Убить, чтобы воскреснуть - Арсеньева Елена (список книг TXT) 📗
Кто-то истошно посигналил сзади, троллейбус тронулся. Началась толкотня: народ пробивался к последним свободным сиденьям.
Альбина протиснулась к заднему окну, пристроила цветы у самого стекла, за поручнем. Как ни странно, им даже в этой давке ничего не сделалось. Хотя теперь это не имеет никакого значения. И зачем она вообще потащила их обратно? Надо было оставить где-нибудь на лавочке в больничном садике. Не домой же нести, мучиться от несбыточных мечтаний!
Она бездумно смотрела в грязное стекло на белый джип, который пристроился за троллейбусом и не отставал, только вдруг начинал иногда сигналить. Тесно ему, что ли? Ну и обогнал бы, дорога, вон, совершенно свободная. Смешно!
Смешно было так же и то, что сидевший за рулем джипа беспрестанно махал рукой. Солнце било прямо в ветровое стекло автомобиля, Альбина ничего не видела, кроме блескучего светового пятна, однако эти маханья ужасно ее раздражали. Тоже мне, каскадер — вести машину одной рукой. А может, он просто выставляется, потому что кто-то смотрит на него? Она отвернулась в сердцах — и в ту же минуту в боковом стекле увидела белый джип, который пошел на обгон троллейбуса, отчаянно при этом сигналя. В следующее мгновение Альбину вместе с толпой пассажиров резко бросило вперед: троллейбус внезапно затормозил.
— Ой, что ты творишь, не картошку все-таки везешь!
— Да он не виноват, его какой-то джип подрезал.
— Ух, эти новые русские, всех бы их строем на лесоповал!
— Да ему что-то надо, этому парню, он с водителем говорит, — раздавалось на разные голоса.
Лязгнули, открываясь, двери.
— Что, авария? Не поедем дальше? — громко заволновались кругом, и вдруг голос, усиленный микрофоном, перекрыл шум:
— Альбина! Альбина, выйди, пожалуйста! Это Герман.
У нее ослабели ноги. Было такое ощущение, что внутри костер вспыхнул. Лицо запылало так, что люди начали на нее оборачиваться: может быть, их тоже обжигало пламенем этого костра? — Альбина! — снова раздался голос. — Пожалуйста, выйди, я же тебя видел на задней площадке!
Кто-то пихнул Альбину в бок. Худенькая, отчаянно накрашенная девица смотрела во все глаза:
— Ну иди, чего стала? Он же тебе всю дорогу из джипа махал, а ты как деревянная. Я-то думала, он мне машет…
— Идите, идите, девушка, не задерживайте. И так сколько ждали этого троллейбуса, а теперь еще из-за вас стой тут! — загомонили вокруг.
Альбина ринулась к дверям.
— Эй, цветы!
Та же девчонка протянула ей букет, вытаращив глаза при виде стоящего на обочине Германа.
— За-ши-бись! Везет же людям! Иди скорей, а то я вместо тебя пойду. Эй, а ты уверен, что тебе нужна именно Альбина, а не Томка?
Герман только рукой взмахнул, и двери сомкнулись за спиной Альбины прямо перед Томкиным носом.
— Давай по-быстрому в машину, а то троллейбусу меня не объехать, — потащил ее вперед Герман.
Вскочили в джип, и тот, прощально посигналив, рванул с места.
Альбину прижало к спинке. Сидела прямая, как палка, уронив на колени букет, ошеломленно глядя вперед.
— Может, поздороваемся? — сказал Герман, заруливая в первый же «карман». Заглушил мотор и повернулся к Альбине.
Она отпрянула, выставила перед собой букет, как щит:
— Здравствуйте. Это вам.
Он мгновение смотрел на нее, потом взял букет.
— Спасибо.
Перегнулся через сиденье, подал Альбине что-то… невероятное, зелено-алое.
— А это вам.
Роза! Одна роза — на длинном стебле, полураспустившаяся, влажная, благоуханная, алая, как…
Альбина смотрела на нее завороженно, боясь прикоснуться. Потом робко протянула руку, взяла — и ойкнула, уколов пальцы.
— Давай ее лучше вот сюда положим, хорошо? — Роза легла рядом с гвоздиками под ветровое стекло. — Ей только в вазе стоять, такой колючей.
Теперь между ними уже ничего не было, никакой защитной стены.
Альбина нервно сплела пальцы.
— Как ты… как вы?..
— Хочешь спросить, как я здесь очутился? — кивнул Герман. — Тебя ждал. Девочки в приемной мне сказали, что ты обычно приезжала между четырьмя и пятью, ну, я и окопался там где-то около четырех. Смотрел во все глаза, а увидел тебя уже на остановке, и троллейбус подходит. Ну, я и рванул. Конечно, в крайнем случае, я бы тебя завтра на работе нашел, но мне хотелось с тобой еще сегодня увидеться.
