигарету.
— Молчишь. Помни, что кроме личной разборки с этой сволочью Болдыревым я хочу, чтобы хоть на час восторжествовал закон. Мы сегодня живем в плохое время.
— Разве только сегодня? — перебил дядьку Юра.
— Нет, не только. Знаешь, кого на своем гребне выносят революции? Не голодных, а тех, кто хочет жрать еще слаще. У покойного Свердлова, который умер, кстати, не от чахотки, а его убили голодные рабочие, нашли кучу бриллиантов и валюту. При Сталине начальники прибирали к рукам ценные вещи посаженных в тюрьму людей. При Хрущеве партийные дельцы начали срастаться с криминалом, а о нынешних временах и говорить нечего. Если ничего не делать, то партийные начальники просто развалят страну.
— Ну ты, дядя, все рисуешь слишком мрачно.
— Я опер, дружок, и для меня понятия Добра и Зла вполне конкретные вещи. Так вот, Зло стало править нами, а оно породило Страх, уничтожающий человеческое достоинство. Если преодолеешь его, тогда можно победить Зло.
— Дядя Игорь, ты стал философом, — засмеялся Ельцов, — но тем не менее не сбрасывай меня со счетов.
— А я не сбрасываю, ты победил свой страх на зоне. Теперь ты свободен. Твое дело — Ястреб. Поезжай гулять и передай эту бумажку Анохину.
— Что это?
— Это моя маленькая заметочка для «Вечерней Москвы», благодарственное письмо Сереги Голованова, пусть Игорек его подредактирует.
— Ты уверен, что ее опубликуют?
— Уверен, Игорек уже договорился.
— Хорошо, — недоуменно ответил Юрий и еще раз подивился разветвленности дядькиных связей.
Когда Юрий садился в машину, то поймал себя на мысли, что с большим удовольствием поехал бы на дачу один. Некая двойственность стала раздражать его в Наташе. В постели она становилась искренней, какой бывают женщины, получающие удовольствие, а в остальном он чувствовал постоянную фальшь, замкнутость и скрытность. Уйдя от нее в первую ночь их близости, Юрий понял, что она не спит. Вернее, почувствовал это звериным чутьем, которое выработали в нем Африка и зона. Но тогда он списал все на ее смущение, некий комплекс стыда, приходящий утром после ночной вседозволенности. И он даже испытал необыкновенную нежность. Начало их отношений развивалось, как в ремарковском романе, когда городская река выплеснула на берег одиноких и истосковавшихся по любви людей.
Но через месяц Ельцов почувствовал какую-то недосказанность. Наташа ускользала, как обмылок на зоне выскакивал из ладони, когда он сжимал руку. Его стали настораживать ее расспросы, мастерски вмонтированные в канву, на первый взгляд, совершенно пустого разговора. Ее внезапные исчезновения, раздражительность, появляющаяся именно тогда, когда ему необходимы хоть крохи участия, и, конечно, полное безразличие к его судьбе, расцвеченное отработанными, словно театральная роль, фразами.
Даже Вовчик как-то сказал ему:
— Я эту Наташу часто встречаю в разных компаниях, холодная она, не наша.
В первые дни Ельцову казалось, что наконец он встретил женщину, которая сможет пойти с ним вместе по его нелегкому пути. Но это было как видение, словно цветной сон — промелькнул и погас. Это стало продолжением бесконечных лагерных видений. Мужская тоска по женскому телу, романтическое ожидание любви, навеянное в далекой юности книгами Паустовского и Алексея Толстого.
На зоне он почему-то мечтал, что встретит свою любовь на Тверском бульваре или на Патриарших прудах. А встретил в кабаке, дымном и шумном, под разноголосицу веселых историй и сплетен. Мечты юности, приходившие к нему на лагерную шконку, так и остались в бараке второго отряда вместе с вонью сортира и хлорки. Волшебный мир растаял, начались реальные будни.