Безумное танго - Арсеньева Елена (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Вдруг, по странной прихоти памяти, вспыхнуло в голове: Юрочке не более трех лет, его неодолимо манит к себе электрическая розетка, так и хочется засунуть туда пальчики, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет, а мама держит его за руку и рассказывает жуткую историю про какого-то другого мальчика, тоже Юрочку, который маму не послушался и сделал это… и навсегда остался сидеть около электрической розетки: и на дачу с бабушкой и дедушкой больше никогда не ездил, во двор не ходил играть в песочнице, на горке не катался и в детский садик не пошел… Кошмар, словом.
Пожалуй, это было самое раннее воспоминание Юрия. Он с трудом подавил в себе желание рассмеяться, а потом нагнулся и тихонько пошарил по земле. Старый, но испытанный, хорошо себя зарекомендовавший прием… а вот и камушек подходящий. Прицелился пониже красного огонька – и запустил камень что было силы.
Раздалось сдавленное, хриплое проклятие. Огонек резко взлетел вверх, и на фоне неба, которое, даже и потемнев, оставалось более светлым, чем все окрест, четко обозначился знакомый худой силуэт с понурыми плечами и удлиненной головой.
Рашид… вот же зараза!
– Кто тут? – сорванным голосом воскликнул он.
Холодком по спине прошло воспоминание о ноже, который этот чокнутый носит за поясом. Стараясь ступать как можно осторожнее и твердя себе, что Рашид его не видит, не может видеть в темноте, Юрий отступил. Под истерические выкрики и ругань добрался до поворота и забрался в кабину «Москвича», мгновенно почувствовав себя лучше.
– Ну и ну, – сказала Алёна. – Ты, часом, не экстрасенс?
– После того как я вдоль Гребного канала от этого ножа бегал, у меня на него особый чуй развился, – хмыкнул Юрий. – Я тебе рассказывал?
– Рассказывал, – вздохнула она.
Да, чего только Юрий не рассказал ей за этот невыносимо долгий день – объясняя, успокаивая, развлекая… К счастью, хватило ума промолчать о фроловской кассете и о хорошенькой пионервожатой, запечатленной на ней. Хватит с Алёны на сегодня новостей об Инге! Но от этого разговора все равно не уйти, вот что худо… Ладно, завтра. Все теперь завтра.
Алёна вдруг зевнула – сдавленно, но так сладко!
– Давай отъедем куда-нибудь подальше и попробуем вздремнуть, что ли, – спохватился Юрий. – Как-то нет у меня охоты среди ночи играть в пятнашки с этим придурком. А утром он всяко уйдет на свой базар – мы и проберемся в дом. Жаль, что ко мне нельзя, не сомневаюсь я, чтобы друзья из «Меркурия» сняли засаду.
– В машине спать? – сквозь новый зевок спросила Алёна. – Ой, нет. Поехали лучше к моей тетушке, в смысле, бабушке. Не могу сказать, чтобы она меня так уж обожала, скорее наоборот, но переночевать пустит. И мне смертельно хочется чаю и под душ…
Желание оказаться под душем рядом с ней ударило так, что Юрий неловко завозился на сиденье. Ни-че-го себе… Вот уж правда, что листья дуба падают с ясеня!
– Так она тетушка или бабушка? – спросил, с трудом справляясь с голосом.
– И то и другое, – усмехнулась Алёна. – Я ей внучатая племянница, поскольку баба Варя – родная сестра моей бабули. Мама и тетя Катя – обыкновенные, нормальные племянницы. А мы с Ингой, значит, внучатые. – Голос ее был сонным, усталым. – Давно пора бабу Варю навестить, хотя она еще та штучка! Когда меня в связи со смертью Нади Куниной таскали по разным допросам, Инга ее как-то раз попросила тряхнуть ветеранскими связями и отмазать меня. Куда там! Скалой стояла, не бабка, а кремень: «Натворила – отвечай!» Потом я уехала – даже не простилась. Приехала – тоже как-то не до нее было, сам понимаешь. Тетя Катя что-то такое вчера говорила: мол, у Варвары Васильевны нашей были какие-то большие проблемы, но я совершенно все пропустила мимо ушей. А сейчас есть законный предлог восстановить добрые родственные отношения. Ничего-ничего, поехали. Это не очень далеко, на Ковалихе. Деваться-то больше некуда. Все делалось как бы на автопилоте. Алёна автоматически вела «Москвич» сквозь паутину темных улиц с разбитым асфальтом; Юрий автоматически размышлял, что спать, конечно, придется на полу, а в присутствии какой-то там старухи и думать нечего о… о всяких таких вещах, о которых думалось беспрерывно…
Въехали в узкий, тесный дворик, поставили машину рядом с десятком таких же беспризорниц. Одна или две курлыкнули сигнализацией при их приближении, но тотчас стихли. Как вспугнутые во сне птицы!