— Зачем? — шевельнула губами Альбина.
— Что зачем? Увидеть? Н-ну… — Он поглядел исподлобья. — Я же не спрашиваю, зачем ты каждый день… кстати, как ты узнала, что я больше всех цветов люблю белые гвоздики?
Альбина зачем-то покачала головой.
— Все-таки поздороваемся? — спросил Герман, беря ее за плечи и медленно привлекая к себе.
У Альбины так дрожали губы, что пришлось прижать их ладонью. Герман легко коснулся ее щеки, заглянул в испуганные глаза:
— Ты что?
Она опять покачала головой.
— Ну ладно, поехали.
Никто не знает, каким усилием удалось ей подавить слезы. Что она наделала?! Все испортила, все.
— Ты не торопишься? — спросил Герман, выбираясь на дорогу. — А то я хотел тебя домой пригласить, в гости. Мы с отцом холостякуем, вот такие дела.
— Почему… — слабо шепнула Альбина.
— Все тебе расскажи! — усмехнулся он. — Сестру и маму мы еще в марте отправили… в Африку. Нет, правда! — встрепенулся, заметив недоверчивое движение Альбины. — Там живет мой самый близкий друг, он настоящий африканский колдун и родственник Пушкина, и если кто-то в мире способен привести Ладу в себя, так один он. Жалею только, что сразу ее туда не отправил. Да я чистую правду говорю, ну что ты так на меня смотришь, будто ни одному слову не веришь? — воскликнул с досадой.
Альбина и правда не могла поверить. Только не ему — судьбе. И ее «почему» относилось отнюдь не к отъезду матери и сестры Германа!
— Как ты теперь себя чувствуешь? — попыталась перевести разговор на безопасную тему, надеясь, что Герман начнет рассказывать, рассказ займет всю дорогу и это даст Альбине время собраться с мыслями, а главное — не позволит слишком разыграться воображению по поводу этого внезапного приглашения. Подумаешь, в гости позвал, что тут особенного?
Герман, впрочем, не спешил с ответом. Покосившись, Альбина увидела, как щека его задергалась.
— Чувствую себя последним трусом и никчемной тряпкой, — сухо ответил он. — Чувствую себя мерзкой тварью, которая только и способна, что убивать под покровом ночи, как раньше писали в романах, а теперь это звучит проще и точнее — убивать из-за угла. А когда пришлось оказаться с этими мерзавцами лицом к лицу, я ничего не смог, только ходил из угла в угол, как баран, подчиняясь их приказам, и даже подумать невыносимо, до чего я мог бы дойти, не вмешайся тогда Саша-афганец, царство ему небесное.
Альбина так стиснула кулаки, что ногти вонзились в ладони. Пожалуй, это движение следует взять на вооружение: уже готовые прорваться слезы приостановились где-то на уровне нижних век. Теперь главное — не наклонять голову, чтобы не пролились.
Жалость, ударившая ее в сердце, была острой, как боль. Невыносимо видеть, как он мучается. Неважно, справедливо мучение или происходит от повышенной требовательности к себе! Альбина не может позволить, чтобы он страдал, потому что это ей еще тяжелее.
— Ну а как ты мог иначе поступить с Хинганом? — выпалила, даже не дав себе труда задуматься над словами. — Что, на дуэль его вызвать, сволочь такую? Какою мерою мерите — такою и вам отмерится! Око за око, зуб за зуб — этого никто еще не отменял, как, к сожалению, отменили смертную казнь! Преступник должен бояться возмездия, бояться расправы, бояться смерти. Если б можно было кому-то рассказать про Хингана, это на многих подействовало бы. Но слух и теперь пройдет по тюремному телеграфу. Будут знать, будут! Этим двум подонкам тоже теперь жизни, считай, не видать. Мало, что они себе еще минимум по пять лет прибавили, так теперь всем известно, за что они на самом деле сели.
Она приостановилась перевести дух и вдруг заметила, что Герман не столько смотрит на дорогу, — джип идет как бы на автопилоте, — сколько на нее. На мгновение испугалась того, что только что наговорила. И она ведь проболталась о Хингане, о чем вроде бы вообще знать не должна была! Одна надежда, если Герман подумает, что все это она взяла из слов Стольника, который тоже говорил довольно много. А вдруг спросит?.. Что, рассказывать все сначала? И про тот жуткий эпизод на Сухаревке, когда Герман по ее дурости чуть не погиб? Ой, нет, надо молиться, чтобы он ее не узнал, не вспомнил! Зря она тогда ляпнула про их московское знакомство. Как бы снова не наболтать чего-нибудь лишнего!.. Однако замолчать, дать возможность Герману задавать вопросы показалось еще страшнее — и опять Альбина бросилась в откровения, как в воду:
