Клуб неверных мужчин - Незнанский Фридрих Евсеевич (прочитать книгу txt) 📗
— Прибалт, — вздохнул Турецкий, — очередной горячий парень? Еще и сопливый. Посолиднее выделить никого не могли?
— К твоим услугам спецназ, — хихикнул Меркулов, — в любое время суток. Обращайся, не стесняйся. А оперуполномоченный по фамилии Виллис, между прочим, невзирая на возраст, очень толковый и перспективный работник. Это он, покопавшись в сводках, обнаружил аналогию между убийствами Кошкина и Эндерса, связался с Нагибиным и внес сумятицу в дело Пожарского, после чего все три убийства выделили в отдельное производство и отнесли к разряду глухарей в связи с нехваткой мозгов и умения.
— Очень перспективный работник, — согласился Турецкий и дождался, пока Меркулов «нацарапает» телефоны, забрал бумажку.
— Свяжись с ними завтра. Можешь учинить смотрины прямо у себя на хате. Ведь Ирина с утра уйдет на работу?
— А я не уйду?
— Не уйдешь, — хохотнул Меркулов. — У тебя теперь одна работа. Ну, будь здоров. И не забывай, коллега, что Большой Брат свысока внимательно за тобой наблюдает…
Жену Ирину после недолгих поисков он обнаружил в ванной комнате. Она внимательно разглядывала себя в зеркале, трогала моршинки в уголках глаз, проверяла на ощупь волосы. Он подошел, обнял ее сзади. Удивительно, как она пришла в ванную без своего ноутбука.
— Не могу понять, — пожала плечами Ирина, — мои волосы блестят или лоснятся?
Он закопался в ее волосы, глубоко и трагично вздохнул.
— Можешь не продолжать, — супруга фыркнула, — знаем мы эти тонкие способы пробраться в мои трусики. Подожди, я отойду от зеркала. Не могу уже это видеть…
— В зеркале все прекрасно, — возразил Турецкий.
Она засмеялась.
— Как сказала пожилая французская проститутка, в молодости у меня было гладкое лицо и мятая юбка. Теперь — наоборот. Ладно, — она отстранилась от своего отражения, — рассказывай, какую свинью подложил тебе Меркулов.
Подписку о неразглашении «особо секретной информации» он не давал, поэтому выложил все без утайки.
— Бедненький, — Ирина погладила его по голове. — Ну, ничего, в какие только запутки нас с тобой ни заносило. Выкрутимся. Главное, что ты останешься в Москве, а не поедешь в замшелую Тмутаракань, как это было в начале мая. Будешь нормально питаться, спать дома, а не в отстойных клоповниках, будешь выслушивать мои мудрые советы… Ведь ты же будешь держать меня в курсе своего расследования? — она погладила его по щеке. — Пойдем в кроватку, милый.
— Минуточку, — вспомнил Турецкий. — Я должен сделать срочный звонок одной необычной женщине.
Ирина засмеялась.
— А так хорошо начиналось.
— Это еще цветочки, — проворчал Турецкий. — После звонка необычной женщине, мне придется позвонить двум обычным мужикам, а вот это уже полностью выводит меня из равновесия…
Он долго вспоминал, куда засунул просроченную карточку гольф-клуба, на которой писал телефон. Снял трубку в гостиной.
— Евгения Геннадьевна? Добрый вечер.
— Ночь почти, — проворчала женщина на другом конце линии. — Кто это?
— Прошу простить, Турецкий беспокоит.
— Александр Борисович? — женщина страшно удивилась, даже голос у нее стал другим. — А что, собственно говоря?..
— Вы нашли человека, согласного взяться за расследование обстоятельств гибели вашего жениха?
— Нет… Признаться, после визита в агентство «Глория» я отчаялась чего-то добиться, поехала домой. Я не знаю, к кому мне обратиться…
— Вы еще не передумали нанять сыщика?
— Нет, но…
— После вашего ухода, Евгения Геннадьевна, я долго думал над нашим разговором. Я согласен взяться за ваше дело.
— Правда?… — в горле у нее заклокотало. — А что вас вынудило изменить свою точку зрения, Александр Борисович?
— Вас действительно это волнует?
— Нет, но…
— Вот и прекрасно, Евгения Геннадьевна. Давайте считать, что мы пришли к обоюдовыгодному соглашению. Я постараюсь прояснить обстоятельства и решу, что можно сделать. Обязательно с вами свяжусь, и мы решим процедурные и финансовые вопросы. Предложенная сумма меня устраивает. Но вы не должны меня торопить, навязывать свои условия и тому подобное. Договорились?