Потащились на третий этаж неказистой «хрущобы». Юрий нес сумку – тот самый полиэтиленовый пакет, с которым приехали из Москвы. Он так и путешествовал практически не разобранным!
Алёна шла на полшага впереди, и Юрий слышал, как она отчаянно зевает, даже не прикрываясь ладошкой. Остановилась, оглянулась, виноватая улыбка начала расползаться отчаянным зевком – и вдруг девушка замерла, тревожно нахмурясь.
Юрий хотел было спросить, в чем дело, но Алёна махнула на него рукой, а в следующее мгновение он и сам услыхал сдавленный, мучительный стон, донесшийся откуда-то совсем близко – вроде бы из-за двери с цифрой 9.
Юрий вскинул брови – Алёна кивнула. Именно в эту квартиру номер 9 они и направляются. Что такое? У бабули прихватило сердце? Мучают старческие кошмары?
Алёна вскинула руку к звонку и снова замерла. Ее глаза, обращенные к Юрию, стали испуганными. Да и он отчетливо расслышал мужской голос – но не слова, не связную речь, а какое-то унылое завывание. В сочетании с женским стоном это звучало до того зловеще, что у Юрия если и не мороз по коже пошел, то уж точно весь сон слетел. А у Алёны лицо стало по-детски испуганным.
Юрий, может быть, еще колебался бы, что делать дальше. Но вдруг женский голос возвысился до крика – и замер, как будто кричавшей заткнули рот.
Юрий уже не раздумывал: изо всех сил ударил всем телом в дверь. Тридцатипятилетней давности замок не выдержал – вырвался из своего гнездышка на косяке.
Юрий ввалился в прихожую, пытаясь сохранить равновесие, одним взглядом оценивая обстановку.
Квартира залита мертвенным голубоватым светом, похожим на лунный, но более ярким, проникающим во все уголки, ледяным, зловещим; на полу лежит женщина – скорчилась, прикрывая руками голову; черная тень метнулась к балкону… Мужская фигура!
Юрий кинулся вперед, достал незнакомца в прыжке в ту минуту, когда тот уже готовился перемахнуть через ограждение между двумя балконами. Вцепился в его плечи и так рванул, что хлипенькое висячее сооружение, чудилось, заходило ходуном; что-то с грохотом обрушилось. У Юрия мелькнула бредовая мысль, что балкон все-таки обрушился и они с незваным ночным гостем уже летят вниз, но когда вокруг воцарилась кромешная тьма, он вдруг понял, что разбился источник этого жуткого голубоватого света – фонарь какой-то, что ли.
Поволок свою добычу в комнату, морщась от странного, неприятного запаха, так и бившего в ноздри. «Уделался он, что ли, со страху?» – мелькнула брезгливая мысль.
Пленник рвался, бился, даже пытался драться, но Юрий особо не церемонился – саданул по почкам. Коротко всхлипнув, ночной ходок сделался тих и послушен.
Юрий швырнул его на пол, на всякий случай притворив дверь, чтобы отсечь пути к отступлению, снова схватил пленника, подавляя попытку подняться, и только потом осознал, что в комнате уже горит свет. Алёна склонилась над женщиной, все еще лежавшей на полу, приподнимала ее голову, бормотала: «Баба Варя, баба Варечка, что с тобой?» Та не откликнулась, не понимала.
У Алёны глаза были в пол-лица – перепуганные насмерть.
– Наверное, надо «Скорую»… – выдохнула дрожащим голосом – и вдруг истерически взвизгнула, уставившись на человека, которого все еще крепко держал Юрий.
– И милицию, – закончил тот автоматически, а потом посмотрел наконец на свою добычу – и комок тошноты подкатился к горлу, когда обнаружил, что сжимает, можно сказать, в объятиях полуразложившийся труп.
Эти комья сырой земли, прилипшие к одежде, вернее, к грязным лоскутам, которые остались от костюма… Эти зеленые трупные пятна на обнажившейся коже… Этот запах тления – теперь Юрий понял, почему его так выворачивало наизнанку! И только лицо оставалось нетронутым – бледное впрозелень лицо с неподвижными, как бы резиновыми чертами, которые – вот что было, пожалуй, самым ужасным! – вдруг показались Юрию странно знакомыми. Особенно эти брови, разбежавшиеся к вискам двумя короткими запятыми, что придавало лицу наивное, изумленное, мальчишеское выражение, особенно эти яркие, вывернутые губы. Странное лицо, обаятельное даже в своей некрасивой забавности…
