Ночной мотоциклист (сборник) - Смирнов Виктор Васильевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— Тем более что эту настойку наш завод освоил недавно, — сказал участковый, застенчиво потирая нос, — и этот Воробьев не знал ни вкуса ее, ни, это, запаха, гм.
Лейтенант уничтожающе посмотрел на незадачливого участкового, но тут Павел пришел на выручку бедняге.
— Очень дельное замечание, — сказал он.
Сковороденко улыбнулся. Это была улыбка человека, который хорошо понимает, как важно сохранять чувство юмора в самых драматических ситуациях. Однако, как мне показалось, Павел вовсе не шутил.
— В общем похоже, что дело было так, — сказал лейтенант. — Забрав деньги, пиджак — брюк по размеру не нашлось, — взломщик прихватил бутылку и отправился в кухню перекусить. Вот тут–то… А что дал ваш осмотр, доктор?
— Отравление синильной кислотой, — сказал врач, посасывая трубочку, — смерть наступила почти мгновенно, полагаю, было это около пяти часов. Никаких следов борьбы, телесных повреждений на теле не обнаружено. Не думаю, что вскрытие дает нам что–либо новое… Может, вы и правы, лейтенант. Этот Воробьев, мне кажется, страдал алкоголизмом. Возможно, что, не разобравшись, хватил… Алкоголику, знаете ли, достаточно взглянуть на этикетку, чтобы вступил в действие сильнейший условный рефлекс. Но откуда хозяин дачи раздобыл синильную кислоту? Это в авантюрных романах злодеи чуть что — сыплют в стаканы «цианку». А в действительности, к счастью, достать яд трудно. Особенно такой страшный яд… И потом: зачем Шавейкин хранил его среди химикатов?
— Позвольте мне заметить, — кашлянув, сказал участковый. — Мы, это, все здесь по–соседски живем, и я как–то, помню, заходил к товарищу Шавейкину потолковать о том, о сем. Он, это, показал мне свой садик и похвастал, что с большущим трудом раздобыл у какого–то приятеля химика синильной кислоты для окуривания… Ну, это, против всяких сельхозвредителей. Я сам слышал, что средство хорошее, хоть и редкое.
— Когда вы с ним разговаривали? — спросил Павел.
— Весной было, деревья цвели. С полгодика прошло, стало быть. Давненько.
— Все это довольно убедительно, — отозвался Чернов. — И с ядом и с химикатами… Может быть, слишком убедительно.
— Вот и меня, признаться, что–то начало смущать, — добавил лейтенант. — Сначала вроде зажегся. А теперь вижу — больно гладко выходит. Действительно, как в домино…
Он покосился на доктора, который, кажется, не считал домино игрой «умственной». Но тот, задумавшись, молчал.
— Когда, наконец, центральная отыщет этого Шавейкина? — спросил Павел. — Он нам нужен. Время идет…
— Повезло Шавейкину, — заметил Сковороденко. — Во–первых, четкое алиби, а во–вторых, когда вернется, то сначала наткнется на постового, а не на труп. Наткнуться в собственной кухне на мертвого человека — это такая штука!..
— По–всякому бывает, — сказал Павел. — У иных людей железные нервы. Но, мне кажется, надо еще раз поговорить с почтальоном.
Лейтенант пригласил Савицкого, Почтальон неловко, боком протиснулся в дверь, уселся в кресло, нервно сцепив пальцы, оглядел нас.
— Я уже рассказывал участковому, — сказал он приглушенным голосом, робея перед столь грозной аудиторией. Он не в первый раз давал пояснения, и слова казались заученными, стертыми. — В половине шестого, как обычно, я обходил поселок с целью вручения вечерней корреспонденции. Подойдя к дому гражданина Шавейкина, я постучал в калитку.
— Вы всегда стучите или просто опускаете газеты в ящик? — спросил Павел.
— Гражданин Шавейкин, если он дома, с нетерпением ждет свежую почту, — ответил Савицкий, переводя дыхание. — Тем более сегодня опубликована таблица трехпроцентного займа, а он проявляет к этому делу интерес. Я хотел его порадовать. Может, его ждет выигрыш!.. У нас не как в городе — все друг друга знаем.
— Вы постучали — и?
— На стук никто не ответил, но меня удивило вот что: собака не отозвалась. Этот пес бросается на малейший шорох. Я решил, что хозяин вернулся и взял собаку в дом.
— Быть может, собака просто привыкла к вам и потому не лаяла, — сказал Павел.