— Ой, Александр Борисович, я вам так признательна, я очень рада… Разумеется, вы продиктуете свои условия.
Он отключил трубку и потерся подбородком о щеку жены, которая подкралась сзади.
— А что за деяние имело место, Шурик?
— Стыдно, — признался он, — угрызения совести терзают. Но самый страшный ужас после потери близких, — перспектива работать бесплатно. Потерпи, родная, мне придется еще выдернуть из постели двух рассерженных мужчин…
Следователь Нагибин производил впечатление робкого, затурканного интеллигента, смотрел исподтишка, нервничал, постоянно похлопывал себя по карманам, протирал очки, приглаживал редкие волосинки. Уже полчаса Турецкий томился в компании этого беспокойного человека и, тоже чувствуя нервозность, беспричинно злился и поглядывал на часы. «Молодой и перспективный» работник отдела дознания нагло опаздывал.
— Кофе хотите, Олег Петрович?
— Спасибо, кофе не пью, — отмахивался следователь.
— Цвет лица бережете?
Тот нервно хихикнул, покосился в настольное зеркало на свою бледную шелушащуюся физиономию. Стал объяснять, что сердце в последние месяцы ведет себя совсем не так, как в молодости. Начал жаловаться на взрослого сына-оболтуса, мучительно решающего вопрос: продолжать ли учебу на инженера-вентиляционщика или, в качестве разнообразия, сбегать в армию. Нескладно пошутил, что счастье — это когда дети сыты, одеты, обуты, здоровы и их нет дома. В итоге с тоской покосился на бар из красного дерева, закрытый на замок, и попросил чаю.
— Будьте попроще, Олег Петрович, — посоветовал Турецкий. — Нам с вами работать, и лишняя скованность, сами понимаете, делу не подмога.
— Да я всегда такой, — отмахнулся Нагибин, — уж будьте уверены, на профессиональные качества моя взболтанность, нервные судороги, пристрастие к выпивке в нерабочее время… — он вновь покосился на бар. — Никоим образом не влияют.
Турецкий рассмеялся. Нагибин присоединился, но смех в унисон не задался. Зазвонил телефон.
— Александр Борисович? — деловито осведомился молодой голос. — Я в лифте застрял.
— Худеть надо, — проворчал Турецкий. Почему-то вспомнился анекдот про лифт в эстонской гостинице. «Вам какой этаж?» — «Пятнадцатый». — «Белье брать будете?»
— А я и так худой, — поведал деловитый абонент, — я в вашем лифте застрял. Здесь подобралась такая теплая компания — в принципе, время провести можно… Это Виллис. Серьезно, Александр Борисович, я сам виноват, в лифте было уже четверо, мне не стоило сюда давиться, но я так к вам спешил, я так опаздывал… Не волнуйтесь, жильцы с седьмого этажа уже вызвали дух лифтера, и этот дух уже чувствуется…
Похоже, компания по распутыванию безнадежного дела подбиралась теплая. Сдерживая смех, Турецкий подошел к окну.
— В эстонских школах отменили физику, — пробормотал утопающий в диване Нагибин, — дабы не травмировать детей понятием «скорость».
— Нет, мне кажется, мы имеем дело со стремительным молодым человеком, — отозвался Турецкий, выглядывая в окно. Лето, кажется, стартовало традиционно. Тополиный пух, жара, июнь. Чадил пожилой развесистый тополь, засыпая тротуары и припаркованные во дворе машины, в том числе недавно отремонтированный «ауди» Турецкого. Маленький таджик в «национальной» одежде с трафаретом на спине «Управляющая компания № 48» аккуратно обметал машины, формируя из пуха компактные кучки.
— Вы правы, Боря Виллис не так уж плох, — бормотал утонувший в диване Нагибин. — Мама русская, папа латыш. Когда крякнул Союз, отец отверг жену и ребенка, патриотично обзавелся соотечественницей, а бывшую семью «депортировал» в Россию. Боря Виллис был тогда совсем маленький. Так что, в принципе, он парень наш. Немного взбалмошный, постоянно влипает в какие-то ситуации. То на шнурок наступит, то хулиганов в подворотне повстречает, а потом фингалом красуется. Знаете, Александр Борисович, один из неоспоримых плюсов Бори Виллиса — никому, глядя на него, не придет в голову, что Боря работает в милиции. Он неплохо работает, невзирая на все окружающие его нелепицы…