— К сожалению, собаки никогда не привыкают к почтальонам, — сказал Савицкий. — Уж это я могу вам сообщить с полным знанием дела… Я толкнул калитку и увидел, что она не заперта на щеколду. Это еще более укрепило меня в мысли, что хозяин дома, и я вошел на участок, чтобы вручить ему газету лично. Подойдя к крыльцу, я обнаружил, что висячий замок сорван, а собака… Тут же я побежал на станцию и позвонил товарищу участковому, сообщил обо всем.
— Скажите, а где вы были в пять часов? — спросил Павел.
— В почтовом отделении возле станции, — без колебаний ответил Савицкий, — получал газеты. К нам они пришли поздно.
— Вы давно живете здесь?
— Несколько лет назад мы переехали сюда из Белоруссии.
— В деревне Бугрихе у вас есть родственники?
— Есть. Зыкины их фамилия. Сестра моя, видите ли…
Но он не успел объяснить, какая степень родства объединяла его с Зыкиными. В дверях показалась загорелая физиономия Сабареева.
— Центральная сообщает, товарищ старший лейтенант, что отыскали знакомого, у которого был Шавейкин. Но самого Шавейкина не застали — пять минут назад выехал в направлении Кунтукского тракта. Полагают, через полчаса будет здесь.
Павел встрепенулся. Теперь он почему–то смотрел на меня. Только на меня. Почтальона он уже не слушал. Потом кивнул мне головой, показывая на дверь.
— На минутку.
Мы вышли на крыльцо. Уже совсем стемнело, шумели едва различимые в сумерках громады сосен. Павел постукивал пальцами по перилам. Я чувствовал, что он словно сжался в комок от нервного напряжения, и его состояние невольно передалось мне, хотя я еще не понимал, в чем дело. Самая щепетильная и неприятная часть расследования, думал я, уже позади. Но откуда же исходит сигнал тревоги?
— Нет ничего хуже, когда догадываешься, в чем дело, и чувствуешь себя бессильным что–либо доказать, — сказал Павел глухим голосом — Когда понимаешь, что тебя перехитрили… Не просто тебя, а закон, потому что ты его представляешь. Может быть, я несу банальщину, но… Можешь ты понять человека нашей профессии? Ты представь, что на тебе милицейская форма и фуражка с кокардой, и ты едешь в электричке, и вдруг какое–то вооруженное хулиганье набрасывается на пассажира, сводя счеты, — и ты, ты должен встать первым! Сколько бы их там ни было и чем бы ни были вооружены, ты должен быть первым. И если загорится дом или перевернется лодка на реке — всюду ты, понимаешь, ты! И не имеешь права не то что отступить, даже промедлить… Но это еще не самое трудное в нашей профессии. Вот сейчас я чувствую себя никчемностью перед лицом расчетливого, коварного преступника. Если ошибусь, он останется безнаказанным. И безнаказанность может толкнуть его на новое преступление. Кто же в ответе? Я молчал, несколько ошарашенный признанием, которое плохо вязалось со сценой в гостиной, где Павел выглядел достаточно уверенным в себе сотрудником милиции, отнюдь не склонным предаваться рефлексии.
— У нас всего лишь несколько минут, — сказал Павел. — И начал я так длинно, чтобы ты понял, как все это обязывает. Понял и по–настоящему помог. Может быть, я ошибаюсь, но… Нет, вряд ли ошибаюсь! Ты единственный человек, который может помочь мне очень быстро распутать клубок. Иначе его никогда не (распутаешь! А в нашем распоряжении очень мало времени…
— Но чем же я?.. Я ведь ничего не знаю.
— Попробую хоть кое–что объяснить, — произнес Павел скороговоркой. — Смотри!
Он зажег фонарик и спрыгнул с крыльца. Узкий электрический луч словно бы сгустил темноту, выделив среди нее небольшое светлое пространство.
— Я Воробьев, понимаешь? — сказал Павел — Я подхожу к дому. Оружия у меня нет. У дома набрасывается собака. Именно у дома, иначе я не успел бы схватить топор и пришлось бы спасаться бегством… Вот я заметил топор под крыльцом. Я беру его…
Для того чтобы подхватить колун, Павлу пришлось встать на колено и сунуть голову под крыльцо.
— А собака лютый зверь, тигр — ты слышал рассказ участкового и почтальона? И она не покусала меня в эту минуту, она подождала и дала себя убить! Чушь, не правда ли?
